Суд над «Цинковыми мальчиками»
(История в документах)
URL: http://militera.lib.ru/research/aleksievich1/04.html
Хроника суда
Недавно группа матерей воинов-интернационалистов, погибших в Афганистане, подала в суд на писательницу Светлану Алексиевич. Их исковое заявление будет рассматриваться в народном суде Центрального района Минска.
Поводом для обращения в суд стал спектакль «Цинковые мальчики», поставленный на сцене Белорусского театра имени Янки Купалы. Затем он был записан республиканским телевидением и продемонстрирован жителям Беларуси. Матерей, несущих в себе все эти годы свое неизбывное горе, оскорбило, что их мальчики показаны исключительно как бездушные роботы-убийцы, мародеры, наркоманы и насильники, не ведающие пощады ни старому, ни малому. (Л. Григорьев, «Вечерний Минск », 12 июня 1992 г.)
* * *
«За «Цинковых мальчиков» — в суд» — так называлась заметка, напечатанная 22 июня в газете «На страже Октября» и в некоторых других изданиях. «Писательнице Светлане Алексиевич, — говорилось в заметке, — после выхода ее книги объявили настоящую войну — автора обвиняют в искажении и фальсификации рассказов «афганцев» и их матерей. И вот [251] очередное наступление после появления на сцене Белорусского театра имени Я. Купалы и на экранах телевидения одноименного спектакля. Судьям Центрального района надо будет рассмотреть исковое заявление группы матерей погибших воинов-интернационалистов. Дата суда еще не назначена. Спектакль снят со сцены…»
Мы позвонили в суд Центрального района столицы с просьбой прокомментировать это сообщение, но там оно вызвало удивление. Секретарь С. Кульган сказала нам, что такое исковое заявление в суд не поступало…
Как пояснил нам автор заметки в газете «На страже Октября» В. Стрельский, информация была взята им из московской газеты «Красная звезда»… ( «Чырвоная змена », 14 июля 1992 г.)
* * *
В народном суде Центрального района Минска сегодня начнется судебный процесс по делу известной белорусской писательницы Светланы Алексиевич.
Судебный иск подали несколько матерей погибших воинов-интернационалистов. Алексиевич перед написанием своей нашумевшей книги «Цинковые мальчики» брала интервью у матерей погибших «афганцев», после чего, по их мнению, сильно исказила в своем произведении сообщенные ей факты. ( «Вечерний Минск », 19 января 1993 г.)
* * *
20 января газета «Советская Белоруссия» сообщила: «В народном суде Центрального района Минска начался судебный процесс по делу писательницы Светланы Алексиевич…»
А за день до этого, 19 января, газета «Вечерний Минск» опубликовала заметку на эту же тему под заголовком «Суд над литераторами». Я специально [252] указываю конкретные даты публикаций. Дело в следующем…
Посетив суд Центрального района столицы Беларуси, я узнал, что дело ведет судья Городничева.
Включить диктофон она не разрешила. От каких-либо пояснений категорически отказалась, сославшись на то, что «не нужно нагнетать атмосферу». Но Городничева таки продемонстрировала папку по делу Алексиевич, которая была заведена… 20 января. То есть очевидно: материалы для печати о том, что суд идет (!), были готовы еще до того, как сама судья завела дело… (Леонид Свиридов, «Собеседник », № 6, 1993 г.)
* * *
В народный суд Центрального района Минска поступило два исковых заявления. Бывший «афганец», ныне инвалид, утверждает, что С. Алексиевич написала о той войне и о нем лично неправду, оклеветала. Посему должна публично извиниться, а поруганную солдатскую честь компенсировать суммой в 50 тысяч рублей. Мать погибшего офицера разошлась с писательницей в оценках советского патриотизма и его роли в воспитании молодого поколения.
С обоими истцами Светлана Алексиевич встречалась несколько лет назад в процессе работы над известной книгой «Цинковые мальчики». Оба ныне заявляют, что говорили тогда «не так», а если и говорили «так», как зафиксировано в книге, то сейчас передумали.
Небезынтересные нюансы. Солдат-истец, обвиняя писательницу в искажении фактов, в оскорблении его достоинства, ссылается на газетную публикацию 1989 года. Хотя в ней фигурирует не его, а совсем иная солдатская фамилия. Мать-истица уводит суд в лабиринты политики и психологии, откуда не вызволит и рота научных экспертов. Тем не менее оба иска [253] приняты нарсудьей к производству. Судебные заседания еще не начались, но вовсю идет досудебный допрос писательницы… (Анатолий Козлович, «Литературная газета », 10 февраля 1993 г.)
* * *
Под судом известная белорусская писательница Светлана Алексиевич, напомнившая в свое время о том, что «У войны не женское лицо». Оказалось, что пепел Афганистана еще стучит в сердца некоторых возмущенных читателей, не простивших С Алексиевич «Цинковых мальчиков», документальную повесть о неизвестной афганской войне. Писательницу обвиняют в передержках, выборочном использовании представленных ей участниками войны, вдовами и матерями погибших солдат материалов. И вообще в клевете, антипатриотизме и очернительстве. Пока не ясно, будет ли дан делу «законный ход» или все-таки авторы искового заявления, потребовав некоей моральной компенсации, до суда (открытого суда) не доведут. Но сигнал характерный. Прямо встала тень майора Червонописсного, поучавшего на съезде союзных депутатов академика Андрея Сахарова, как тому следует оценивать афганскую войну. (Федор Михайлов, «Куранты », 3 февраля 1993 г.)
Из судебного иска Ляшенко Олега Сергеевича, бывшего рядового, гранатометчика
6 октября 1989 года в статье «Мы возвращаемся оттуда…», опубликованной в газете «Лiтаратура i мастацтва», были напечатаны отрывки из документальной книги Светланы Алексиевич «Цинковые мальчики». Один из монологов подписан моим именем (фамилия указана неправильно).
В монологе отражен мой рассказ об афганской [254] войне и моем пребывании в Афганистане, отношениях между людьми на войне, после войны и т.д.
Алексиевич полностью исказила мой рассказ, дописала то, что я не говорил, а если говорил, то понимал это по-другому, сделала самостоятельные выводы, которые я не делал.
Часть высказываний, которые написала С. Алексиевич от моего имени, унижают и оскорбляют мои честь и достоинство.
Это следующие фразы:
1. «В Витебской «учебке» не было секретом, что нас готовят в Афганистан. Один признался, что боится, мол, нас там всех перестреляют. Я стал его презирать. Перед самым отъездом еще один отказался ехать…
Я считал его ненормальным.
Мы ехали делать революцию».
2. «Через две-три недели от тебя ничего прежнего не остается, только твое имя. Ты — это уже не ты, а другой человек. И этот человек при виде убитого уже не пугается, а спокойно или с досадой думает о том, как будут его стаскивать со скалы или тянуть по жаре несколько километров.
…Ему знакомо собственное и чужое возбуждение при виде убитого: не меня! Вот такое превращение… Почти со всеми».
3. «Я был приучен стрелять, куда мне прикажут. Стрелял, не жалея никого. Мог убить ребенка… Каждый хотел вернуться домой. Каждый старался выжить. Думать было некогда… К чужой смерти я привык, а собственной боялся».
4. «Не пишите только о нашем афганском братстве. Его нет. Я в него не верю. На войне нас объединял страх. Нас одинаково обманули… Здесь нас объединяет то, что у нас ничего нет. У нас одни проблемы: пенсии, квартиры, лекарства… мебельные гарнитуры. Решим их, и наши клубы распадутся. [255]
Вот я достану, пропихну, выгрызу себе квартиру, мебель, холодильник, стиральную машину, японский «видик» — и все! Молодежь к нам не потянулась. Мы непонятны ей. Вроде приравнены к участникам Великой Отечественной войны, но те Родину защищали, а мы? Мы, что ли, в роли немцев — так мне один парень сказал.
А мы на них злы. Кто там со мной не был, не видел, не пережил, не испытал — тот мне никто».
Все эти высказывания глубоко оскорбляют мое человеческое достоинство, так как такое не говорил, так не думаю и считаю, что эти сведения порочат мою честь как мужчины, человека, солдата… (Без личной подписи, 20 января 1993 г.)
Из стенограммы досудебного собеседования
Присутствовали: судья Т. Городничева, адвокаты Т. Власова, В. Лушкинов, истец О. Ляшенко, ответчица С. Алексиевич.
С у д ь я Т. Г о р о д н и ч е в а: Истец, вы утверждаете, что писательница исказила сообщенные вами факты?
О. Л я ш е н к о: Да.
С у д ь я Т. Г о р о д н и ч е в а: Ответчица, прошу пояснить по существу данного вопроса.
С. А л е к с и е в и ч: Олег, я хотела бы тебе напомнить, как ты рассказывал и плакал, когда мы встретились, и не верил, что твою правду можно будет когда-нибудь напечатать. Ты просил, чтобы я это сделала… Я написала. И что теперь? Тебя опять обманывают и используют… Во второй раз… Но ты же тогда говорил, что уже никогда не дашь себя обмануть?
О. Л я ш е н к о: Побывали бы вы на моем [256] месте: нищая пенсия, работы у меня нет, двое маленьких детей… Жену недавно тоже сократили. Как жить? На что жить? А у вас гонорары… Печатаетесь за границей… А мы, получается, убийцы, насильники…
А д в о к а т Т. В л а с о в а: Я протестую. На моего подзащитного оказывается психологическое давление. У меня отец был летчик, генерал, он тоже погиб в Афганистане… Там все было святое… Это — святые смерти… Они выполняли присягу… Родину защищали…
С у д ь я Т. Г о р о д н и ч е в а: На чем настаивает истец?
О. Л я ш е н к о: Чтобы писательница передо мной публично извинилась и мне был возмещен моральный ущерб…
С у д ь я Т. Г о р о д н и ч е в а: Вы настаиваете только на опровержении опубликованных фактов?
О. Л я ш е н к о: За мою поруганную солдатскую честь я требую, чтобы С. Алексиевич заплатила мне 50 тысяч рублей.
С. А л е к с и е в и ч: Олег, я не верю, что это твои слова. Это ты говоришь с чужих слов… Я помню тебя другого… И ты слишком дешево оценил свое обожженное лицо, потерянный глаз, сломанную руку. Только не меня надо звать в суд. Ты перепутал меня с Министерством обороны и Политбюро КПСС…
А д в о к а т Т. В л а с о в а: Я протестую! Это — психологическое давление…
С. А л е к с и е в и ч: Когда мы с тобой встречались, Олег, пять лет назад, ты был честен, я боялась за тебя. Я боялась, что у тебя могут быть неприятности с КГБ, ведь вас всех заставляли подписывать бумагу о неразглашении военной тайны. [257]
И я изменила твою фамилию. Я изменила ее, чтобы защитить тебя, а теперь должна этим же от тебя сама защищаться. Поскольку там не твоя фамилия, то — это собирательный образ… И твои претензии безосновательны…
О. Л я ш е н к о: Нет, это мои слова. Это я говорил… Там и то, как меня ранило… И… Там все мое…
Из судебного иска Екатерины Никитичны Платициной, матери погибшего майора Александра Платицина
6 октября 1989 года в статье «Мы возвращаемся оттуда… » в газете «Літаратура і мастацтва» были опубликованы отрывки из документальной книги Светланы Алексиевич «Цинковые мальчики». Один из монологов, как матери погибшего в Афганистане майора А. Платицина, подписан моим именем.
Полностью этот монолог включен в книгу С. Алексиевич «Цинковые мальчики».
В монологе, напечатанном в газете и книге, искажен мой рассказ о сыне. С. Алексиевич, несмотря на то, что книга документальная, некоторые факты добавила от себя, многое из моих рассказов опустила, сделала самостоятельные выводы и подписала монолог моим именем.
Статья оскорбляет и унижает мои честь и достоинство… (Без личной подписи, без даты)
Из стенограммы досудебного собеседования
Присутствовали: судья Т. Городничева, адвокаты Т. Власова, В. Лушкинов, истица Е. Платицина, ответчица С. Алексиевич. [258]
С у д ь я Т. Г о р о д н и ч е в а: Мы слушаем вас, Екатерина Никитична…
Е. П л а т и ц и н а: Образ сына, запечатленный в моем сознании, полностью не соответствует образу, выведенному в книге.
С у д ь я Т. Г о р о д н и ч е в а: Вы могли бы пояснить свою мысль: где, в каком месте и как искажены факты?
Е. П л а т и ц и н а (берет в руки книгу): Там все не так, как я говорила. Мой сын был не такой. Он любил свою Родину. (Плачет.)
С у д ь я Т. Г о р о д н и ч е в а: Я прошу вас успокоиться и назвать нам факты.
Е. П л а т и ц и н а (зачитывает из книги): «После Афганистана (это когда он приехал в отпуск) еще нежнее стал. Все ему дома нравилось. Но были минуты, когда сядет и молчит, никого не видит — по ночам вскакивал, ходил по комнате. Один раз просыпаюсь от крика: «Вспышки! Вспышки!..» Другой раз слышу ночью: кто-то плачет. Кто может у нас плакать? Маленьких детей нет. Открываю его комнату: он обхватил голову двумя руками и плачет…»
Он был офицер. Боевой офицер. А тут он показан как плакса. Разве об этом надо было писать?
С у д ь я Т. Г о р о д н и ч е в а: Я сама готова заплакать. И не раз плакала, когда читала эту книгу, ваш рассказ. Но что здесь оскорбляет вашу честь и достоинство?
Е. П л а т и ц и н а: Понимаете, он был боевой офицер. Он не мог заплакать. Или вот еще: «Через два дня был Новый год. Под елку спрятал нам подарки. Мне платок большой. Черный. «Зачем ты, сыночек, черный выбрал?» — «Мамочка, там были разные. Но пока моя очередь подошла, только черные остались. Посмотри, он тебе идет…» [258]
Получается, что мой сын стоял в очередях, он терпеть не мог магазины и очереди. А тут он на войне стоит в очереди… Мне, за платком… Зачем было об этом писать? Он был боевой офицер. Он погиб.
Светлана Александровна, зачем вы такое понаписали?
С. А л е к с и е в и ч: Когда я писала ваш рассказ, я тоже плакала. И ненавидела тех, кто послал вашего сына зря погибнуть в чужой стране. И мы были тогда с вами вместе, заодно.
Е. П л а т и ц и н а: Вы говорите, что я должна ненавидеть государство, партию… А я горжусь своим сыном! Он погиб как боевой офицер. Его все товарищи любили. Я люблю то государство, в котором мы жили, СССР, потому что за него погиб мой сын. А вас ненавижу! Мне не нужна ваша страшная правда. Она нам не нужна!! Слышите?!
С. А л е к с и е в и ч: Я, наверное, могла бы вас понять. Мы могли бы поговорить. Но почему мы должны говорить об этом в суде? Вот это я не могу понять.
* * *
…По кондовому советскому сценарию, Светлана Алексиевич организованно проклинается как агент ЦРУ, прислужница мирового империализма, клевещущая на свою великую Родину и ее героических сыновей якобы за два «мерседеса» и долларовые подачки…
Первый суд так ничем и не закончился, так как истцы — бывший рядовой О. Ляшенко и мать погибшего офицера Е. Н. Платицина — не явились на судебное разбирательство. Но через полгода было подано два новых иска: от И. С. Головневой, матери погибшего старшего лейтенанта Ю. Головнева, председателя Белорусского клуба матерей погибших [260] воинов-интернационалистов, и Тараса Кецмура, бывшего рядового, ныне председателя Минского клуба воинов-интернационалистов… (Газета «Права человека », № 3, 1993 г.)
* * *
14 сентября в Минске состоялся суд, где ответчиком выступала писательница Светлана Алексиевич.
И тут началось самое интересное. «Исковое заявление от матери погибшего «афганца» И. С. Головневой поступило в суд без даты, — сказал адвокат Алексиевич Василий Лушкинов. — Нам же его копию представили вообще без подписи и, естественно, без даты. Однако это не помешало судье Татьяне Городничевой возбудить дело по 7-й статье Гражданского кодекса. Вызывает удивление и то, что само дело было процессуально не оформлено к моменту суда, то есть в книге регистрации номер его уже существовал, хотя еще не было вынесено определение о возбуждении гражданского дела».
Однако суд состоялся… на нем председательствовал человек, дело увидевший, собственно, на самом суде. О том, что судья Т. Городничева заменена на судью И. Ждановича, Светлана Алексиевич и ее адвокат узнали только за десять минут до начала заседания.
«Это скорее вопрос морали, нежели юридический вопрос», — отреагировал Василий Лушкинов.
Может быть, и так. Но за столом истцов внезапно появился еще один герой книги Светланы Алексиевич — Тарас Кецмур, а перед судьей И. Ждановичем легло его исковое заявление без подписи и, разумеется, без возбужденного по этому поводу дела.
Адвокат ответчицы обратил внимание суда на этот нонсенс и заявил протест. Судебное заседание было перенесено… (Олег Блоцкий, «Литературная газета », 6 октября 1993 г.) [261]
Из стенограммы судебного заседания 29 ноября 1993 г.
Состав суда: судья И. Н. Жданович, народные заседатели Т. В. Борисевич, Т. С. Сороко. Истцы: И. С. Головнева, Т. М. Кецмур. Ответчица: С. А. Алексиевич.
Из судебного иска Инны Сергеевны Головневой, матери погибшего старшего лейтенанта Ю. Головнева
В газете «Комсомольская правда» от 15.02.90 г. опубликованы отрывки из документальной повести С. Алексиевич «Цинковые мальчики» — «Монологи тех, кто прошел Афганистан».
В опубликованном за моей фамилией монологе имеются неточности и искажения фактов, сообщаемых мною С. Алексиевич, а также явная ложь, вымыслы, т.е. изложение с моих якобы слов обстоятельств, о которых я не сообщала и не могла сообщить. Вольная интерпретация моих высказываний, а также явные домыслы, изложенные от моего имени, порочат мою честь и достоинство, тем более что повесть документальная. Как я полагаю, автор-документалист обязан в точности излагать полученную информацию, иметь записи бесед, согласовывать тексты с интервьюируемым.
Так, Алексиевич указывает в статье: «Нехорошо матери в этом признаваться… но я любила его больше всех. Больше, чем мужа, больше, чем второго сына…» (Речь идет о моем погибшем сыне Юре.) Приведенная цитата выдуманная (не соответствует изложенному). Указание о различной якобы степени любви к членам семьи повлекло конфликты в семье и, полагаю, порочат мое достоинство. [262]
Далее: «В первом классе он знал, читал наизусть не сказки, не детские стихи, а целые страницы из книги «Как закалялась сталь» Н. Островского. «Из приведенной фразы следует, что сын воспитывался в семье каких-то фанатиков. Я же Алексиевич рассказывала, что Юра уже в 7-8 лет читал серьезные книги, в том числе «Как закалялась сталь».
Алексиевич исказила и мой якобы рассказ об обстоятельствах отправки сына в Афганистан. Она указывает на его якобы слова: «Я поеду в Афганистан, чтобы доказать им, что в жизни есть высокое, что не каждому нужен для счастья только забитый мясом холодильник». Ничего подобного не было. Утверждения Алексиевич порочат меня и моего сына, ничего и никому он не доказывал. Как нормальный человек, патриот, романтик, он добровольно попросился в Афганистан.
Не говорила я Алексиевич и таких фраз, когда заподозрила о намерении сына попроситься в Афганистан: «Тебя убьют там не за Родину… Тебя убьют неизвестно за что… Разве может Родина посылать на гибель…» Я сама отправила его туда. Сама!..»
Данная цитата порочит мои честь и достоинство, представляя меня двуличным человеком с двойной моралью.
Неверно описан спор между сыновьями. У Алексиевич написано так: «Ты, Гена, мало читаешь. Никогда не увидишь книгу у тебя на коленях. Всегда гитара…»
Спор между сыновьями был лишь в одном: в выборе профессии младшего сына. Гитары у них не было.
Эта фраза Алексиевич оскорбляет меня тем, что она подчеркивает мою нелюбовь к младшему сыну. Я ей такие слова не говорила.
Считаю, что Алексиевич, решив представить [263] события, связанные с войной в Афганистане, не только как политическую ошибку, а и как вину всего народа, тенденциозна, а зачастую и просто домысливала обстоятельства, якобы имевшие место в интервью. Цель ее — преподнести наш народ — солдат, побывавших в Афганистане, их родственников — как людей беспринципных, жестоких, безразличных к чужим страданиям.
Для облегчения работы Алексиевич я предоставила ей дневник сына, однако это не помогло ей изложить обстоятельства действительно документально.
Прошу извинения Алексиевич за искажения подлинного моего материала и за опорочивание моих чести и достоинства в газете «Комсомольская правда». (Без личной подписи, без даты)
Из судебного иска Тараса Кецмура, бывшего рядового
В изложенном тексте моего первого искового заявления о защите чести и достоинства не указаны конкретные претензии к С. Алексиевич за ее публикацию в «Комсомольской правде» (15.02.90 г.). Настоящим дополняю и подтверждаю его: все, что изложено С. Алексиевич в газетной статье и в книге «Цинковые мальчики», — вымысел и не имело места в действительности, так как я с ней не встречался и ничего ей не говорил.
С выходом статьи 15 февраля 1990 г. в «Комсомольской правде» я прочел следующее:
«Уехал в Афганистан со своей собакой Чарой, крикнешь «Умри!», и она падает. Если не по себе, сильно расстроен, она садилась рядом и плакала. Первые дни я немел от восторга, что там…»
«Вы, пожалуйста, никогда не трогайте этого, [264] много сейчас умников здесь, почему же никто не положил партбилет, никто пулю себе в лоб не пустил, когда мы были там…»
«Я там видел, как выкапывают на полях железо и человеческие кости… я видел оранжевую, ледовую корку на застывшем лице убитого, да, почему-то оранжевую…»
«В моей комнате те же книги, фото, магнитофон, гитара, а я другой. Через парк не могу пройти, оглядываюсь. В кафе официант станет за спиной: «Заказывайте», — а я готов вскочить и убежать. Не могу, чтобы у меня кто-то за спиной стоял. Увидишь гада, одна мысль — расстрелять его надо».
«На войне приходилось делать прямо противоположное тому, чему нас учили в мирной жизни, а в мирной жизни надо было забыть все навыки, приобретенные на войне».
«Я стреляю отлично, прицельно метаю гранаты, зачем мне это. Ходил в военкомат, просился назад, не взяли. Война скоро кончится, вернутся такие же, как и я. Нас будет больше».
Практически этот же текст я прочитал и в книге «Цинковые мальчики» с небольшими литературными поправками, где фигурирует та же собака, те же мысли вслух.
Еще раз подтверждаю, что это чистый вымысел, приписанный к моему имени…
В связи с вышеизложенным прошу высокий суд защитить опороченную честь солдата и гражданина. (Без личной подписи, без даты)
Из выступления И. С. Головневой
Мы долго жили за границей, муж там служил. Мы вернулись на Родину осенью восемьдесят [265] шестого. Я была счастлива, что мы наконец дома. Но вместе с радостью в дом пришло горе — погиб сын.
Месяц я лежала пластом. Не хотела никого слышать. Все было выключено в моем доме. Я никому не открывала дверей. Алексиевич была первая, кто вошел в мой дом. Она сказала, что хочет написать правду о войне в Афганистане. Я ей поверила. Сегодня она пришла, а назавтра меня должны были положить в больницу, и я не знала: вернусь я оттуда или нет? Я не хотела жить, без сына я не хотела жить. Когда Алексиевич пришла, она сказала, что пишет документальную книгу. Что такое — документальная книга? Это должны быть дневники, письма тех, кто там был. Она мне так сказала. Я ей отдала дневник своего сына, который он там вел. «Вы хотите написать правду, — сказала я, — вот она, в дневнике моего сына».
Потом мы с ней говорили. Я ей рассказала свою жизнь, потому что мне было тяжело, я ползала на коленках в четырех стенах. Я не хотела жить. У нее был с собой диктофон, она все записывала. Но она не говорила, что будет это печатать. Я ей рассказывала просто так, а напечатать она должна была дневник моего сына. Повесть же документальная. Я отдала ей дневник, муж специально для нее перепечатал.
Она еще сказала, что собирается в Афганистан. Она там была в командировке, а мой сын там погиб. Что она знает о войне?
Но я ей верила, я ждала книгу. Я ждала правду: за что убили моего сына. Я писала письмо Горбачеву: ответьте мне, за что погиб мой сын в чужой стране. Все молчали…
Вот что Юра писал в дневнике: «1 января 1986 года. Уже отсчитана половина пути, а впереди осталось так мало. И снова пламя, и снова забвение, и новый долгий путь — и так вечно, прежде чем [266] свершится воля предназначенного. И память, бьющая плетью пережитого, кошмарными снами врывающаяся в жизнь, и призраки иного мира, иных времен и столетий, влекущие своей похожестью, но иные, не знающие истекших дней. И не остановиться, не передохнуть, не изменить однажды предрешенного — пустота и мрак разверзнется перед отступившимся, ибо, присев отдохнуть, уже не подняться с земли. И устав, в отчаянии и боли вопиешь к пустым небесам: что там, когда сомкнут круг и путь окончен, и новый мир воссиял в своем величии? Почему мы в ответе за них? Им не дано подняться до блистательных высот, и, как бы ни был долог путь, все же дни их уже сочтены. А мы ломаем свои жизни, не зная покоя и счастья, бредем усталые и разбитые, всемогущие и бесправные, демоны и ангелы этого мира…»
Алексиевич это не напечатала, правду моего сына. Другой правды быть не может, правда у тех, кто там был. Она зачем-то описала мою жизнь. Простым, детским языком. Какая это литература? Гадкая маленькая книжонка…
Товарищи, я растила своих детей честно и справедливо. Она пишет, что мой сын любил книгу Николая Островского «Как закалялась сталь». Тогда эту книгу в школе проходили, как и «Молодую гвардию» Фадеева. Все эти книги читали, они были в школьных программах. А она подчеркивает, что он их читал, знал отрывки наизусть. Для чего ей нужно об этом писать? Она хочет показать его ненормальным. Фанатичным. Или она пишет: «Он жалел, что стал военным». Сын мой вырос на полигонах, он пошел по стопам отца. У нас деды, все братья отца, двоюродные братья — все в армии. Военная династия. И в Афганистан он поехал, потому что он был честный человек. Он дал военную присягу. Раз нужно, он поехал. Я воспитала прекрасных сыновей. Ему [267] приказали, он поехал, он был офицер. А Алексиевич хочет доказать, что я мать-убийца. И мой сын там убивал. Что выходит? Я его туда послала? И дала ему в руки оружие? Мы, матери, виноваты, что там была война? Что там убивали, грабили, курили наркотики?
И эта книга опубликована за границей. В Германии, во Франции. По какому праву Алексиевич торгует нашими погибшими сыновьями? Добывает себе славу и доллары? Кто она такая? Если это мое, я рассказала, пережила, при чем здесь Алексиевич. Поговорила, записала наши рассказы, мы ей проплакали свое горе…
Имя мое она написала неправильно: я Инна, а у нее Нина Головнева. У моего сына звание старший лейтенант, а она написала — младший. Это документальная литература, я дала ей дневник, она должна его опубликовать, и все. Я понимаю, что документальная литература — это письма, дневники. Пусть признает, что это вымысел, клевета… Написанная простым, грубым языком. Кто так пишет книги? Мы детей потеряли, а у нее слава… Пусть бы она родила сына и отправила на эту войну…
Из ответов на вопросы
А д в о к а т С. А л е к с и е в и ч — В. Л у ш к и н о в: Скажите, Инна Сергеевна, Алексиевич записывала ваш рассказ на диктофон?
И. Г о л о в н е в а: Она попросила разрешения включить диктофон. Я ей разрешила.
В. Л у ш к и н о в: А вы просили ее показать потом то, что она снимет с пленки и использует в книге?
И. Г о л о в н е в а: Я думала, что она напечатает дневник моего сына. Я уже говорила, что я [268] понимаю, что документальная литература — это дневники и письма. А если мой рассказ, то слово в слово, как я говорила.
В. Л у ш к и н о в: Почему вы не подали в суд на Алексиевич сразу, когда вышла «Комсомольская правда» с отрывком из книги? А решились на это через три с половиной года?
И. Г о л о в н е в а: Я не знала, что она эту книгу будет печатать за границей. Распространять клевету… Я честно воспитала своих детей для Родины. Мы жили всю жизнь в палатках и бараках, у меня было два сына и два чемодана. Я в политику не вмешивалась… А она пишет, что наши дети — убийцы… Я поехала в Министерство обороны, я отдала им орден сына… Я не хочу быть матерью убийцы… Я отдала его орден государству…
О б щ е с т в е н н ы й з а щ и т н и к С. А л е к с и е в и ч — Е. Н о в и к о в, председатель Белорусской Лиги прав человека: Я хочу заявить протест. Прошу внести в протокол. Из зала постоянно оскорбляют Светлану Алексиевич. Грозят убить… Даже обещают резать по кусочкам… (Поворачивается к матерям, сидящим в зале с большими портретами своих сыновей, на которых наколоты их ордена и медали.) Поверьте, я уважаю ваше горе…
С у д ь я И. Ж д а н о в и ч: Я ничего не слышал. Никаких оскорблений.
Е. Н о в и к о в: Все слышали, кроме суда…
Голоса из зала
— Мы — матери. Мы хотим сказать. Мы все будем говорить. Погубили наших детей… Потом деньги [269] себе на этом зарабатывают… А наши дети в могилках. Мы отомстим за наших детей, чтобы они могли спокойно в земле лежать…
— Будь ты проклят! Пусть тебя белая горячка возьмет. Сделали из наших детей убийц.
— А сам ты служил в армии? Не служил… На институтской скамейке отсиживался, пока наши дети гибли.
— Не надо у матерей спрашивать: убивал ее сын или не убивал? Она помнит об одном — ее сына убили…
— Будь ты проклят! Будьте прокляты вы все!
С у д ь я И. Ж д а н о в и ч: Прекратите шум! Прекратите базар! Это — суд, а не базар… (Зал неистовствует). Объявляется перерыв на пятнадцать минут…
После перерыва в зале суда дежурит милиция.
Из выступления Т. М. Кецмура
Я не готовился выступать, я буду говорить не по бумажке, нормальным языком. Как я познакомился со знаменитейшей писательницей мирового уровня? Нас познакомила фронтовичка Валентина Чудаева. Она мне сказала, что эта писательница написала книгу «У войны не женское лицо», которую читают во всем мире. Потом я на одной из встреч с фронтовиками разговаривал с другими женщинами-ветеранами, они мне сказали, что Алексиевич сумела из их жизни сколотить себе состояние и славу, теперь взялась за «афганцев». Я волнуюсь… Прошу прощения…
Она пришла к нам в клуб «Память» с диктофоном. Хотела написать о многих ребятах, не только обо мне. Почему она после войны написала свою книгу? [270] Почему эта писательница с громким именем, мировым, молчала десять лет? Ни разу не крикнула?
Меня туда никто не посылал. Я сам просился в Афганистан, писал рапорты. Придумал, что у меня там погиб близкий родственник. Я немножко поясню ситуацию… Я сам могу написать книгу… Когда мы встретились, я с ней отказался разговаривать, я так ей и сказал, что мы сами, кто там был, напишем книгу. Напишем лучше ее, потому что она там не была. Что она может написать? Только причинит нам боль.
Алексиевич теперь пишет книгу о Чернобыле. Это будет не меньшая грязь, чем та, что вылита на нас. Она лишила моральной жизни все наше «афганское» поколение. Получается, что я — робот… Компьютер… Наемный убийца… И мне место в Новинках под Минском, в сумасшедшем доме…
Мои друзья звонят и обещают набить морду, что я такой герой… Я взволнован… Прошу прощения… Она написала, что я служил в Афганистане с собакой… Собака по дороге умерла…
Я сам в Афганистан просился… Понимаете, сам! Я не робот… Не компьютер… Я взволнован… Прошу прощения…
Из ответов на вопросы
С. А л е к с и е в и ч: В исковом заявлении, Тарас, ты написал, что никогда со мной не встречался. А сейчас говоришь, что встречался, но отказался разговаривать. Значит, ты не сам писал свое исковое заявление?
Т. К е ц м у р: Я сам написал… Мы встречались… Но я вам ничего не рассказывал…
С. А л е к с и е в и ч: Если ты мне ничего не рассказывал, откуда я могла знать, что ты родился [271] на Украине, болел в детстве… Поехал в Афганистан с собакой (хотя, как ты сейчас говоришь, она по дороге умерла), и звали ее Чарой…
(Молчание.)
Е. Н о в и к о в: Вы говорили, что сами попросились в Афганистан, добровольцем. Я не понял, как вы сегодня к этому относитесь? Ненавидите эту войну или гордитесь, что там были?
Т. К е ц м у р: Я не дам вам сбить меня… Почему я должен ненавидеть эту войну? Я исполнил свой долг…
Из разговоров в зале суда
— Дайте нам сказать… Матерям…
— Я больше знаю, чем все вы… Мне сына в цинковом гробу привезли…
— Мы защищаем честь своих погибших детей. Верните им честь! Верните им Родину! Развалили страну. Самую сильную в мире!
— Это вы сделали наших детей убийцами. Это вы написали эту жуткую книгу… Теперь не хотят делать в школах музеи памяти наших детей, сняли их фотографии. А они там такие молодые, такие красивые. Разве у убийц бывают такие лица? Мы учили своих детей любить Родину… Зачем она написала, что они там убивали? За доллары написала… А мы — нищие… Цветов на могилу сыновьям не на что купить… На лекарства не хватает…
— Оставьте нас в покое. И почему вы бросаетесь из одной крайности в другую — сначала изображали всех героями, а сейчас все сразу стали убийцами? У нас ничего не было, кроме Афгана. Только там мы чувствовали себя настоящими мужчинами. Никто из нас не жалеет, что там был… [272]
— Это такая страшная правда, что она звучит как неправда. Отупляет. Ее не хочется знать. От нее хочется защищаться.
— Для большинства эта война — нужное дело, и только для меньшинства — ужас. До сих пор. Было бы по-другому, не было бы этого суда.
— Ссылаются на приказ: мне, мол, приказали — я исполнял. На это ответили международные трибуналы: выполнять преступный приказ — преступление. И срока давности нет.
— В девяносто первом году такого суда не могло быть. Коммунисты отступили, ушли в тень. А сейчас почувствовали силу… Опять заговорили о «великих идеалах», о «социалистических ценностях»… А кто против, на тех — в суд! Как бы скоро к стенке не начали ставить… И не собрали нас в одну ночь на стадионе за проволокой…
— Человек, выросший на войне, — это совсем другой человек.
— Я присягал… Я был военный человек…
— С войны мальчиками не возвращаются…
— Мы их воспитали в любви к Родине…
— Вы без конца клянетесь в любви к Родине, потому что хотели бы, чтобы она за все ответила, Родина, чтобы ответила, а сами вы отвечать не хотите…
Из почты суда
Узнав подробности судебного дела, затеянного в Минске против Светланы Алексиевич, расцениваем его как преследование писательницы за демократические убеждения и покушение на свободу творчества. Светлана Алексиевич завоевала своими подлинно гуманистическими произведениями, своим талантом, своим мужеством широкую популярность, уважение в России и других странах мира. [273]
Не хотим пятна на добром имени близкой нам Беларуси!
Пусть восторжествует справедливость! (Содружество Союзов писателей, Союз российских писателей, Союз писателей Москвы)
* * *
Можно ли посягать на право писателя говорить правду, какой бы трагической и жестокой она ни была? Можно ли ставить ему в вину неопровержимые свидетельства о преступлениях прошлого и, в частности, о преступлениях, связанных с позорной афганской авантюрой, которая стоила стольких жертв, исковеркала столько судеб?
Казалось бы, в наше время, когда печатное слово стало наконец свободным, когда нет больше идеологического пресса, руководящих указаний, косных установок на «единственно возможное изображение жизни в духе коммунистических идеалов», задавать такие вопросы нет никакого резона.
Увы, он есть. И красноречивое свидетельство тому — готовящийся в эти дни суд над писательницей Светланой Алексиевич, той самой, которая написала замечательную книгу «У войны не женское лицо» (о судьбе женщин — участниц Великой Отечественной), книгу «Последние свидетели» — о детях той же Великой Отечественной, — над Светланой Алексиевич, которая вопреки стараниям официальной пропаганды и противодействию литераторов типа небезызвестного А. Проханова, заслужившего в годы афганской войны титул «неутомимого соловья генерального штаба», создала книгу «Цинковые мальчики», сумев и посмев сказать в ней страшную, переворачивающую душу правду о войне в Афганистане.
Уважая личное мужество солдат и офицеров, [274] посланных брежневским руководством КПСС сражаться в чужую, до этого дружественную, страну, искренне разделяя скорбь матерей, чьи сыновья погибли в афганских горах, писательница вместе с тем бескомпромиссно разоблачает в этой книге все попытки героизировать позорную афганскую войну, попытки романтизировать ее, развенчивает лживую патетику и трескучий пафос.
Видимо, это пришлось не по душе тем, кто и поныне убежден, что афганская и другие авантюры канувшего в прошлое режима, оплаченные кровью наших солдат, были исполнением «священного интернационального долга», кто хотел бы обелить черные дела политиков и честолюбцев-военачальников, кто хотел бы поставить знак равенства между участием в Великой Отечественной войне и в несправедливой, по сути, колониальной, афганской.
Эти люди не вступают в полемику с писательницей. Не оспаривают приводимых ею потрясающих фактов. И вообще не показывают своего лица. Руками других, все еще заблуждающихся или введенных в заблуждение, они возбуждают (спустя годы после газетных публикаций и выхода в свет книги «Цинковые мальчики»!) судебное дело об «оскорблении чести и достоинства» воинов-»афганцев», тех мальчиков, о которых с таким пониманием, состраданием и сочувствием, с такой сердечной болью написала Светлана Алексиевич.
Да, она не изображала их романтическими героями. Но лишь потому, что твердо следовала толстовскому завету: «Герой… которого я люблю всеми силами души… был, есть и будет — правда».
Так можно ли оскорбляться за правду? Можно ли ее судить? (Писатели — участники Великой Отечественной войны: Микола Аврамчик, Янк а [275] Брыль, Василь Быков, Александр Дракохруст, Наум Кислик, Валентин Тарас)
* * *
Мы, белорусские писатели Польши, решительно протестуем против судебного преследования в Беларуси писательницы Светланы Алексиевич.
Судебный процесс над писательницей — это позор для всей цивилизованной Европы! (Ян Чиквин, Сократ Янович, Виктор Швед, Надежда Артымович)
* * *
..В нашем театре уже два года идет спектакль по повести Светланы Алексиевич «Цинковые мальчики». Я хочу сказать, что зрительный зал всегда заполнен, а после окончания спектакля люди встают и молчат. И долго не расходятся. Поэтому, когда мы узнали, что против Светланы Алексиевич затеяли судебный процесс, все были поражены: сколько же зла и лжи посеяно в человеческих душах за советские годы! Думали: чем мы можем помочь? В нашем театре — это любимый спектакль, потому что он не столько о войне, сколько о том, кто мы, какие.
Решили отослать в суд выписку из книги отзывов на спектакль. Просим зачитать на процессе эти слова, эти чувства:
Спасибо за правду, которую мы не знали. Пусть нас простят погибшие мальчики. (Цыганова)
Дай Бог, мальчикам никогда не быть на войне, никогда никого не убивать… (Ученицы 11 «А» класса СШ № 73)
У меня на той войне погиб друг Виктор Киян, и я очень благодарна за спектакль в память о наших женихах… (Е. Шаламова)
Я это видел там, своими глазами. Спасибо за правду. И за то, что благодаря вам ее услышали и увидели здесь… (А. Левадин) [276]
Отзывов десятки. Мы выбрали только несколько, но, если нужно защитить Светлану Алексиевич и ее книгу, пришлем целую тетрадку… (К. Добрунов, главный режиссер народного театра «Юность », г. Горловка Донецкой области)
* * *
…И мой муж два года (с 1985 по 1987) был в Афганистане, в провинции Кунар, это возле самой границы с Пакистаном. Он стыдится называться «воином-интернационалистом». Мы с ним часто обсуждаем эту больную тему: надо ли было нам, советским, быть там, в Афганистане? И кто мы были там — оккупанты или друзья, «воины-интернационалисты»? Ответы приходят одни и те же: никто нас туда не звал и не нужна была наша «помощь» афганскому народу. И как ни тяжело в том признаться — мы там были оккупанты. И, на мою мысль, нам сейчас не о памятниках «афганцам» надо спорить (где их поставили, а где еще нет), а о покаянии думать. Нам всем надо покаяться за мальчиков, что обманутыми погибли в этой бессмысленной войне, покаяться за их матерей, тоже обманутых властью, покаяться за тех, кто вернулся с покалеченными душами и телами. Покаяться надо перед народом Афганистана, его детьми, матерями, стариками — за то, что столько горя принесли их земле… (А. Масюта, мать двоих сыновей, жена бывшего воина-интернационалиста, дочь ветерана Великой Отечественной войны)
* * *
Правда об агрессии СССР в Афганистане, подтвержденная собранными в книге Алексиевич документальными свидетельствами ее участников и жертв, является не «поруганием чести и достоинства», а позорным фактом недавней истории советского коммунистического тоталитаризма, [277] однозначно и громогласно осужденным мировым сообществом.
Практика судебного преследования писателя за его творчество также является не менее хорошо известным и не менее позорным способом функционирования того же режима.
Происходящее сегодня в Беларуси — массированная организованная кампания против Светланы Алексиевич, травля писательницы и постоянная угроза в ее адрес, судебный процесс, попытки запретить ее книгу — свидетельствует о том, что отрыжки тоталитаризма являются не прошлым, а настоящим Беларуси.
Такая реальность не позволяет воспринимать Республику Беларусь посткоммунистическим, свободным и независимым государством.
Преследования Светланы Алексиевич, чьи книги широко известны во Франции, Великобритании, Германии и других странах мира, не принесут Республике Беларусь ничего иного, кроме приобретения репутации коммунистического заповедника в посткоммунистическом мире, и не придадут ей никакой другой роли, кроме как незавидной роли европейской Кампучии.
Требуем немедленного прекращения всякого рода преследования Светланы Алексиевич и судебного процесса над ней и ее книгой. (Владимир Буковский, Игорь Геращенко, Ирина Ратушинская, Инна Рогачий, Михаил Рогачий)
* * *
…Уже долгое время продолжаются попытки дискредитировать, в том числе судебными исками, писательницу Светлану Алексиевич, всеми своими книгами восставшую против безумия насилия и войны. В своих книгах Светлана Алексиевич доказывает, что человек — главная ценность в этой жизни, [278] но его преступно превращают в винтик политической машины и преступно используют как пушечное мясо в войнах, развязываемых амбициозными государственными лидерами. Ничем нельзя оправдать гибель наших парней на чужой земле Афганистана.
Каждая страница «Цинковых мальчиков» взывает: люди, не допустите этого кровавого кошмара еще раз! (Совет Объединенной демократической партии Беларуси)
* * *
Из Минска к нам поступают сведения о судебном преследовании белорусской писательницы, члена Международного ПЕНа Светланы Алексиевич, «виновной» лишь в том, что она выполнила основную и непреложную обязанность литератора: искренне поделилась с читателем тем, что ее тревожит. Книга «Цинковые мальчики», посвященная афганской трагедии, обошла весь мир и заслужила всеобщее Признание. Имя Светланы Алексиевич, ее мужественный и честный талант вызывают наше уважение. Нет никакого сомнения, что, манипулируя так называемым «общественным мнением», реваншистские силы пытаются лишить писателей их важнейшего права, закрепленного Хартией народного ПЕНа: права на свободное самовыражение…
Русский ПЕН-центр заявляет о полной солидарности со Светланой Алексиевич, с Белорусским ПЕН-центром, со всеми демократическими силами независимой страны и призывает органы правосудия оставаться верными международным законам, под которыми стоит и подпись Беларуси, прежде всего — Всеобщей Декларации прав человека, гарантирующей свободу слова и свободу печати. (Русский ПЕН-центр}
* * *
Белорусская Лига прав человека считает, что непрекращающиеся попытки расправиться с писателем [279] Светланой Алексиевич путем судебных процессов являются политическим актом, направленным властями на подавление инакомыслия, свободы творчества и свободы слова.
Мы располагаем данными, что в 1992-1993 годах различными судебными инстанциями Республики Беларусь рассмотрено около десятка политических дел, искусственно переведенных в область гражданского права, но по сути направленных против демократически настроенных депутатов, писателей, журналистов, печатных изданий, активистов общественно-политических организаций.
Мы требуем прекратить травлю писателя Светланы Алексиевич и призываем пересмотреть подобные этому судебные дела, решения по которым стали политической расправой… (Белорусская Лига прав человека)
* * *
…Мы десятилетиями вгоняли новые и новые миллионы и миллиарды в свою оборону, находя для нее все новые рубежи в странах Азии и Африки, да и заодно новых вождей, пожелавших строить у себя «светлое будущее». Мой бывший однокашник по учебе в академии Фрунзе, майор, а потом маршал Вася Петров, лично гнал в атаку сомалийцев, за что получил Золотую Звезду… А сколько было еще таких!
Но вот начал трещать по швам стянутый оковами Варшавского Договора и державшийся на штыках Групп советских войск так называемый «социалистический лагерь». Для оказания «братской помощи в борьбе с контрреволюцией» в эти страны стали посылать наших сыновей — в Будапешт, потом в Прагу, потом…
В сорок четвертом я шел с нашими войсками по территории освобождаемых от фашизма стран — Венгрии и Чехословакии. То была уже чужая земля, [280] но казалось, что мы дома: те же приветствия, те же радостные лица, то же скромное угощение, но от души…
Четверть века спустя наших сыновей на той же земле встретили уже не хлебом-солью, а плакатами: «Отцы — освободители, сыновья — оккупанты!» Сыновья носили ту же военную форму и звание наследников, а мы — молча свой позор перед всем миром.
Дальше — больше. В декабре 1979-го сыновья ветеранов Отечественной и ученики (мой, в частности, Боря Громов, впоследствии главнокомандующий 40-й армии, которого я учил тактике в военном училище) вторглись в Афганистан. На протяжении ряда лет более чем сто стран — членов ООН осуждали это преступление, начав которое мы, подобно Саддаму Хусейну сегодня, противопоставили себя тогда мировому сообществу. Теперь мы знаем, что в той грязной войне ни за что наши солдаты погубили более миллиона афганцев и потеряли свыше пятнадцати тысяч своих…
С целью умышленного сокрытия смысла и истинных масштабов постыдной агрессии ее зачинщики официально ввели в употребление термин «ограниченный контингент» — классический пример фарисейства и словоблудия. С не меньшим лицемерием зазвучало и «воины-интернационалисты», как бы новое название воинской специальности, эвфемизм, призванный исказить смысл происходящего в Афганистане, сыграть на созвучии с интербригадами, сражавшимися с фашистами в Испании.
Инициаторы вторжения в Афганистан, верховоды из Политбюро, не только проявили свою разбойничью сущность, но и сделали своих подручных соучастниками преступления, всех, у кого не хватило мужества воспротивиться приказу убивать. Убийство не может [281] быть оправданным никаким «интернациональным долгом». Какой, мать вашу, долг!!
Безмерно жалко их матерей, осиротевших детей… Сами же они получили не награды за кровь безвинных афганцев — цинковые гробы…
Писательница в своей книге отделяет их от пославших убивать, она испытывает к ним жалость, в отличие от меня. Не понимаю, за что хотят ее судить? За правду? (Григорий Браиловский, инвалид Великой Отечественной, г. Санкт-Петербург)
* * *
…Кровь афганской войны на многое открыла глаза ныне живущим. Дорогой ценой. Прозреть бы раньше. Но кого обвинишь? Разве винят слепого в том, что он незрячий? Кровью отмыты глаза наши…
Я попал в Афганистан в 1980 году (Джелалабад, Баграм). Военным положено выполнять приказ.
Тогда, в 83-м, в Кабуле, я впервые услышал: «Надо поднять в воздух всю нашу стратегическую авиацию и стереть эти горы с лица земли. Сколько уже наших похоронили — и все без толку!» Это говорил один из моих друзей. У него, как и у всех, — мать, жена, дети. Значит, мы, пусть мысленно, но все же лишаем права тех матерей, детей и мужей жить на собственной земле, потому что «взгляды» не те.
А знает ли мать погибшего «афганца», что такое «объемная» бомба? Командный пункт нашей армии в Кабуле имел прямую правительственную связь с Москвой. Оттуда получали «добро» на применение этого оружия. В момент срабатывания взрывателя первый заряд разрывал газонаполненную оболочку. Вытекал газ, заполняющий все щели. Это «облако» взрывалось через временной интервал. Ничего живого не оставалось на этой площади. У человека лопались внутренности, выскакивали глаза. В 1980 году впервые нашей авиацией были применены реактивные [282] снаряды, начиненные миллионами мелких иголок. Так называемые «игольчатые Р.С.». От таких иголок не укроешься нигде — человек превращается в мелкое сито…
Мне хочется спросить у наших матерей: хоть одна из них поставила себя рядом с матерью-афганкой? Или она ту мать считает существом более низшего порядка?
Ужасает только одно: сколько же еще людей передвигается у нас на ощупь, впотьмах, уповая на свои чувства, не пытаясь думать и сопоставлять!
Проснувшиеся ли мы до конца люди, да и люди ли мы с вами, если до сих пор учимся пинать разум, открывающий нам глаза? (А. Соколов, майор, военный летчик)
* * *
…А некоторые из высокопоставленных лжецов не теряют надежды использовать ту же ложь для возврата прежних милых для них времен. Так, в газете «День» генерал В. Филатов в своем обращении к воинам-»афганцам» изрекает: «Афганцы! В час Маузера сработаем как в Афганистане… Там вы сражались за Родину на южном направлении… Теперь за Родину надо сражаться, как в 1941 году; на своей территории».
Этот час Маузера дал о себе знать 3-4 октября в Москве у стен Белого дома. Но кто знает, не будет ли попытки реванша? Да, справедливость требует Суда. Суда чести над инициаторами и вдохновителями афганского преступления — над мертвыми и живыми. Он нужен не для разжигания страстей, а как урок на будущее для всех, кто придумает новые авантюры от имени народа. Как моральное осуждение совершенных злодеяний. Он нужен, чтобы развеять лживую версию о виновности за афганские преступления только верхней пятерки: Брежнева, Громыко, [283] Пономарева, Устинова, Андропова. Потому что были заседания Политбюро, секретариатов, пленум ЦК КПСС, закрытые письма для всех членов КПСС. Но не было среди этих участников и слушателей ни одного возражающего…
Суд нужен, чтобы пробудить наконец совесть у тех, кто получал награды, офицерские и генеральские чины и звания, гонорары и почет за кровь невинных миллионов людей, за ложь, к которой так или иначе мы все оказались причастны… (А. Соломонов, доктор технических наук, профессор, г. Минск)
* * *
Говоря словами Солженицына, мир — это не просто отсутствие войны, но прежде всего отсутствие насилия над человеком. Не случайно, что именно сейчас, когда наше посттоталитарное общество захвачено безумием политического, религиозного, национального, в том числе вооруженного, насилия, писателю предъявлен счет за правду о войне в Афганистане.
Думается, что скандал, разжигаемый вокруг «Цинковых мальчиков», — это попытка восстановить в сознании людей коммунистические «мифы о самих себе». За спинами истцов видятся другие фигуры: те, кто на Первом съезде народных депутатов СССР не давал А. Д. Сахарову говорить о бесчеловечности этой войны, те, кто все еще рассчитывает вернуть ускользающую из рук власть и держать ее силой…
Эта книга ставит вопрос о праве жертвовать человеческими жизнями, прикрываясь речами о суверенности и великодержавности. За какие идеи гибнут простые люди в Азербайджане, Армении, Таджикистане, Осетии?
Между тем по мере роста лжепатриотических идей, основанных на насилии, мы становимся свидетелями нового возрождения духа милитаризма, [284] возбуждения инстинктов агрессии, преступной торговли оружием под сладкие речи о демократической реформе в армии, о военном долге, о национальном достоинстве. Трескучие фразы ряда политиков в защиту революционного и военного насилия, близкие идеям итальянского фашизма, немецкого национал-социализма и советского коммунизма, порождают идейную сумятицу в умах, готовят почву для роста нетерпимости и враждебности в обществе.
Ушедшие с политической арены духовные отцы таких политиков умели манипулировать человеческими страстями и вовлекали своих сограждан в братоубийственные распри. Конечно, их последователям очень хочется устроить процесс над идеями ненасилия и сострадания. Следует вспомнить, что в свое время Лев Толстой, проповедовавший отказ от службы в армии, не был привлечен к суду за антивоенную деятельность. Нас же опять хотят вернуть в эпоху, когда губили все самое честное.
В судебном процессе над С. Алексиевич можно усмотреть спланированное наступление антидемократических сил, которые под видом отстаивания чести армии борются за сохранение отталкивающей идеологии, привычной лжи… Идея ненасильственной альтернативы, которую защищают книги Светланы Алексиевич, живет в сознании людей, хотя официально эта идея не признана, а понятие «непротивление злу насилием» до сих пор осмеивается. Но, повторяем: нравственные перемены в жизни общества связаны прежде всего с формированием самосознания, основанного на принципе «мир без насилия». Те, кто хочет суда над Светланой Алексиевич, толкают общество во враждебность, в хаос самоистребления. (Члены Российского общества мира: Р. Илюхина, доктор исторических наук, зав. группой «Идеи мира в истории» Института всеобщей [285] истории Российской академии наук; А. Мухин, председатель Инициативной группы содействия альтернативной службе; О. Постникова, литератор, член Движения «Апрель»; Н. Шелудякова, председатель организации «Движение против насилия »)
* * *
Литератору нельзя быть судьей и палачом — таковых на Руси и без того было в достатке… Это выражение Чехова невольно вспомнилось в связи с окололитературным скандалом вокруг книги Светланы Алексиевич «Цинковые мальчики» и одновременно развернутой против «афганцев», их родителей кампании в республиканской и московской прессе и даже забугорных радиостанциях…
Да, война есть война. Она всегда жестока и несправедлива в отношении человеческой жизни. В Афганистане подавляющая часть солдат и командиров, верных присяге, исполняла свой долг. Потому что приказ был отдан законным правительством от имени народа. К сожалению, к стыду нашему, были отдельные командиры и солдаты, которые совершали преступления, были и те, кто убивал и грабил афганцев, кто (таких единицы — но были) убивал своих товарищей и с оружием уходил на сторону душманов, воевал в их рядах.
Могу привести целый ряд других преступлений, совершенных нашими людьми, но когда некоторые писатели и журналисты сравнивают «афганцев» с фашистами, тут же возникает целый ряд вопросов. Может, эти господа могут продемонстрировать миру приказы правительства о строительстве нашей армией в Афганистане концлагерей, об уничтожении целого народа, сожжении в газовых печах миллионов людей, как это делали немцы? Или у вас, господа, есть документы, свидетельствующие, что за одного [286] убитого советского солдата уничтожались сотни мирных людей, как это делали гитлеровцы в Белоруссии? Или можете доказать, что наши врачи забирали у афганских детей всю кровь для своих раненых, как это делалось немецкими оккупантами?
Кстати, у меня есть списки тех советских солдат и офицеров, которые были осуждены за преступления, совершенные против афганских граждан. Может, вы, господа, предъявите такие списки на немцев или назовете хотя бы одного — двух, кто был осужден во время оккупации нашей страны за то, что совершил преступление в отношении мирного населения?
Слов нет, решение тогдашнего советского правительства о вводе войск в Афганистан было преступным в первую очередь в отношении своего народа. Но, говоря о наших военнослужащих, которых при молчаливом согласии народа и вашем тоже, господа, направили в пекло выполнять воинский долг, надо быть корректным. Клеймить стоит тех, кто принимал решения, кто, имея вес в обществе, молчал…
Унижая матерей погибших солдат, защитники Алексиевич кивают на Америку — страну великой демократии! Там, дескать, нашлись силы выступить против войны во Вьетнаме.
Но ведь любой читающий газеты человек знает, как поступила Америка. Ни американский конгресс, ни американский сенат не принимали резолюций, осуждающих войну во Вьетнаме. Никто в Америке не позволил и не позволит бросить бранное слово в адрес президентов Кеннеди, Джонсона, Форда, Рейгана, посылавших американских солдат на бойню.
Через Вьетнам прошло около трех миллионов американцев… Вьетнамские ветераны входят в высшие круги политической и военной элиты страны… Любой американский школьник может купить знаки отличия воинских частей, воевавших во Вьетнаме…
Интересно, что произошло бы с радио «Свобода», [287] которое защищает Алексиевич, если бы его сотрудники не белорусских граждан, а своих — президентов, участников войны во Вьетнаме — называли преступниками и убийцами? Чужих, естественно, можно, тем более когда есть доброхоты, которые за доллары и марки готовы и отца родного… (Н. Чергинец, генерал-майор милиции, бывший военный советник в Афганистане, председатель Белорусского союза ветеранов войны в Афганистане, «Советская Белоруссия », 16 мая 1993 г.)
* * *
…То, что знаем мы, бывшие там, не знает никто, разве только наши начальники, чьи приказы мы выполняли. Теперь они молчат. Молчат о том, как нас учили убивать и «шмонать» убитых. Молчат о том, как уже перехваченный караван делился между вертолетчиками и начальством. Как каждый труп душмана (так мы тогда их называли) минируется, чтобы тот, кто придет хоронить (старик, женщина, ребенок), тоже нашел свою смерть рядом с близким, на своей родной земле. И о многом другом они молчат.
Мне довелось служить в воздушно-десантном батальоне специального назначения. У нас была узкая специальность — караваны, караваны и еще раз караваны. В большинстве своем караваны шли не с оружием, а с товарами и наркотиками, чаще всего ночью. Наша группа — двадцать четыре человека, а их иногда за сотню переваливает. Где уж думать, кто там мирный караванщик, торговец, закупивший в Пакистане товар и мечтающий его выгодно продать, кто переодетый душман. Я каждый бой помню, каждого «своего» убитого помню — и старика, и взрослого мужчину, и мальчишку, корчащегося в предсмертной агонии… и того в белой чалме, с исступленным воплем «Аллах акбар» спрыгнувшего с пятиметровой скалы, перед этим смертельно ранившего моего [288] друга… На моей тельняшке остались его кишки, а на прикладе моего АКМСа его мозги… По полгруппы нашей оставляли мы на скалах… Не всех имели возможность вытащить из расщелин… Их находили только дикие звери… А мы сочиняли их родителям якобы совершенные ими «подвиги». Это восемьдесят четвертый год…
Да, нас нужно судить за содеянное, но вместе с пославшими нас туда, заставившими с именем Родины и согласно присяге выполнять работу, за которую в сорок пятом судили всем миром фашизм… (Без подписи)
* * *
…Но вот проходят годы, и вдруг выясняется, что людям, всему человеческому сообществу мало того, что им оставляет история. Та история, к которой мы привыкли, где именно есть имена, даты, события, где есть факты и их оценка, но где не остается места для человека. Для того самого конкретного человека, который был не просто участником этих событий, некой статистической единицей, а представлял из себя определенную личность, был наполнен эмоциями и впечатлениями, историей, как правило, не фиксируемыми…
Я не помню, когда вышла книга Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо» — лет пятнадцать прошло уже, наверное, но я и сейчас зримо представляю потрясший меня эпизод. На марше женский батальон, жара, пыль, а в пыли то здесь, то там пятна крови — для женского организма нет перерывов даже на войне.
Какой историк оставит нам такой факт? И сколько рассказчиков должен пропустить через себя писатель, чтобы выудить его из несметного числа фактов, впечатлений?
Или еще. После маршевого броска женский [289] батальон оказывается на берегу реки. Возможность обмыться — одно из счастливых мгновений для женщин на войне. Весь батальон бросается в воду, но тут неожиданно появляются немецкие самолеты… Никто из женщин не вылез из воды, не бросился прятаться за деревьями… То, что было бы абсолютно нормальным для мужчин. После бомбежки — десятки раненых и убитых девушек. Для них быть чистой, красивой, чувство стыда из-за неудобств мужского быта войны оказались сильнее страха смерти.
И мне этот факт рассказывает больше о психологии женщин на войне, чем целый исторический военный том.
…И как бы близко от нас ни были события — афганской войны, чернобыльской трагедии, московских путчей, таджикских погромов, — но вдруг выясняется, что все они уже стали достоянием истории, и уже новые катаклизмы приходят им на смену, и к ним, новым, уже приковано внимание общества. И уходят свидетельства, потому что человеческая память, оберегая нас, старается затушевать те эмоции и воспоминания, которые мешают человеку жить, лишают его сна и покоя. А потом уходят и сами свидетели…
Ах, как не хочется многим «удельным князьям» канувшего в Лету режима признать, что и над ними есть суд — и суд людей, и суд истории! Ах, как не хочется им верить, что наступили времена, когда любой «щелкопер и бумагомаратель» может позволить себе поднять руку на «светлое прошлое», «очернить и унизить» его, подвергнуть сомнению «великие идеалы»! Ах, как мешают им книги, наполненные показаниями последних свидетелей!
Можно дезавуировать генерала КГБ Олега Калугина: генералами КГБ просто так не становятся. Но невозможно дезавуировать показания сотен простых смертных — «афганцев», чернобыльцев, жертв [290] межэтнических конфликтов, беженцев из «горячих точек»… Зато можно «прижучить», «поставить на место», «заткнуть рот» журналисту, писателю, психологу, собравшему эти свидетельские показания…
Нам, конечно, не привыкать. Судили уже Синявского с Даниэлем, подвергали анафеме Бориса Пастернака, смешивали с грязью Солженицына и Дудинцева…
Ну, замолчит и Светлана Алексиевич. Ну, перестанут появляться свидетельства жертв нашего преступного века. А что же останется нашим потомкам? Слащавое сюсюканье любителей победных реляций? Барабанный бой вперемежку с бравурными маршами? Так ведь это уже все было. Через это мы уже прошли… (Я. Басин, врач. Газета «Добрый вечер », 1 декабря 1993 г.)
* * *
С этими словами я хотел выступить в суде. Я причислял себя к тем, кто не принял книгу Светланы Алексиевич «Цинковые мальчики». На суде я должен был стать защитником Тараса Кецмура…
Исповедь бывшего врага — так можно теперь это назвать…
Я внимательно слушал все, что два дня говорилось в зале суда, в кулуарах, и подумал, что мы совершаем святотатство. За что мы терзаем друг друга? Во имя Бога? Нет! Мы разрываем его сердце. Во имя страны? Она там не воевала…
В сконцентрированном виде Светлана Алексиевич описала афганскую «чернуху», и любой матери невозможно поверить, что на подобное был способен ее сын. Но я скажу больше: описанное в книге лишь цветочки по сравнению с тем, что бывает на войне, и каждый, кто действительно воевал в Афганистане, положа руку на сердце сможет подтвердить это. Сейчас мы находимся перед жестокой реальностью: ведь мертвые сраму не имут, и, если этот срам был на [291] самом деле, его должны принять на себя живые. Но живые — это мы! И тогда оказывается, что мы были крайними на войне, то есть кто выполнял приказы, оказываются крайними теперь, когда приходится отвечать за все последствия войны! Поэтому было бы справедливее, если бы книга такой силы и таланта появилась не о мальчиках, а о маршалах и кабинетных начальниках, посылавших ребят на войну.
Я спрашиваю себя: должна ли была Светлана Алексиевич написать об ужасах войны?! Да! А должна ли мать вступиться за своего сына? Да! И должны ли «афганцы» вступиться за своих товарищей? И опять — да!
Конечно, солдат всегда грешен, на любой войне. Но на Страшном суде Господь первым простит солдата…
Правовой выход из этого конфликта найдет суд. Но должен быть и человеческий выход, который заключается в том, что: матери всегда правы в любви к сыновьям; писатели правы, когда говорят правду; солдаты правы, когда живые защищают мертвых.
Вот что столкнулось на самом деле на этом гражданском процессе.
Режиссеров и дирижеров, политиков и маршалов, организовавших эту войну, в зале суда нет. Здесь одни пострадавшие стороны; любовь, которая не приемлет горькую правду о войне; правда, которая должна быть высказана, несмотря ни на какую любовь; честь, не приемлющая ни любви, ни правды, потому что помните: «Жизнь я могу отдать Родине, но честь — никому». (Кодекс русских офицеров)
Божье сердце вмещает все: и любовь, и правду, и честь, но мы не боги, и этот гражданский процесс хорош только тем, что способен людям возвратить полноту жизни. [292]
Единственное, в чем я могу упрекнуть Светлану Алексиевич, — это не в том, что она исказила правду, а в том, что в книге практически нет любви к юности, брошенной на заклание дураками, организовавшими афганскую войну. И удивительно для меня самого, как «афганцы», смотревшие в глаза смерти, сами боятся своей правды об афганской войне. Должен же найтись хоть один «афганец», который скажет, что мы давно не серая, однородная масса, и слова Тараса Кецмура, когда он говорил, что не осуждает войну, — это не наши слова, он не говорит это за всех нас…
Я не осуждаю Светлану за то, что книга помогла обывателю узнать афганскую «чернуху». Я не осуждаю ее даже за то, что после прочитанного к нам относятся гораздо хуже. Мы должны пройти через переосмысление нашей роли в войне как орудия убийства, и если есть в чем каяться, то покаяние должно прийти к каждому человеку.
Суд, вероятно, будет продолжаться долго и мучительно. Но в моей душе он завершен. (Павел Шетько, бывший «афганец »)
Хроника суда. Из стенограммы заключительного судебного заседания
8 декабря 1993 г.
Состав суда: судья И. Н. Жданович, народные заседатели Т. В. Борисевич, Т. С. Сороко.
Истцы: И. С. Головнева, Т. М. Кецмур.
Ответчица: С. А. Алексиевич.
Из выступления С. Алексиевич, автора «Цинковых мальчиков» (Из того, что было сказано и что не дали сказать) [293]
Я до конца не верила, что этот суд состоится, как не верила до последнего мгновения, что у Белого дома начнут стрелять…
Уже физически не могу видеть ожесточенные яростные лица. И я б не пришла в этот суд, если бы здесь не сидели матери, хотя я знаю, что не они со мной судятся, а судится со мной бывший режим. Сознание — не партбилет, его не сдашь в архив. Поменялись наши улицы, вывески на магазинах и названия газет, а мы — те же. Из соцлагеря. С прежним лагерным мышлением…
Но я пришла поговорить с матерями. У меня все тот же вопрос, что и в моей книге: кто же мы? Почему с нами можно делать все, что угодно? Вернуть матери цинковый гроб, а потом убедить ее подать в суд на писателя, который написал, как не могла она своего сына даже поцеловать в последний раз и обмывала в травах, гладила цинковый гроб… Кто же мы?
Нам внушили, с детства заложили в генах любовь к человеку с ружьем. Мы выросли словно бы на войне, даже те, кто родился через несколько десятилетий после нее. И наше зрение устроено так, что до сих пор, даже после преступлений революционных чрезвычаек, сталинских заградотрядов и лагерей, после недавнего Вильнюса, Баку, Тбилиси, после Кабула и Кандагара, человека с ружьем мы представляем солдатом 45-го, солдатом Победы. Так много написано книг о войне, так много изготовлено человеческими же руками и умом оружия, что мысль об убийстве стала нормальной. Лучшие умы с детской настойчивостью задумываются над тем, имеет ли право человек убивать животных, а мы, мало сомневаясь или наскоро соорудив политический идеал, способны оправдать войну. Включите вечером телевизор, и вы увидите, с каким тайным восторгом несем мы героев на кладбище. В Грузии, Абхазии, в [294] Таджикистане… И снова ставим на их могилах памятники, а не часовни…
Невозможно у мужчин безнаказанно забрать эту самую любимую… самую дорогую игрушку — войну. Этот миф… Этот древний инстинкт…
Но я ненавижу войну и саму мысль о том, что один человек имеет право на жизнь другого человека.
Недавно мне один священник рассказал, как бывший фронтовик, уже старый человек, принес в церковь свои награды. «Да, — сказал он, — я убивал фашистов. Защищал Родину. Но перед смертью я все равно хочу покаяться за то, что убивал». И оставил свои награды в церкви, а не в музее. Мы же воспитаны в военных музеях…
Война — тяжелая работа и убийство, но по прошествии лет вспоминается тяжелая работа, а мысль об убийстве отодвигается. Разве можно это придумать: эти подробности, чувства. Их страшное разнообразие в моей книге.
Все чаще думаю: после Чернобыля, Афгана, после событий у Белого дома… — что мы не равны тому, что с нами происходит. Может быть, поэтому оно с нами и происходит?
Когда-то, несколько лет назад, а точнее, четыре года назад, мы думали одинаково: я, многие матери, присутствующие сейчас в этом зале, солдаты, вернувшиеся с чужой афганской земли. В моей книге «Цинковые мальчики» материнские рассказы-молитвы — самые печальные страницы. Матери молятся о своих погибших сыновьях…
Почему же сейчас мы сидим в суде друг против друга? Что же произошло за это время?
За это время исчезла с карты мира, из истории страна, коммунистическая империя, которая их туда послала убивать и умирать. Ее нет. Войну сначала робко назвали политической ошибкой, а [295] затем преступлением. Все хотят забыть Афганистан. Забыть этих матерей, забыть калек… Забвение — это тоже форма лжи. Матери остались один на один с могилами своих мальчиков. У них даже нет утешения, что смерть их детей не бессмысленна. Какие бы оскорбления и ругательства я сегодня ни слышала, я говорила и говорю, что преклоняюсь перед матерями. Преклоняюсь и за то, что, когда Родина бросила в бесчестье имена их сыновей, они стали их защитниками. Сегодня только матери защищают погибших мальчиков… Другой вопрос — от кого они их защищают?
И их горе превысит любую правду. Говорят, что молитва матери и со дна моря достает. В моей книге она достает их из небытия. Они — жертвы на алтаре нашего тяжелого прозрения. Они — не герои, они мученики. Никто не смеет бросить в них камень. О том, что были мы все повинны, мы все причастны к той лжи, — об этом тоже моя книга. Чем опасен любой тоталитаризм? Он всех делает соучастниками своих преступлений. Добрых и злых, наивных и прагматичных… Молиться надо за этих мальчиков, а не за идею, жертвами которой они стали. Я хочу матерям сказать: не мальчиков своих вы здесь защищаете. Вы защищаете страшную идею. Идею-убийцу. Это я хочу сказать и бывшим солдатам-»афганцам», которые пришли сегодня в суд.
За спинами матерей я вижу генеральские погоны. Генералы возвращались с войны со Звездами Героев и с большими чемоданами. Одна из матерей, сидящая здесь в зале, рассказывала мне, как ей вернули цинковый гроб и маленький черный саквояж, где лежала зубная щетка и плавки сына. Все, что ей осталось. Все, что он привез с войны. Так от кого вы должны были бы защищать своих сыновей? От правды? Правда в том, как умирали ваши мальчики от ран, ]296] потому что не было спирта и лекарств, их продавали в дуканы, как кормили мальчишек ржавыми консервами пятидесятых годов, как даже хоронили их в старом, времен Отечественной, обмундировании. Даже на этом экономили. Я не хотела бы это вам говорить у могил… Но приходится…
Вы слышите: везде стреляют, снова кровь. Какое же оправдание крови вы ищете? Или помогаете искать?
Тогда, пять лет назад, когда еще правила компартия, КГБ, — я, чтобы уберечь героев своей книги от расправы, иногда меняла имена, фамилии. Я защищала их от режима. А сегодня должна защищаться от тех, кого недавно защищала.
Что я должна отстаивать? Свое писательское право видеть мир таким, как я его вижу. И то, что я ненавижу войну. Или я должна доказывать, что есть правда и правдоподобие, что документ в искусстве — это не справка из военкомата и не трамвайный билет. Те книги, которые я пишу, — это своего рода проза. Это — документ и в то же время мой образ времени. Я собираю подробности, чувства не только из отдельной человеческой жизни, но и из всего воздуха времени, его пространства, его голосов. Я не выдумываю, не домысливаю, а организовываю материал в самой действительности. Документ — это и те, кто мне рассказывает, документ — это и я как человек со своим мировоззрением, ощущением.
Я пишу, записываю современную, текущую историю. Живые голоса, живые судьбы. Прежде чем стать историей, они еще чья-то боль, чей-то крик, чья-то жертва или преступление. Бессчетное количество раз я задаю себе вопрос: как пройти среди зла, не увеличивая в мире зла, особенно сейчас, когда зло принимает какие-то космические размеры? Перед [297] каждой новой книгой я спрашиваю себя об этом. Это уж — моя ноша. И моя судьба.
Писательство — судьба и профессия, в нашей несчастной стране это даже больше судьба, чем профессия. Почему суд два раза отклоняет ходатайство о литературной экспертизе? Потому что сразу бы стало ясно — тут нет предмета суда. Судят книгу, судят литературу, предполагая, что раз это документальная литература, то ее можно каждый раз переписать заново, ублажая сиюминутные потребности. Не дай Бог, если бы документальные книги правили пристрастные современники. Нам бы остались лишь отзвуки политических борений и предрассудков вместо живой истории. Вне законов литературы, вне законов жанра творится примитивная политическая расправа, низведенная уже на бытовой, я бы даже сказала, коммунальный уровень. И, слушая этот зал, я часто ловила себя на мысли: кто же решается нынче звать толпу на улицу, толпу, которая не верит уже никому — ни священникам, ни писателям, ни политикам? Она хочет только расправы и крови… И подвластна лишь человеку с ружьем… Человек с пером, вернее, с авторучкой, а не с автоматом Калашникова, ее раздражает. Меня учили здесь, как надо писать книги. Толпа у нас всесильна…
Те, кто позвал меня в суд, отказываются от того, что говорили несколько лет назад: те же слова, те же знаки, но поменялся в их сознании шифровой ключ, и они уже читают прежний текст иначе или вообще его не узнают. Почему? Да потому, что им не нужна свобода… Они не знают, что с ней делать…
Я очень жалею, что стерла кассеты, обычно храню их только два — три года, это же двести — триста кассет. Там была та реальность. И те люди…
А это уже другие люди: не те, какими они были пять — шесть лет назад. Я хорошо помню, какой была [298] Инна Сергеевна Головнева, я просто полюбила ее. А сейчас — это уже политик, официальное лицо, председатель клуба матерей погибших солдат. Это уже другой человек, от прежнего — у него только собственное имя и имя погибшего сына, которого она второй раз принесла в жертву. Обрядовое жертвоприношение. Мы — не просто рабы, мы — романтики рабства.
У нас свои представления о героях и мучениках. Если бы здесь речь шла о чести и достоинстве, то мы встали бы и молчали перед памятью почти двух миллионов погибших афганцев… Погибших там, на своей земле…
Сколько можно задавать этот вечный наш вопрос, почти уже дьявольский: кто виноват? Мы виноваты — ты, я, они. Проблема в другом — в выборе, который есть у каждого из нас: стрелять или не стрелять, молчать или не молчать, идти или не идти… Спрашивать надо у себя… Каждый пусть спросит у себя… Но нет этого опыта войти в себя, вовнутрь себя. Привычнее бежать на улицу под знакомые красные знамена… Просто жить, нормально жить не умеем… Без ненависти и борьбы…
Я хочу попросить прощения у матерей за то, что вольно или невольно мы всегда причиняем друг другу боль… Все люди… Слишком несовершенен тот мир, который мы создали…
Но лучше бы нам встретиться не в суде… Мы спросили бы себя: чем жить сейчас — памятью или верой? Я бы задала себе вопрос, который сейчас неотступен: есть ли пределы, до которых можно идти в правде? Нет ли там где-то роковой черты…
Тарас Кецмур, не тот, что сидит сейчас в зале, а тот, каким он вернулся с войны, так об этом сказал… Сказал тогда… Я зачитаю вам из книги:
«Как будто я сплю и вижу большое море людей. [299] Все возле нашего дома. Я оглядываюсь, мне тесно, но почему-то не могу встать. Тут до меня доходит, что я лежу в гробу, гроб деревянный. Помню это хорошо. Но я живой, помню, что я живой, но я лежу в гробу. Открываются ворота, все выходят на дорогу, и меня выносят на дорогу. Толпы народа, у всех на лицах горе и еще какой-то восторг тайный, мне непонятный. Что случилось? Почему я в гробу? Вдруг процессия остановилась, я услышал, как кто-то сказал: «Дайте молоток». Тут мня пробила мысль — я вижу сон. Опять кто-то повторяет: «Дайте молоток». Оно как наяву и как во сне. И третий раз кто-то сказал: «Подайте молоток». Я услышал, как хлопнула крышка, застучал молоток, один гвоздь попал мне в палец. Я начал бить головой в крышку, ногами. Раз — и крышка сорвалась, упала. Люди смотрят — я поднимаюсь, поднялся до пояса. Мне хочется закричать: больно, зачем вы меня заколачиваете гвоздями, мне там нечем дышать. Они плачут, но мне ничего не говорят. Все как немые. И я не знаю, как мне говорить с ними так, чтобы они услышали. Мне кажется, что я кричу, а губы мои сжаты, не могу их раскрыть. Тогда я лег назад в гроб. Лежу и думаю: они хотят, чтобы я умер, может, я действительно умер и надо молчать. Кто-то опять говорит: «Дайте мне молоток».»
И это он не опроверг… И это защитит его честь и достоинство на главном Суде… И меня тоже…
Из разговоров в зале суда
— Вы говорите, что это коммунисты. Да они, эти люди, — никто, обозленные, нищие. Обманутые и желающие обманываться. Кто-то виноват, а не они. Психологи жертвы. А жертве всегда нужен тот, кого [300] бы она могла обвинять. У нас еще не стреляют, но у всех раздуваются ноздри, как от запаха крови. И не коммунизм, не «святая идея» стучит в их сердца, а «жажда равенства»: если нищие, то чтобы все, если несчастные, то тоже все.
— У нее миллионы, два «мерседеса», по заграницам разъезжает…
— Писатель пишет книгу два — три года, а получает за нее сегодня столько, сколько мальчишка, водитель троллейбуса, за два месяца. Откуда вы взяли эти «мерседесы»?
— По заграницам ездит…
— А где твой личный грех… Ты мог стрелять и мог не стрелять. Что? Молчишь…
— Народ унижен, нищ. А совсем недавно мы были великой державой. Может, мы такими и не были, но сами считали себя великой державой по количеству ракет и танков, атомных бомб. И верили, что живем в самой лучшей, самой справедливой стране. А вы нам говорите, что мы жили в другой стране — страшной и кровавой. Кто вам это простит? Вы наступили на самое больное… На самое глубинное…
— Мы все были к этой лжи причастны… Все…
— Вы делали то же, что и фашисты! А хотите героями зваться… Да в придачу холодильник и мебельный гарнитур без очереди получить… По льготной цене…
— Они — муравьи, они не знают, что есть пчелы и птицы. И они хотят всех сделать муравьями. Разный уровень сознания…
— А что вы хотите после всего?
— После чего?
— После крови… Я имею в виду нашу историю. После крови люди могут ценить только хлеб… Все остальное для них не имеет цены… Сознание разрушено… [301]
— Молиться надо. Молиться за палачей своих… За мучителей…
— Ей доллары заплатили… И она льет на нас грязь… На наших детей…
Из решения суда
РЕШЕНИЕ
ИМЕНЕМ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ
Народный суд Центрального района г. Минска в составе председательствующего Ждановича И. Н., народных заседателей Борисевич Т. В., Сорока Т. С., при секретаре Лобынич И. Б. рассмотрел в открытом заседании 8 декабря 1993 года дело по иску Кецмура Тараса Михайловича и Головневой Инны Сергеевны к Алексиевич Светлане Александровне и редакции газеты «Комсомольская правда» о защите чести и достоинства.
…Заслушав стороны, исследовав материалы дела, суд считает, что исковые заявления подлежат удовлетворению частично.
Согласно ст. 7 ГК Республики Беларусь, гражданин или организация вправе требовать опровержения порочащих их честь и достоинство сведений, если распространявший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности.
Судом установлено, что в газете «Комсомольская правда» от 15 февраля 1990 г. № 39 были опубликованы отрывки из документальной книги С. Алексиевич «Цинковые мальчики» — «Монологи тех, кто прошел Афганистан». В публикации имеется монолог, подписанный фамилией истицы Головневой И. С.
В связи с тем, что ответчики по настоящему делу — Алексиевич С. А. и редакция газеты [302] «Комсомольская правда» — не представили доказательств соответствия действительности сведений, изложенных в указанной публикации, суд считает их не соответствующими действительности.
Однако суд считает, что изложенные сведения не являются позорящими, так как не умаляют честь и достоинство Головневой И. С. и ее погибшего сына в общественном мнении и мнении граждан с точки зрения соблюдения законов и моральных принципов общества, в них не содержится сведений о недостойном поведении ее сына в обществе…
Поскольку ответчиками не представлено доказательств соответствия действительности рассказа Кецмура Т. М., суд считает не соответствующими действительности сведения, изложенные в монологе, подписанном фамилией и именем Кецмура Т. М.
По указанным выше обстоятельствам суд считает не соответствующими действительности и позорящими честь и достоинство истца Кецмура Т. М. следующие сведения, изложенные в фразах: «Я там видел, как выкапывают в рисовых полях железо и человеческие кости, я видел оранжевую ледовую корку на застывшем лице убитого, да, почему-то оранжевую» и «В моей комнате те же книги, фото, магнитофон, гитара, а я — другой. Через парк пройти не могу, оглядываюсь. В кафе официант станет за спиной: «Заказывайте», — а я готов вскочить и убежать. Не могу, чтобы у меня кто-то за спиной стоял. Увидишь гада, одна мысль: расстрелять его надо». Эти сведения суд считает позорящими, так как они дают основания читателям сомневаться в его психической полноценности, адекватности восприятия окружающего, рисуют его человеком озлобленным, ставят под сомнения его моральные качества, создают о нем впечатление как о человеке, который может правдивую [303] и действительную информацию передать как ложную и не соответствующую действительности…
В остальной части иска Кецмуру Т. М. отказать…
Ответчица Алексиевич С. А. иск не признала. Она показала, что в 1987 г. встречалась с Головневой И. С. — матерью погибшего в Афганистане офицера — и беседу с ней записала на магнитофонную ленту. Это было почти сразу после похорон ее сына. Истица рассказала ей все то, что указано в монологе, подписанном ее фамилией в газете «Комсомольская правда». Для того чтобы Головневу не преследовали органы КГБ, она в одностороннем порядке изменила ее имя на «Нина» и воинское звание ее сына со старшего на младшего лейтенанта, хотя речь шла именно о ней.
С Кецмуром Т. М. они встречалась именно шесть лет назад. Наедине она записала его рассказ на магнитофонную ленту. В опубликованном монологе сказанное им изложено в соответствии с этой записью, поэтому соответствует действительности и является правдивым…
На основании изложенного, руководствуясь ст. 194 ГК Республики Беларусь, суд решил:
Обязать редакцию газеты «Комсомольская правда» в двухмесячный срок опубликовать опровержение указанных сведений.
Головневой Инне Сергеевне в иске о защите чести и достоинства к Алексиевич Светлане Александровне и редакции газеты «Комсомольская правда» отказать.
Взыскать с Алексиевич Светланы Александровны в пользу Кецмура Тараса Михайловича расходы по госпошлине в размере 1320 (одна тысяча триста двадцать) рублей и госпошлину в доход государства в размере 2680 (две тысячи шестьсот восемьдесят) рублей. [304]
Взыскать с Головневой Инны Сергеевны в доход государства 3100 (три тысячи сто) рублей.
Решение суда может быть обжаловано в Мингорсуде через нарсуд Центрального района г. Минска в течение 10 дней со дня его оглашения.
Из ходатайства о независимой литературной экспертизе
Директору Института литературы имени Янки Купалы
Академии наук Республики Беларусь
Коваленко В. А.
Уважаемый Виктор Антонович!
Как вам известно, судебный процесс против писательницы Светланы Алексиевич в связи с публикацией отрывка из ее документальной повести «Цинковые мальчики» в «Комсомольской правде» от 15.02.90 г. завершен в первой инстанции. Фактически С. Алексиевич обвинили в том, что она будто бы оскорбила честь и достоинство одного из истцов (одного из героев ее книги), не передав его слова буквально. Дважды суд отклонил ходатайство о проведении литературной экспертизы.
Белорусский ПЕН-центр просит Вас сделать независимую литературную экспертизу, которая бы дала ответ на следующие вопросы:
1. Как научно обозначается жанр документальной повести с учетом того, что «документальная» понимается как «на основе фактов (свидетельств)», а «повесть» — как «художественное произведение»?
2. Чем отличается документальная повесть от газетно-журнальной публикации, в частности от [305] интервью, текст которого обычно визируется автором у интервьюируемого?
3. Имеет ли право автор документальной повести на художественность, концепцию произведения, отбор материала, литературную обработку устных свидетельств, на собственное мировоззрение, на обобщение фактов во имя художественной правды?
4. Кто владеет авторскими правами: автор или герои описываемых ею событий, чьи исповеди-свидетельства она записывала во время сбора материалов?
5. Как определить границы, в которых автор свободен от буквальности, механичности передачи записанных текстов?
6. Соответствует ли книга С. Алексиевич «Цинковые мальчики» жанру документальной повести (в связи с первым вопросом)?
7. Имеет ли право автор документальной повести на изменение имен и фамилий своих героев?
8. И, как следствие всех этих вопросов, самый главный из них: можно ли судить писателя за отрывок из художественного произведения, даже тогда, когда этот отрывок не нравится тем, кто давал устный материал для книги? С. Алексиевич опубликовала не интервью с истцами, а именно отрывок из книги в жанре документальной повести.
Независимая литературная экспертиза нужна Белорусскому ПЕН-центру для защиты писательницы Светланы Алексиевич.
С уважением
Вице-президент Белорусского ПЕН-центра
Карлос Шерман
28 декабря 1993 г.
Вице-президенту Белорусского ПЕН-клуба
Шерману К. Г. [306]
Уважаемый Карлос Григорьевич! Выполняем Вашу просьбу — сделать независимую литературную экспертизу документальной повести Светланы Алексиевич «Цинковые мальчики» и даем ответ на Ваши вопросы по пунктам:
1. По тому определению понятия «документальная литература», которое дает «Литературный энциклопедический словарь» (М., «Советская энциклопедия», 1987, с. 98-99) и которое считается среди ученых-специалистов наиболее выверенным и точным, вытекает, что документальная литература, в том числе и документальная повесть, по своим содержанию, методам и способам исследования, форме изложения относится к жанру художественной прозы и в связи с этим активно использует художественный отбор и эстетическую оценку документального материала. «Документальная литература, — отмечает автор соответствующей статьи, — художественная проза, исследующая исторические события и явления общественной жизни путем анализа документальных материалов, воспроизводимых целиком, частично или в изложении».
2. В той же энциклопедической статье утверждается, что «качество отбора и эстетическая оценка изображаемых фактов, взятых в исторической перспективе, расширяют информационный характер документальной литературы и выводят ее как из разряда газетно-журнальной документалистики (очерк, записки, хроника, репортаж) и публицистики, так и из исторической прозы». Таким образом, отрывок из «Цинковых мальчиков» С. Алексиевич, опубликованный в «Комсомольской правде» (от 15.02.90 г.), нельзя отнести к жанру интервью, репортажа, очерка или любой другой разновидности журналистской деятельности, он является своеобразной рекламой книги, которая вскоре должна была появиться в печати. [307]
3. Что касается права автора документального произведения на художественность как специфическое средство обобщения фактов, на собственную концепцию исторического события, на сознательный отбор материала, на литературную обработку устных рассказов свидетелей этого события, на собственные выводы сопоставления фактов, то в уже названном выше энциклопедическом словаре сказано буквально следующее: «Сводя к минимуму творческий вымысел, документальная литература своеобразно использует художественный синтез, отбирая реальные факты, которые сами по себе обладают значительными социально-типическими свойствами». Несомненно, что документальная литература строго ориентирована на достоверность и правдивость. Но, однако, возможен ли полный реализм, абсолютная правда вообще? По словам писателя, лауреата Нобелевской премии Альбера Камю, полная правда была бы возможна только тогда, когда бы перед человеком поставили киноаппарат и он бы записал всю его жизнь от рождения до смерти. Но нашелся бы в таком случае человек, согласившийся бы пожертвовать своей жизнью ради бесконечного просмотра этой удивительной киноленты? И сумел бы он за внешними событиями увидеть внутренние причины поведения «героя»? Легко представить ситуацию, что было бы, если бы автор «Цинковых мальчиков» сознательно отказалась от творческого отношения к собранным фактам и примирилась с ролью пассивного собирателя. Ей пришлось бы в таком случае записать на бумаге буквально все, что наговорили в своих многочасовых рассказах-исповедях герои-»афганцы», и в итоге получился бы (найдись издатель) пухлый том сырого, необработанного, не доведенного до существующего уровня эстетических требований материала, который просто бы не имел читателя.
Больше того, если бы [308] таким путем пошли предшественники С. Алексиевич в этом документальном жанре, то мировая литература не имела бы сегодня таких шедевров, как «Брестская крепость» С. Смирнова, «Нюрнбергский процесс» А. Полторака, «Обыкновенное убийство» Т. Капоте, «Я — из огненной деревни» А. Адамовича, Я. Брыля, В. Колесника, «Блокадная книга» А. Адамовича и Д. Гранина.
4. Авторское право — это сумма правовых норм, регулирующих отношения, связанные с созданием и изданием литературных произведений, и они начинаются с момента создания книги и состоят из конкретных, определенных законодательством правомочий (лично имущественных и неимущественных). Среди них в первую очередь выделяются права на авторство, на публикацию, переиздание и распространение произведения, на неприкосновенность текста (только автор имеет право вносить в свое произведение какие-либо изменения или дает разрешение сделать это другим). Процесс сбора материала в соответствии с жанром документальной литературы требует активной роли автора, определяющего проблемно-тематическую суть произведения. Нарушение авторского права наказывается в судебном порядке.
5. Буквально точь-в-точь воспроизведение рассказов героев, как мы уже доказывали в ответе на третий вопрос, в документальном произведении невозможно. Но тут, конечно, появляется проблема воли автора, с которым герои в момент откровения поделились воспоминаниями и как бы передали ему часть своих прав на это свидетельство, надеясь на точную передачу их слов в первоначальном виде, на профессиональное мастерство автора, его умение выделить главное и опустить мелочи, которые не углубляют мысль, сопоставить факты и увидеть их в [309] едином целом.
В конце концов все решает художественный талант автора и его моральная позиция, его способность соединять документальность с художественным изображением. Меру правдивости, глубину проникновения в событие в этом случае может почувствовать и определить только сам читатель и литературная критика, которая владеет инструментарием эстетического анализа. Эту меру правдивости по-своему оценивают и герои произведения, они самые пристрастные и внимательные его читатели: соприкасаясь с феноменом превращения устного слова в письменное, а тем более напечатанное, они подчас становятся жертвами неадекватной реакции на собственный рассказ.
Так человек, впервые услышавший свой собственный голос на магнитофонной ленте, не узнает самого себя и считает, что произошла грубая подмена. Внезапный эффект возникает еще и в результате того, что рассказ одного свидетеля сопоставляется, стыкуется в книге с другими подобными рассказами, перекликается или отличается от них, или даже спорит, конфликтует с рассказами других героев-свидетелей: тогда заметно меняется отношение и к собственным словам.
6. Книга С. Алексиевич «Цинковые мальчики» целиком отвечает уже названному выше жанру документальной литературы. Достоверность и художественность присутствуют в ней в пропорциях, позволяющих отнести названное произведение к художественной прозе, а не к журналистике. И, к слову сказать, предшествующие книги этого автора ( «У войны не женское лицо», «Последние свидетели») исследователи относят к документальной литературе.
7. В литературе, современной автору, очерчены определенные границы этики, если достоверная передача рассказа героя, его правдивое свидетельство о событиях, оценка которых еще не получила [310] надлежащего признания в обществе, могут обернуться нежелательными результатами не только для автора, но и для героя. В таком случае автор, несомненно, имеет право на изменение фамилий и имен героев. И даже тогда, когда герою ничего не угрожает и политическая конъюнктура складывается в пользу книги, авторы нередко пользуются этим приемом. В фамилии главного героя «Повести о настоящем человеке» Мересьев писатель Б. Полевой заменил всего только одну букву, но сразу же возник эффект художественности: читатель уже понимал, что речь идет не об одном конкретном человеке, а о типичном явлении в советском обществе. Таких примеров сознательного изменения имени и фамилии героя в истории литературы множество.
8. Судебные процессы, подобные тому, который идет над С. Алексиевич, автором книги «Цинковые мальчики», имеют еще, к сожалению, место в мире. Судебному преследованию в послевоенной Англии подвергался Дж. Оруэлл, автор знаменитой «антиутопии» под названием «1984», которого обвинили в клевете на государственное устройство. Сегодня известно, что темой этой книги был тоталитаризм в том варианте, что возник в XX столетии.
Смертный приговор в наши дни вынесен в Иране писателю С. Рушди за книгу, в которой якобы в издевательском тоне говорится об исламе: прогрессивная мировая общественность оценила этот акт как нарушение права на свободу творчества и как проявление нецивилизованности.
В клевете на Советскую Армию еще недавно упрекали писателя В. Быкова: многие опубликованные в печати письма от ветеранов-псевдопатриотов звучали как суровый общественный приговор писателю, который первым осмелился сказать вслух правду о прошлом. И, увы, история повторяется. Наше общество, провозгласившее [311] строительство правового государства, пока что осваивает лишь азы самых главных прав человека, подменяя часто дух закона его буквой, забывая о моральной стороне всякого судебного дела.
Право на защиту собственного достоинства, которое, по мнению истцов, было нарушено С. Алексиевич газетной публикацией отрывка из книги, не должно пониматься как право сегодня говорить автору книги одно, а завтра, в соответствии с изменением настроения или политической конъюнктуры, что-то совсем обратное.
Возникает вопрос. Когда был искренен «герой» книги: тогда, когда дал согласие поделиться с С. Алексиевич своими воспоминаниями о войне в Афганистане, или тогда, когда под нажимом товарищей по оружию решил отстаивать корпоративные интересы определенной группы людей? И имеет ли он в таком случае моральное право на судебное преследование писательницы, которой в свое время доверился, зная, что его исповедь будет опубликована?
Факты, сообщенные истцом автору и опубликованные в газете, не выглядят одиночными и случайными, они подтверждаются в книге другими аналогичными фактами, ставшими известными автору из рассказов других свидетелей тех же событий. Разве это не дает основание думать, что «герой» был искренен в тот момент, когда записывался устный рассказ, а не тогда, когда он отказывался от своих слов?
И еще важный аспект: если нет свидетелей разговора автора с «героем» и когда отсутствуют другие доказательства правоты одной или второй стороны судебного процесса, возникает необходимость в перепроверке всех подобных фактов, приводимых автором в своей книге, что можно было бы сделать на своеобразном «нюрнбергском процессе», в котором бы приняли участие десятки и тысячи свидетелей войны в Афганистане.
В противном случае существует опасность [312] утонуть в бесконечных судебных разбирательствах, где пришлось бы доказывать чуть ли не каждое сказанное героями книги слово, а это уже абсурд. Поэтому обращение Белорусского ПЕН-центра в Институт литературы АНБ с просьбой сделать независимую литературную экспертизу опубликованного в «Комсомольской правде» отрывка из документальной книги С. Алексиевич «Цинковые мальчики» представляется в данной ситуации естественным и, может, даже единственно возможным способом решить конфликт.
Директор Института имени Я. Купалы Академии наук Беларуси,
член-корреспондент АНБ Коваленко В. А.
Старший научный сотрудник Института литературы,
кандидат филологических наук Тычина М. А.
27 января 1994 г.
Скриншот
URL: http://militera.lib.ru/research/aleksievich1/04.html
.jpg)
Внимание!
Актуальная информация!
Анатолий Краснянский
Лживый "голос" увенчанной лаврами Алексиевич
Системный анализ опуса "Чернобыльская молитва". Часть 1
URL: https://avkrasn.ru/article-3860.html
1. Введение
"Чернобыльская молитва" – одно из сочинений журналиста Светланы Алексиевич. Книга состоит в основном из монологов, два монолога названы "Одинокими человескими голосами", а один из монологов – "Интервью автора с самой собой". [ 1 ].
Низкая логическая культура Алексиевич проявляется уже в названии опуса. Молитва – это обращение к Богу, а монолог – пространная речь действующего лица в драматическом, а также других литературных произведениях, обращенная к самому себе, к группе действующих лиц или к зрителю, а также речь наедине с самим собой или продолжительная речь одного лица, обращенная к слушателям. [2]. Монологи Алексиевич содержат философские и политические рассуждения, анекдоты, ложные слухи и, следовательно, не имеют ничего общего с молитвой.
Логическая ошибка: подмена понятия "монолог" на понятие "молитва" приводит к противоречию между названием книги и ее содержанием. Правильное название книги – "Чернобыльские монологи": это название соответствует содержанию опуса.
Словосочетание "одинокий человеческий голос" имеет признаки плеоназма: лишнее слово – "человеческий", поскольку из контекста ясно, что "голос" – это не лай собаки и не мяуканье кошки.
Слово "голос" лексически плохо сочетается со словом "одинокий". "Голос" имеет семь значений. [2]. Это слово может означать мнение, суждение и высказывание (значение № 6). Именно эти слова связаны по смыслу со словом "монолог". Но не говорят "одинокое мнение", "одинокое суждение" и "одинокое" высказывание", а говорят "единственное мнение", "единственное суждение" и "единственное высказывание". Из четырех значений слова "одинокий" [2] стилистичеки согласуются со словом "голос" следующие смыловые оттенки значения № 3: происходящий, совершаемый без других, в отсутствие других. Но "одинокий голос" звучит в присутствии Алексиевич (это ясно из текста), и, следовательно, он не одинокий.
"Одинокий голос" Людмилы Игнатенко в сочинении Алексиевич – это не монолог Людмилы Андреевны Игнатенко, жены пожарного Василия Игнатенко. То, что рассказывала Людмила Андреевна, установить невозможно, поскольку наверняка нет текста, каждая страница которого была бы подписана Людмилой Андреевной, а подписи удостоверены нотариусом.
Поэтому Людмила Андреевна не может нести ответственность за фантазии Алексиевич. Алексиевич много раз обвиняли во лжи. Смотрите, например, [3].
В данной работе проведен системный анализ "Одинокого человеческого голоса". Системный анализ включает в данном случае следующие операции: лингвистический анализ, логический анализ, юридичесикй анализ и проверку достоверности физической, химической и медицинской информации, содержащейся в "Голосе".
Любой текст является совокупностью предложений. Каждое предложение содержит содержит одно или несколько суждений, или, иначе, одну или несколько мыслей. Мысли (суждения) в предложении могут быть выражены в явной или неявной форме. Мысли в неявной форме – это мысли, которые можно выявить с помощью анализа. Разумеется, не всегда, чтобы выявить скрытый смысл, нужно проводить анализ. Например, скрытый смысл метафоры "Россия – это медведь" состоит в том, что Россия – это "дикая", "неповоротливая", "слишком большая", "опасная" страна. [4]. В этом случае достаточно иметь общее представление о медведе.
В работе проводится анализ как суждений, содержащихся в тексте в явной форме, так и суждений в неявной форме.
Ранее было показано, что системный анализ позволяет наиболее полно выявить скрытый смысл (скрытые смыслы) текстов. [5].
Принятые в статье обозначения, сокращения и определения: 1. А.К. – Анатолий Краснянский. 2. Людмила (П), Людмила (персонаж) – Людмила Андреевна Игнатенко, за которую говорит Алексиевич. 3. "Одинокий голос", "Голос", "Монолог Людмилы (П)" – "Одинокий человеческий голос". 4. Больница № 6, шестая клиника – Клиническая больница № 6. 5. ОЛБ – острая лучевая болезнь. 6. Знак {…} указывает на удаление части текста. 7. Определения: Ложное утверждение – это суждение, не соответствующее действительности. Лживым следует называть утверждение, когда говорящий знает, что его утверждение является ложным.
2. Системный анализ "Одинокого голоса" Людмилы (персонажа)
Сюжет "Одинокого голоса" строится на трех ключевых лживых утверждениях: 1. "Пожарные, в том числе Василий Игнатенко, были источниками излучения, опасными для жизни и здоровья окружающих", 2. "Людмиле (персонажу) разрешили находиться в асептическом отделении клинической больницы № 6", 3. "В Клинической больнице № 6 приняли роды у Людмилы (персонажа)".
Опровержение этой лжи обрушивает всю конструкцию "Одинокого голоса".
2.1. Опровержение лжи о том, что пожарные были источниками излучения, опасными для жизни и здоровья окружающих
Доказательство основано на свидетельствах заведующей в 1986 году клиническим отделом Института биофизики Ангелиной Константиновной Гуськовой и других сотрудников Института биофизики Министерства здравохранения СССР.
Аргумент № 1: Отрывок из беседы журналиста Александра Емельяненкова с членом-корреспондентом РАМН Ангелиной Константиновной Гуськовой. [8].
Емельяненков: О пострадавших с Чернобыльской АЭС, которые получили смертельные дозы и были доставлены к вам в клинику говорили, что они являли собой источник радиации. Что во избежание опасности даже их могилы перекрыты бетонными плитами.
Гуськова: В таких суждениях правда перемешана с откровенными вымыслами и невежеством. Среди поступивших к нам было два больных с активностью по цезию и йоду, которая делала их источниками излучения. Не очень значительного, но все-таки… Это были операторы машинного зала, у которых при взрыве паром сорвало кожу и отмечалось раневое поступление радионуклидов. Но у них была и большая доза внешнего облучения. Один прожил 21 день, второй — 23. Два смежных с их палатой помещения было решено не занимать. Но вовсе не потому, что остальные могли заболеть или умереть, – такой опасности они не представляли.
Емельяненков: А врачи как себя вели – они ведь тоже рисковали? Никто не отказывался от работы?
Гуськова: Санитарки – две или три – от нас ушли. И 6-я больница струсила – почти все ушли.
Емельяненков: А кто же занимался лечением?
Гуськова: Врачи из клиники Института биофизики – нам только здание больницы освободили. Из 6-й остались гинекологи, реаниматоры, два кардиолога и один-два хирурга. Такие страхи среди врачей общего назначения и сегодня существуют, до сих пор боятся, когда к нам привозят радиационных больных.
Аргумент № 2: Отрывки из монографии А.К. Гуськовой, И.А. Галстян, И.А. Гусева. [9].
"Основой оценки вклада радиационного фактора в последствия для здоровья человека является максимально доступное уточнение уровней доз внешнего и внутреннего облучения"
"При этом внутреннее облучение было реальным в единичных случаях: два случая раневого поступления через поврежденную кожу с формированием на конечный период наблюдения дозы, близкой к разовой дозе внешнего облучения".
"Лишь у двух пациентов была и еще одна составляющая в радиационном воздействии — поступление в организм радионуклидов через раневую поверхность обожженной паром кожи.
"Представляется существенным еще раз рассмотреть вопрос о возможной недооценке доз внутреннего облучения у ликвидаторов, как возможном источнике неполноты сведений о совокупности радиационных факторов. Проведенный анализ показывает, что за исключением 2-х пациентов с ОЛБ (2,5 грей), дозы у остальных были существенно ниже десятых долей грей".
"Особые условия размещения с максимальной изоляцией пациентов от окружающих и мерами по ограничению облучаемости персонала касались лишь двух пациентов с реальным поступлением в их организм радионуклидов йода и цезия. Уровни внешнего гамма-излучения от них могли достигать по данным В.Н. Яценко на расстоянии 30 см от тела 3–5 Р/час. Это потребовало соответствующего изолированного размещения двух этих пациентов на значительном расстоянии от окружающих и резкого ограничения времени манипуляций, проводившихся у них медицинскими работниками. Было отмечено повышение уровней доз у некоторых специалистов (окулист, отоларинголог, средний медицинский персонал) именно за счет работы с этими пострадавшими".
Аргумент № 3: Отрывок из выступления А.К. Гуськовой перед молодыми учеными Институт проблем безопасного развития атомной энергетики Российской Академии наук 27 апреля 2012 года. [10].
«Наконец, ингаляционные поступления. Конечно, источником ингаляционных поступлений радионуклидов в организм является не столько грязная одежда или использование загрязненных предметов. Все-таки элементарная, примитивная защита у находившихся на площадке имела место, и она сделала фактор внутреннего поступления радионуклидов малозначимым для персонала АЭС, но он остался значимым для населения. Только относительно двух человек из 134-х можно было говорить о реальном поступлении радионуклидов цезия и йода в организм.
К моменту их ухода из жизни (3-я – 4-я недели) дозы от внутреннего облучения достигли тех минутных доз, которые они получили от внешнего облучения. Но это не за счет ингаляционных поступлений. Эти люди были обожжены паром, их кожа представляла собой обширную раневую поверхность, через которую и проникали радиоактивные вещества. Они были источниками гамма- и бета-излучения — мощность дозы на расстоянии полметра от них могла быть довольно значительной, что требовало их особого размещения и более строгого режима общения медперсонала именно с этими двумя пациентами. Все это было учтено.
Аргумент № 4: Отрывок из лекции А.К. Гуськовой, 18 сентября 2013 года. [11].
"Особо изолировали двух пациентов, у которых кроме внешнего облучения было и внутреннее: радионуклиды поступали через поврежденную ожогом кожу. Чтобы обеспечить безопасность медперсонала при лечении этих пациентов, нужны были дополнительные защитные меры".
Аргумент № 5: А.К. Гуськова. Ответы на вопросы молодых ученых. [12].
Ответ на вопрос: "Может ли облученный пациент загрязнить или облучить окружающих?":
"Были единичные случаи, при которых человек становился источником радиации. Например, из 134 чернобыльских пациентов с ОЛБ двое имели реальное внешнее загрязнение и радиоактивные вещества внутри. Это мало изменило клиническую картину для самих пациентов, но требовались особые приемы медицинской помощи, позволяющие ограничить контакт других людей с этими пациентами. Таких пациентов нужно помещать отдельно, с максимальной изоляцией и на расстоянии, исключающем опасность для рядом проходящих людей, рядом лежащих пациентов.
Больные с внешним загрязнением особенно опасны для санитаров и врачей, которые должны быть очень близко от пациента, например, отоларингологи, окулисты. За чернобыльскую эпопею такие специалисты получали дополнительно 400-500 мЗв с неравномерным распределение дозы по телу. Санитарное обслуживание этих пациентов требовало определенных приемов, связанных с их перемещением, сменой белья и так далее. Тем не менее, мне не известны случаи заболевания от контакта с человеком".
А.К., примечание № 1:
Исходя из контекста, можно уточнить ответ А.К. Гуськовой на вопрос: "Может ли облученный пациент загрязнить или облучить окружающих?": "Мне не известны случаи заболевания (ОЛБ — А.К.) от контакта с (облученным — А.К.) человеком".
А.К., примечание № 2:
Можно предположить, что при записи ответов А.К. Гуськовой на вопросы была сделана ошибка. Гуськова, вероятно, назвала дозу на все тело, равную 40 – 50 миллизиверт, а записали 400 – 500 миллизиверт (около 40 – 50 рентген в случае гамма-излучения).
Дополнительный аргумент: Отрывок из приложения D к Докладу НКДАР Генеральной Ассамблее. 2008 год. [13] .
"Преобладающее воздействие (радиации – А.К.) было связано с внешним облучением всего тела при высокой мощности дозы и бета-облучением кожи. Внутреннее загрязнение было сравнительно небольшим, а облучение нейтронами – пренебрежимо малым".
Этот аргумент подтверждает мысль о том, что среди больных острой лучевой было мало тех, кто получил большую дозу за счет внутреннего облучения.
Выводы:
1. Только относительно двух человек из 134-х можно было говорить о значительном поступлении радионуклидов цезия и йода в организм. Это операторы машинного зала. В момент взрыва они были обожжены паром, их кожа представляла собой обширную раневую поверхность, через которую и проникли радиоактивные вещества. Операторы получили дозу внутреннего облучения, равную 2,5 грей (один прожил 21 день, второй — 23). Но у них была и большая доза внешнего облучения.
2. Больные (операторы машинного зала):
2.1. Были источниками гамма- и бета-излучения. Мощность дозы гамма-излучения на расстоянии 30 см от тела от них могла достигать 3–5 рентген/час.
2.2. Представляли наибольшую опасность для санитаров и врачей, которые должны были находиться очень близко от пациента, например, отоларингологи и окулисты. За чернобыльскую эпопею такие специалисты получили дополнительно 400 – 500 мЗв с неравномерным распределение дозы по телу.
2.3. Лежали в одной палате. Два смежных с их палатой помещения не заняли. Санитарное обслуживание этих пациентов требовало определенных приемов, связанных с их перемещением, сменой белья и так далее.
Хорошо известно, что пожарные специализированной военизированной пожарной части № 6 (СВПЧ-6) приехали к атомной станции после взрыва реактора, сопровождающегося выбросом горячего пара и поэтому не могли пострадать от горячего пара. Пожарные, по-видимому, использовали средства защиты, в том числе органов дыхания и вследствие этого внутрь попало относительно небольшое количестве радионуклидов, и, следовательно, не представляли опасности для окружающих. Они получили дозу в основном за счет внешнего облучения.
Первое ключевое истинное суждение: Пожарные СВПЧ-6 не были источниками излучения, опасными для жизни и здоровья окружающих.
2.2. Опровержение лжи о том, что Людмиле (персонажу) разрешили находиться в асептическом отделении Клинической больницы № 6
Согласно версии Алексиевич, Людмиле Андреевне Игнатенко официально разрешили (дали постоянный пропуск) находиться с 9 часов утра до 9 часов вечера в больнице, в том числе в асептическом отделении. Очевидно, что только руководство больницы № 6 могло дать такое разрешение. Медсестры, работающие в асептическом отделении, разрешили (без ведома начальства) ночевать в палате мужа. Людмила (П) не проходила через санитарный пропускник, не меняла уличную обувь на тапочки, не мыла и не обрабатывала руки кожным антисептиком, не переодевалась стерильную одежду (брюки, рубашку, халат, бахилы, маску, косынку или шапочку). В асептическом отделении Людмила (П) свободно ходила по асептическим палатам, где лежали пожарные. Эти палаты она называла "барокамерами".
Аргумент № 1: Извлечения из документа "Методические указания по организации и проведению комплекса санитарно-противоэпидемических мероприятий в асептических отделениях (блоках) и палатах". [7].
Пункт 1.1. Асептические отделения (блоки), палаты предназначены для госпитализации и специального лечения больных с заболеваниями, протекающими с иммунодефицитным состоянием
Пункт 2.1. Асептические отделения (блоки) или палаты организуют в лечебных учреждениях, {…} занимающихся лечением {…} острой лучевой болезни {…} и других заболеваний, протекающими с иммунодефицитным состоянием.
Пункт 5.1. Заведующий отделением организует ежедневный врачебный осмотр персонала, работающего в отделении, перед выходом на работу (термометрия, осмотр зева и кожи). Лиц с воспалительными или гнойными процессами, недомоганием или лихорадкой, с симптомами гриппа и ОРЗ к работе в асептическом отделении не допускают.
Пункт 5.2. Все сотрудники перед началом работы проходят через санитарный пропускник, раздеваются, меняют уличную обувь на тапочки, моют и обрабатывают руки кожным антисептиком и получают комплект стерильной одежды (брюки, рубашку, халат, бахилы, маску, косынку или шапочку).
Пункт 5.3. В асептических отделениях обслуживающий медицинский персонал должен работать в 4-слойных марлевых масках, закрывающих рот и нос.
Вывод: Из текста документа "Методические указания…" [7] следует, что для успешного лечения острой лучевой болезни необходимо строгое выполнение асептического режима.
Аргумент № 2: Отрывок из книги "Авария Чернобыльской атомной станции (1986–2011 гг.): последствия для здоровья, размышления врача". [14] .
"Центральное место в лечебных мероприятиях занимало профилактическое ограничение экзогенного (внешнего — А.К.) инфицирования: асептический режим в палатах, максимальная индивидуализация одежды, белья с частой сменой их, а также всех предметов ухода и одежды обслуживающего персонала.
Большинство манипуляций проводилось в условиях палаты, максимально ограничивалось перемещение пациентов в другие помещения для каких-либо специальных диагностических или лечебных мероприятий".
Вывод: Из текста монографии [14] следует, что в больнице № 6 принимали хорошо продуманные решения для профилактического ограничения внешнего инфицирования больных и строгого выполнения асептического режима в отделениях и палатах.
Аргумент № 3: Отрывок из статьи Гаяза Алимова "Исполняя свой долг". [15].
"В первом репортаже из района Чернобыльской АЭС «Известия» уже рассказывали о решительных, мужественных действиях пожарных под руководством майора Леонида Телятникова. Сейчас он находится в Москве в клинической больнице № 6. Врачи разрешили корреспондентам «Известий» короткое свидание с ним.
Нас попросили переодеться. Объяснили: для вас никакой опасности нет, а вот ему можете навредить. Выделили полный комплект новой больничной одежды – от носков и тапочек до респиратора. Спросил: можно ли поздороваться с моим собеседником за руку. Мне хотелось от имени всех читателей пожать Леониду Петровичу руку, поблагодарить за то, что сделали он и его парни. Разрешили. Только профессор Ангелина Константиновна Гуськова очень просила не задавать много вопросов.
– Не надо, — сказала она.– Поймите: заново пережить случившееся непросто.
Режим есть режим… Врач Людмила Николаевна Петросян повела нас в 842-ю палату. Телятников обедал. Увидел нас, встал, улыбнулся. Невысокого роста, поджарый, крепкий, с открытым русским лицом".
Вывод: Из статьи Гаяза Алимова следует, что в клинической больнице № 6 выполняли требования асептического режима. Корреспонденты прошли через санпропускник, сняли повседневную одежду и надели полный комплект больничной одежды. Согласно "Методическим указаниям…" [7], они должны были помыть и обработать руки кожным антисептиком. Именно с учетом выполнения этих пунктов журналисту разрешили поздороваться за руку с больным.
Аргумент № 4: Отрывок из статьи Гаяза Алимова и Андрея Иллеша "Они были первыми. [24].
Рассказывает профессор Гуськова: "Сейчас на каждого тяжелобольного мы имеем круглосуточного индивидуального врача и сестру. "Раскладка" такая: три смены врачей, четыре смены сестер и у дежурного по больнице работает целое войско. Коллектив проявил себя дружным".
Вывод: Лечением тяжелобольного Василия в течение суток занимались три врача, сменяя друг друга. Согласно версии Алексиевич, Людмила (П) находилась по ночам в палате мужа ([1], стр. 22, 23). Очевидно, что в первую же ночь Людмилу (П) должны были обнаружить и вывести ее из больницы.
Аргумент № 5: У администрации больницы не было законных оснований для выдачи Людмиле (П) постоянного пропуска.
Анализ предложения из "Одинокого глоса": "А с девяти утра до девяти вечера у меня пропуск". ([1], стр. 22).
Это ложное суждение.
Доказательство:
1. Во-первых, пропуск "с девяти до девяти" могли выдать только сотрудникам клиники или прикомандированным к больнице. Людмила (П) не имела московской прописки и оформить ее на работу (постоянную или временную) по этой причине не могли.
2. Во-вторых, у Людмилы (П) не было ни медицинского образования, ни опыта работы санитаром и, следовательно, не было никаких оснований ее принимать на работу, даже если бы у нее была московская прописка.
Второе ключевое истинное суждение: Людмиле (персонажу) не могли разрешить находиться в асептическом отделении Клинической больницы № 6.
2.3. Опровержение лжи о том, что в Клинической больнице № 6 приняли роды у Людмилы (П)
В клинической больнице № 6 никогда не было родильного отделения. Для доказательства этого тезиса достаточно привести отрывок из статьи Константина Котенко "Первая в стране больница специального назначения", бывшего в 2008 году генеральным директором ФГУ «ФМБЦ им. А.И. Бурназяна»:
"Клиническая больница № 6 была создана в 1948 году на базе Московского нейрохирургического госпиталя инвалидов Великой Отечественной войны. В её задачи входила организация стационарного лечения больных, работающих в условиях по добыче и переработке урановых и ториевых руд и других предприятий ядерно-энергетического комплекса. Эта больница специального назначения была первым такого рода медицинским учреждением в СССР и по настоящее время остаётся головным учреждением, созданным для медицинского обслуживания работников атомной промышленности и лиц, пострадавших в результате радиационных аварий". [6].
Здесь следует обратить внимание на следующее обстоятельство. Если бы события происходили в сельской местности, далеко от больницы с родильным отделением, то роженицу повезли бы в ближайшую, пусть и непрофильную больницу. В Москве, где много роддомов и родильных отделений, не имело никакого смысла везти роженицу в непрофильную больницу.
Третье ключевое истинное суждение: В Клинической больнице № 6 не принимали роды у Людмилы (П).
Заключение
Ключевые истинные суждения:
1. Пожарные, в том числе и Василий Игнатенко, не были источниками излучения, опасными для жизни и здоровья окружающих.
2. Людмиле (П) не могли разрешить находиться в асептическом отделении Клинической больнице № 6.
3. В Клинической больнице № 6 не принимали роды у Людмилы (П).
Ключевые ложные суждения, на которых основано содержание монолога Людмилы (П):
1. Пожарные, в том числе и Василий Игнатенко, были источниками излучения, опасными для жизни и здоровья окружающих.
2. Людмиле (П) разрешили находиться в асептическом отделении Клинической больнице № 6.
3. В Клинической больнице № 6 приняли роды у Людмилы (П).
Содержание сочинения "Одинокий человеческий голос" противоречит ключевым истинным суждениям. Следовательно, все сцены (эпизоды), явно или неявно противоречащие этим суждениям, не соответствуют действительности.
2.4. Ложь о гараже на первом этаже жилого дома
"Жили мы в общежитии пожарной части, где он служил. На втором этаже. И там ещё три молодые семьи, на всех одна кухня. А внизу, на первом этаже стояли машины. Красные пожарные машины. Это была его служба".
Анализ
Анализ предложений: "Жили мы в общежитии пожарной части, где он служил. На втором этаже. И там ещё три молодые семьи, на всех одна кухня".
Алексиевич не единственная журналистка, которая беседовала с Людмилой Андреевной Игнатенко.
Версия Денисовой [16]: «Три года они встречались, а потом поженились и стали жить в новом доме для пожарных. Они очень гордились своей просторной квартирой: из ее окна были видны пожарная часть и станция».
Версия Феофановой [16]: "Они получили однокомнатную квартиру. Во дворе под фруктовыми деревьями делали шашлыки, варили уху на весь дом. За домом ребята выкопали пруд — там плавали черепахи".
По версии Алексиевич, Людмила с мужем жила в общежитии, в котором на четыре семьи была одна кухня. Согласно Денисовой и Феофановой, у них была отдельная квартира.
Анализ предложений: "А внизу, на первом этаже стояли машины. Красные пожарные машины".
Первое предложение содержит мысль: "На первом этаже жилого дома стояли пожарные машины". Это ложная мысль.
Доказательство:
Во-первых, в Советском Союзе, чтобы построить гараж на территории (во дворе) жилого дома требовалось разрешение межведомственных комиссий исполкомов местных Советов народных депутатов ("Типовые правила пожарной безопасности для жилых домов…", пункт 3.1.8.а.). [17]. Запрета на строительство гаражей на первых этажах жилых зданий в "Типовых правилах…" не было, но не потому, что разрешалось, а потому, что никому в голову не приходило устраивать гаражи в жилых домах. Действительно, найдите хоть один жилое здание, например, в Москве, на первом этаже которого расположены гаражи.
Во-вторых, из фотографии СВПЧ-6 [18] видно, что жилой дом и гараж — отдельные здания.
Самостоятельная военизированная пожарная часть № 6.
СВПЧ-6 расположена на окраине Припяти, на Заводской улице. На фотографии видны три здания: трехэтажный кирпичный жилой дом (слева), гараж на четыре пожарные машины и справа – высокое здание (смотровая вышка).
2.5. Фантазии Людмилы (П) о том, как тушили пожар
"Самого взрыва я не видела. Только пламя. Все, словно светилось… Все небо… Высокое пламя. Копоть. Жар страшный.
А его все нет и нет. Копоть оттого, что битум горел, крыша станции была залита битумом. Ходили, потом вспоминал, как по смоле. Сбивали огонь, а он полз. Поднимался. Сбрасывали горящий графит ногами… Уехали они без брезентовых костюмов, как были в одних рубашках, так и уехали. Их не предупредили, их вызвали на обыкновенный пожар…".
Анализ
Анализ предложений: Самого взрыва я не видела. Только пламя. Все, словно светилось… Все небо… Высокое пламя. Копоть. Жар страшный.
Первые двадцать часов после аварии ветер относил радиоактивные выбросы в сторону от Припяти, затем ветер изменился в направлении Припяти. [19]. Поэтому ощутить "страшный жар" Люмила никак не могла, тем более что находилась в 3 – 4 километрах от места пожара.
Анализ предложения: "Сбрасывали горящий графит ногами…".
Это ложное суждение.
Доказательство:
Во-первых, очистка крыши третьего блока от реакторного графита — это дезактивация. В тот момент необходимо было потушить пожар, а не проводить дезактивацию.
Во-вторых, горящий графит (температура горения 1000 оС) поджигает битум (температура воспламенения 300 оС), в котором (или на котором) лежит. Поэтому подойти к куску горящего графита можно было только по слою горящего битума, а это невозможно.
В-третьих, даже если бы куски горящего графита лежали на бетоне, их невозможно было бы "скинуть ногами", поскольку пожарные были либо в резиновой, либо в кожаной обуви. Работникам профессиональной пожарной охраны Министерства внутренних дел СССР давали в бесплатное пользование резиновые, кирзовые, юфтевые сапоги и хромовые ботинки. [21]. Любые материалы на органической основе при температуре 1000 оС моментально разрушаются и загораются.
Справка: Температура самовоспламенения битума (около 400 оС) ниже, чем температура самовоспламенения графита (около 1000 оС), поэтому остановить горение графита легче, чем прекратить горение битума. Чтобы прекратить горение графита, достаточно его охладить водой до температуры ниже 1000 оС, а чтобы потушить горящий битум, нужно его охладить до температуры ниже 400 оС. [20].
Анализ предложения: «… Уехали они без брезентовых костюмов, как были в одних рубашках, так и уехали».
Предложение содержит две мысли: "Пожарные уехали на пожар в одних рубашках", "Пожарные уехали на пожар без брезентовых костюмов". Обе мысли ложные.
Доказательство № 1:
Во-первых, выполнять боевую задачу пожарные – военнослужащие МВД СССР были обязаны в боевой одежде. Выезд на пожар «в одних рубашках», то есть без средств индивидуальной защиты (специальной одежды, специальной обуви, противогазов, респираторов, защитных очков, рукавиц, перчаток) рассматривалось бы как грубое нарушение Боевого устава пожарной охраны. Тушение пожара на объекте, содержащем радиоактивные вещества, должно проводиться с использованием изолирующих противогазов с масками, средств индивидуального и группового дозиметрического контроля. Обеспечение пожарных средствами защиты и контроля радиационной обстановки – обязанность руководителя тушения пожара (пункт 166 Боевого устава пожарной охраны [22]).
Горячие потоки воздуха, содержащие бета-излучатели и альфа-излучатели, а также инфракрасное излучение, которое испускает пламя и раскаленные предметы, очень быстро привели бы к термическим и радиационным ожогам обширных участков кожи. В результате пожарные бы погибли, не выполнив боевую задачу. Им не удалось избежать ожогов, но это были в основном ожоги лица.
Во-вторых, не было бы и речи о награждении пожарных (посмертно) государственными наградами. Более того, если бы начальник караула СВПЧ-6 МВД СССР лейтенант внутренней службы Виктор Николаевич Кибенок допустил выезд караула "в одних рубашках" и чудом остался жив, его бы судили за халатное отношение к службе, которое повлекло тяжкие последствия — статья 2541 Уголовного кодекса Украины. [23].
Доказательство № 2:
Существует всего две альтернативы: либо дежурный караул выехал на пожар в брезентовых костюмов, либо без них – в "одних рубашках".
Предположим, что дежурный караул СПВЧ-6: Виктор Николаевич Кибенок, лейтенант в/с, начальник караула; Николай Васильевич Ващук, сержант в/с, командир отделения; Василий Иванович Игнатенко, старший сержант в/с, старший пожарный; Николай Иванович Тытенок, старший сержант в/с, старший пожарный; Владимир Иванович Тишура, сержант в/с, пожарный; Петр Иванович Пивовар, сержант в/с, старший водитель; Анатолий Дмитриевич Найдюк, сержант в/с, водитель Михаил Федорович Крысько, сержант в/с, водитель, в полном составе и "в одних рубашках" действительно выехал тушить пожар на атомной электростанции.
Если шесть пожарных и двое водителей "в одних рубашках" выехали тушить пожар на атомной электростанции, то они одновременно сошли с ума. Но такого не бывает. Каждый сходит с ума в индивидуальном порядке. Восемь человек не могли одновременно сойти с ума.
Вывод: Предположение о том, что дежурный караул СПВЧ-6 в полном составе выехал тушить пожар "в одних рубашках", является ложным. Следовательно, истинным является утверждение: дежурный караул СПВЧ-6 выехал на тушение пожара в брезентовых костюмах.
Анализ предложения: «Их не предупредили, их вызвали на обыкновенный пожар…».
Предложение (в неявном виде) содержит мысль: «При тушении «обыкновенного» пожара брезентовые костюмы не нужны». Очевидно, что это ложная мысль.
2.6. Людмила (П) не знает название профессии мужа
"Мать часто вспоминала, как не хотели они с отцом отпускать его в город, даже новый дом построили. Забрали в армию. Служил в Москве в пожарных войсках, и когда вернулся: только в пожарники! Ничего другого не признавал. ( Молчит .)".
Анализ
В Боевом уставе пожарной охраны (утвержденном приказом МВД СССР от 1 ноября 1985 года № 211) нет слова "пожарник". [22]. Правильное название профессии: пожарный. Так, в главе V Устава слово пожарный встречается много раз: "При тушении пожара пожарный обязан:…" (пункт 129), "Пожарный, входящий в состав разведки, обязан:…" (пункт 130), "При спасании людей пожарный обязан:..." (пункт 131). "При прокладке рукавной линии пожарный обязан:…" (пункт 132) и так далее.
В "Одиноком голосе" вместо правильного названия профессии – "пожарный" используется слово "пожарник", которое встречается в тексте четыре раза ([1], стр. 12, 14, 16, 29).
По версии Денисовой [16], Людмила и Василий три года встречались, а только потом поженились. Людмила Андреевна жила с мужем в доме, построенном для пожарных, семьи пожарных общались, и она не могла не знать правильного названия профессии мужа. Но если вспомнить, что за Людмилу Андреевну Игнатенко говорит Алексиевич, то ничего удивительного в этом нет.
2.7. Ложь о врачах, медсестрах и санитарках МСЧ № 126
«Многие врачи, медсёстры, особенно санитарки этой больницы через какое-то время заболеют. Умрут. Но никто тогда этого не знал…».
Анализ
Анализ суждений: "Многие врачи этой больницы через какое-то время заболеют и умрут", "Многие медсёстры этой больницы через какое-то время заболеют и умрут", "Многие санитарки этой больницы через какое-то время заболеют и умрут".
Эти мысли содержатся в анализируемом тексте.
В принципе каждый из врачей, медсестёр и санитаров МСЧ № 126 города Припяти через какое-то время (когда-нибудь) заболеет и умрёт. Некоторые наверняка уже умерли – прошло уже тридцать лет. В этом смысле эти суждения истинные. Никому не дано избежать смерти. Но из контекста следует, что они умрут из-за того, что получили большие дозы ионизирующего излучения.
Слово "многие" в данном случае означает составляющие неопределенно большое число, значительную часть кого-либо, чего-либо. [2 ].
Следовательно, указанные суждения можно сформулировать так: "Большое число врачей этой больницы через какое-то время заболеют из-за облучения и умрут", "Большое число медсестёр этой больницы через какое-то время заболеют из-за облучения и умрут", "Большое число санитарок этой больницы через какое-то время заболеют из-за облучения и умрут".
Это ложные суждения.
Доказательство:
Аргумент № 1:
Людмила (П) могла бы знать что-то о судьбе врачей, медсестер и санитаров МСЧ № 126, если бы: 1) долго работала в этой больнице; 2) была знакома со многими из медперсонала (следствие из пункта 1); 3) знала их новые (после эвакуации) адреса или телефоны (следствие из пункта 2).
Но Людмила работала в кондитерском цехе и знала только одного врача из МСЧ № 126 ([1], стр. 12). Следовательно, Людмила не могла знать судьбы многих врачей, медсестер и санитаров.
Аргумент № 2:
Среди пациентов шестой клиники было два доктора (врачи «Скорой помощи»). Они получили большие дозы, поскольку много раз выезжали к аварийному блоку для эвакуации пострадавших. Они заболели ОЛБ. [24].
Из беседы журналиста Гаяза Алимова с профессором Гуськовой [24]:
Алимов: "У вас на излечении только мужчины?"
Гуськова: "Женщин мало. Из серьезных больных — две. Лежат, в основном, молодые мужчины. Среди них два доктора — оба работники «скорой помощи». Скромные, дельно описавшие нам ситуацию. Их рассказ был нам очень важен. Лежат пожарные… Вертолетчиков нет, они в полетах были достаточно защищены. Повторю: пациенты — в основном, персонал или те, кто в первые часы боролся с огнем, искал в четвертом блоке пострадавших".
Аргумент № 3: Отрывок из доклада Михаила Исакиевича Балонова перед Российской научной комиссии по радиологической защите 14 марта 2011 года. [25].
"Не было ни одного случая острой лучевой болезни среди населения: ни среди эвакуированных, ни среди тех, кого не эвакуировали. Это согласуется с оценками облучения, которые дают значения доз во всем теле у населения значительно ниже, чем известные пороги дозы для ОЛБ".
Медицинский персонал МСЧ-126 27 апреля 1986 года был эвакуирован во временное помещение в пионерском лагере «Сказочный», расположенном в 10 км от Припяти. [38].
Следовательно, врачи (кроме двух, отправленных в Москву), медсестры и санитары МСЧ-126 вошли в число эвакуированных, среди которых, по утверждению М.И. Балонова, "не было ни одного случая острой лучевой болезни".
2.8. Выдумка о том, что жены пострадавших "бились и царапались"
"Вечером в больницу не пропустили… Море людей вокруг… Я стояла напротив его окна, он подошёл и что-то мне кричал. Так отчаянно! В толпе кто-то расслышал: их увозят ночью в Москву. Жены сбились все в одну кучу. Решили: поедем с ними. Пустите нас к нашим мужьям! Не имеете права! Бились, царапались. Солдаты, уже стояла цепь в два ряда, нас отталкивали. Тогда вышел врач и подтвердил, что они полетят на самолёте в Москву, но нам нужно принести им одежду, – та, в которой они были на станции, сгорела. Автобусы уже не ходили, и мы бегом через весь город. Прибежали с сумками, а самолёт уже улетел. Нас специально обманули… Чтобы мы не кричали, не плакали…".
Анализ
Анализ предложения: "Вечером (26 апреля — А.К.) в больницу не пропустили…".
Вечером 26 апреля в МСЧ-26 уже работала прибывшая из Москвы аварийная бригада из клиники Института биофизики Минздрава СССР. Они вместе с врачами из медсанчасти отбирали наиболее тяжелых больных для срочной отправки в Москву, для этого нужно было осмотреть всех обратившихся за помощью. Очень сложно было среди большого числа людей (около 600) – обгоревших или «наглотавшихся» дыма, просто взволнованных, уставших – отобрать нуждающихся в специальном лечении. За короткое время было сделано около 1000 анализов крови. [24, 38].
Всю эту огромную работу в срочном порядке сделали врачи из аварийной бригады и медики МСЧ № 126. Аварийная бригада обеспечила и транспортировку тяжелых больных в Москву. [24].
Для организации посещения больных родственниками нужно время. Этого времени у медперснола припятской больницы и аварийной бригады просто не было.
В Москву двумя самолетами были доставлены 207 человек, в том числе 115 с первоначальным диагнозом острой лучевой болезни, подтвержденным впоследствии у 104. Поступление пациентов в клинику ИБФ началось в ночь на 27 апреля 1986 года. [26].
Анализ текста: "Жены сбились все в одну кучу. Решили: поедем с ними. Пустите нас к нашим мужьям! Не имеете права! Бились, царапались".
Очевидно, что число мест в самолетах было ограничено и совершенно ясно, что в первую очередь надо было отправлять нуждающихся в срочном лечении, а не их родственников. Вопреки здравому смыслу, жены "бились, царапались", чтобы занять места пострадавших в аварии пожарных и работников атомной станции.
Анализ текста: "Прибежали с сумками, а самолёт уже улетел. Нас специально обманули… Чтобы мы не кричали, не плакали…".
Наиболее пострадавших необходимо было срочно доставить в Москву для лечения в специализированной клинике. Не до одежды было. Поэтому многих больных повезли в Москву в одних простынях. Было тепло и в Припяти, и в Москве. Поэтому никто не простудился.
2.9. Фальсифицированное объявление о временной эвакуации
"По радио объявили, что, возможно, город эвакуируют на три-пять дней, возьмите с собой тёплые вещи и спортивные костюмы, будете жить в лесах. В палатках. Люди даже обрадовались: поедем на природу! Встретим там Первое мая. Необычно. Готовили в дорогу шашлыки, покупали вино. Брали с собой гитары, магнитофоны. Любимые майские праздники! Плакали только те, чьи мужья пострадали".
Анализ
Отрывки из подлинного объявления о временной эвакуации из Припяти, 27 апреля 1986 года
«Внимание, внимание! Уважаемые товарищи! Городской совет народных депутатов сообщает, что в связи с аварией на Чернобыльской атомной электростанции в городе Припяти складывается неблагоприятная радиационная обстановка. Партийными и советскими органами, воинскими частями принимаются необходимые меры. Однако, с целью обеспечения полной безопасности людей, и, в первую очередь, детей, возникает необходимость провести временную эвакуацию жителей города в населенные пункты Киевской области. Для этого к каждому жилому дому сегодня, двадцать седьмого апреля, начиная с четырнадцати ноль ноль часов, будут поданы автобусы в сопровождении работников милиции и представителей горисполкома. Рекомендуется с собой взять документы, крайне необходимые вещи, а также, на первый случай, продукты питания».
"Товарищи, временно оставляя свое жилье, не забудьте, пожалуйста, закрыть окна, выключить электрические и газовые приборы, перекрыть водопроводные краны. Просим соблюдать спокойствие, организованность и порядок при проведении временной эвакуации".
Анализ суждения: «По радио объявили, что, возможно, город эвакуируют на три-пять дней».
Во-первых, в подлинном объявлении нет слова "возможно".
Во-вторых, в действительности объявили о временной эвакуации жителей города, а не об эвакуации на несколько дней. Логическая ошибка: подмена родового понятия "временная эвакуация" на видовое понятие "эвакуация на три-пять дней". Объем понятия ""временная эвакуация" включает множество видовых понятий: "эвакуация на три-пять дней", "эвакуация на две недели, "эвакуация на полгода" и так далее.
Анализ суждения: «Возьмите с собой тёплые вещи и спортивные костюмы».
Это ложное суждение, оно противоречит подлинному тексту объявления. Из подлинного объявления: «Рекомендуется с собой взять документы, крайне необходимые вещи, а также, на первый случай, продукты питания».
"Крайне необходимые вещи" – это понятие, относящееся к личности. Для одного крайне необходим спортивный костюм, для другого – альбом с семейными фотографиями.
Анализ суждений: "Будете жить в лесах", "Будете жить в палатках".
Это ложные суждения, поскольку в подлинном объявлении речь шла о населенных пунктах Киевской области.
Ложность этих суждений можно доказать также, если исходить из здравого смысла. Подробнее: [27].
Анализ суждения: "Люди даже обрадовались: поедем на природу!"
Это суждение связано с ложными суждениями: "Будете жить в лесах", "Будете жить в палатках" из фальсифицированного объявления о временной эвакуауции. .
В суждении подразумевается, что все люди обрадовались объявлению об эвакуации. Это ложное суждение. Во-первых, в подлинном объявлении не было никаких намеков о жизни на природе. Во-вторых, многие из переживших Великую Отечественную войну знали тягости эвакуации. В-третьих, некоторые специалисты, работающие на ЧАЭС, не могли не понимать, какую грозную опасность представляет собой разрушенный ядерный реактор и знали, что эвакуация – это надолго. В-четверых, при отъезде надо было выключить (отключить от сети) электрические приборы, и, следовательно, холодильники. А в холодильниках – продукты, приготовленные к праздникам. И в пятых, эвакуация – это расставание с любимыми домашними (комнатными) животными.
Анализ суждения: "Плакали только те, чьи мужья пострадали".
Это ложное суждение. Плакали не только те, чьи мужья пострадали в аварии.
Многие жители Припяти восприняли эвакуацию как трагедию. [28].
2.10. Начало выдуманной истории о жизни Людмилы (П) в Москве
"Встаю я утром с мыслью, что поеду в Москву одна… «Куда ты такая?» – плачет мать. Собрали в дорогу и отца: «Пусть довезёт тебя» Он снял со сберкнижки деньги, которые у них были. Все деньги.
Дороги не помню… Дорога опять выпала из памяти…
В Москве у первого милиционера спросили, в какой больнице лежат чернобыльские пожарники, и он нам сказал, я даже удивилась, потому что нас пугали: государственная тайна, совершенно секретно.
Шестая больница – на «Щукинской»…
Анализ
Анализ текста: "«Куда ты такая?» – плачет мать. Собрали в дорогу и отца: «Пусть довезёт тебя»".
По версии Алексиевич, Иван Тарасович, может быть, и не отправился бы в Москву, к сыну, если бы не Людмила. Собрали в дорогу отца только для того, чтобы довезти Люмилу (П) до Москвы…
Анализ текста: "В Москве у первого милиционера спросили, в какой больнице лежат чернобыльские пожарники (пожарные — А.К.), и он нам сказал, я даже удивилась, потому что нас пугали: государственная тайна, совершенно секретно".
Алексиевич мало заботится о том, чтобы придать своим вымыслам хотя бы видимость правдоподобия: 1. Первый встретившийся в Москве милиционер утром (?) 28 апреля 1986 года уже знал о чернобыльских пожарных и в какой больнице они лежат; 2. Жителей Припяти, в том числе и Людмилу (П) предупреждали о том, что авария на ЧАЭС является государственной тайной с грифом "совершенно секретно" ("нас пугали: государственная тайна, совершенно секретно").
Ошибка – логическое противоречие: "Первый попавшийся милиционер в Москве знает об аварии и связанных с ней событиях"; "Авария – государственная тайна".
Скрытый смысл утверждения: "Нас пугали" состоит в том, что жителей Припяти якобы не только предупреждали, но и взяли подписку о неразглашении тайны. Без этой подписки "пугать" не имело смысла.
Сорок девять тысяч жителей Припяти и тысячи из близлежащих поселков и деревень знали об аварии, а персонаж (П) рассуждает о государственной тайне. Государственной тайной в то время могли быть какие-то сведения о причинах аварии. Но Людмила (П) об аварии и ликвидации аварии знала только то, что был "страшный жар", пожарные отправились на АЭС "в одних рубашках" и "сбрасывали ногами горящий графит ногами".
На самом деле, врачи МСЧ № 126 вечером 26 апреля уже знали, что пострадавших отправят в специализированную больницу № 6, поскольку они в это время работали совместно с аварийной бригадой из клинического отдела Института биофизики Минздрава СССР. Этот отдел располагался в специализированной больнице № 6. [39]. Следовательно, Людмила (П) легко могла выяснить у знакомого врача из МСЧ № 126, в какую больницу отправят пострадавших.
В отличие от версии Алексиевич, версия Михаила Кучко о поисках больницы похожа на правду.
Версия Кучко [29]: Рассказывает Людмила Ивановна Игнатенко, старшая сестра Василия
"Прилетели мы с Наташей в Москву, а где искать ту шестую клинику? Спасибо таксисту, полгорода с нами объехал, все клиники обошел, но сдал нас из рук в руки профессору Баранову".
Александра Денисова поддерживает вымысел Алексиевич относительно "государственной тайны": только генерал смог узнать "большой-большой секрет" – в какую больницу отправили пострадавших.
Версия Денисовой [16]: "Если бы не еще одна случайность, она (Людмила Андреевна Игнатенко — А.К.) не нашла бы мужа так быстро. В припятской пожарной части Люда встретила одного генерала. «Куда их увозят?» – взмолилась она. «Я пока не знаю, но вот вам мой телефон, это единственная линия, которая будет работать в городе. Позвоните мне, я постараюсь узнать». Люда дозвонилась до него только утром 28 апреля, уже из аэропорта. Он сдержал свое обещание и сообщил ей, что шестерых пожарных привезли в радиологическое отделение шестой клинической больницы".
2.11. Начало выдуманной истории о жизни в больнице
"В эту больницу, специальная радиологическая больница, без пропусков не пускали.
Я дала деньги вахтёру, и тогда она говорит: «Иди». Сказала – какой этаж. Кого-то я опять просила, молила…
И вот сижу в кабинете у заведующей радиологическим отделением – Ангелины Васильевны Гуськовой. Тогда я ещё не знала, как её зовут, ничего не запоминала. Я знала только, что должна его увидеть… Найти….
Она сразу меня спросила:
– Миленькая моя! Миленькая моя… Дети есть?
Как я признаюсь?! И уже понимаю, что надо скрыть мою беременность. Не пустит к нему! Хорошо, что я худенькая, ничего по мне незаметно.
– Есть. – Отвечаю.
– Сколько?
Думаю: «Надо сказать, что двое. Если один – все равно не пустит».
– Мальчик и девочка.
– Раз двое, то рожать, видно, больше не придётся. Теперь слушай: центральная нервная система поражена полностью, костный мозг поражён полностью…
«Ну, ладно, – думаю, – станет немножко нервным».
– Ещё слушай: если заплачешь – я тебя сразу отправлю. Обниматься и целоваться нельзя. Близко не подходить. Даю полчаса.
Но я знала, что уже отсюда не уйду. Если уйду, то с ним. Поклялась себе!
Анализ
Анализ текста: "Я дала деньги вахтёру, и тогда она говорит: «Иди». Сказала – какой этаж. Кого-то я опять просила, молила…"
В первые дни после аварии в больницу № 6 никого из родственников не пропускали, кроме тех, кого собирались использовать в в качестве доноров костного мозга. 28 апреля, наверное, был одним из самых трудных дней для медперсонала больницы, ведь накануне привезли 207 человек, в том числее 115 с первоначальным диагнозом острой лучевой болезни. [26].
Так что бесполезно было давать деньги вахтеру.
Ивана Тарасовича (отца Василия) и Николая Ивановича (брата) в клинику не пустили [29], а Людмилу почему-то пропустили. Пропустили, оказывается, только потому, что Людмила (П) опять кого-то "просила, молила".
Анализ текста: "И вот сижу в кабинете у заведующей радиологическим отделением – Ангелины Васильевны Гуськовой. Тогда я ещё не знала, как её зовут, ничего не запоминала. Я знала только, что должна его увидеть… Найти…".
Анализ суждения: "И вот сижу в кабинете…"
Чтобы попасть в кабинет Гуськовой, надо было сначала проникнуть в здание больницы. Поскольку никаких оснований для выдачи Людмиле (П) пропуска не было, то проникнуть в больницу она не могла. Если бы она была сестрой Василия, то есть потенциальным донором костного мозга, ее могли бы вызвать в Москву и дать пропуск в больницу. Следовательно, суждение: "И вот сижу в кабинете…" является ложным.
Умышленная ошибка в имени. Заведущую радиологическим отделением звали Ангелиной Константиновной, а не Ангелиной Васильевной. Алексиевич не могла не знать имени и отчества заведующей клиническим отделом ИБФ. Это умышленная ошибка.
В то время Ангелина Константиновна Гуськова была известным в СССР человеком.
Почему же Алексиевич "позволила" своему персонажу сделать ошибку в отчестве?
Согласно версии Алексиевич, беременная на шестом месяце Людмила Андреевна 14 суток ухаживала за мужем – опасным для окружающих источником излучения, без применения каких-либо индивидуальных средств защиты от излучения и нарушая асептический режим. В результате облучения ребенок умер.
В сущности, Алексиевич обвинила должностных лиц шестой клиники, и в первую очередь Ангелину Константиновну Гуськову, в халатности.
Логично предположить, что Алексиевич изменила отчество Гуськовой, чтобы избежать обвинения в распространении заведомо ложных сведений, порочащих заведующую (в то время) клиническим отделом Института биофизики Ангелину Константиновну Гуськову.
В 1992 году на Алексиевич подали в суд. [30].
Из судебного иска Ляшенко Олега Сергеевича, бывшего рядового, гранатометчика:
"Алексиевич полностью исказила мой рассказ, дописала то, что я не говорил, а если говорил, то понимал это по-другому, сделала самостоятельные выводы, которые я не делал.
Часть высказываний, которые написала С. Алексиевич от моего имени, унижают и оскорбляют мои честь и достоинство".
Алексиевич: "Поскольку там не твоя фамилия, то – это собирательный образ… И твои претензии безосновательны…".
В аналогичной ситуации умышленная ошибка в отчестве Гуськовой позволит Алексиевич заявить, что "Ангелина Васильевна" – это "собирательный образ".
Анализ текста: "Ещё слушай: если заплачешь – я тебя сразу отправлю. Обниматься и целоваться нельзя. Близко не подходить. Даю полчаса. Но я знала, что уже отсюда не уйду".
Как было доказано, Людмиле (П) не позволили бы пройти дальше вестибюля. Поэтому все сцены в больнице являются выдумками, измышлениями. Тем не менее, необходимо проанализировать эти фантазии для того, чтобы выяснить скрытые в них мысли.
Анализ предложения: "Обниматься и целоваться нельзя".
Люди, получившие большую дозу ионизирующего излучения (более одного зиверта) и заболевшие острой лучевой болезнью, Излучение разрушает костный мозг – основной орган имунной системы. Любой человек, как носитель инфекции, представляет для них смертельную опасность, особенно в стадии "разгара" острой лучевой болезни.
Если человек получил большую дозу за счет внешних источников радиации, то он не представялет никакой опасности для окружающих. Получить дозу от такого больного так же невозможно, как получить загар от стоящего рядом загорелого человека.
Если человек получил большую дозу за счет внутреннего облучения, то есть в его организм попало значительное количество радионуклидов, то он может представлять опасность для окружающих.
Анализируемое предложение в скрытом виде содержит три мысли: 1. Обниматься и целоваться Людмиле (П) к Василию нельзя, поскольку он является источником радиации, опасным для окружающих (ложная мысль). 2. Обниматься и целоваться Людмиле (П) с Василием нельзя, поскольку она является потенциальным носителем инфекции и представляет опасность для него (истинная мысль). 3. Обниматься и целоваться нельзя, поскольку оба представляют опасность друг для друга как источники инфекции и радиации. Это истинная мысль, но только не в отношении Василия (пожарного) и Людмилы (П), а в отношении двух операторов машинного зала, о которых говорила Гуськова, и их родственников.
Все читатели, кроме врачей-радиологов и немногих других, воспринимают только первый (ложный) смысл предложения: "Обниматься и целоваться нельзя", а также ложный смысл других предложений [1]:
"Сиди-сиди, – не пускает его ко мне врач. – Нечего тут обниматься". (Стр. 15).
"Тогда я обняла его и поцеловала. Он отодвинулся: «Не садись рядом. Возьми стульчик»". (Стр. 16).
"Разворчался: "Что тебе приказывают врачи? Нельзя меня обнимать! Нельзя целовать!" Мне запрещали его обнимать. Гладить…". (Стр. 18).
Алексиевич знает об этом заблуждении и использует его для "подтверждения" лжи о пожарных как источниках излучения, опасных для окружающих.
2.12. Ложь о смертоносных стенах и пустых этажах
"Там, где они (пожарные — А.К.) лежали, зашкаливали даже стены. Слева, справа и этаж под ними… Там всех выселили, ни одного больного… Под ними и над ними никого…"
Анализ
Чтобы опровергнуть эту ложь, имеет смысл еще раз привести слова Гуськовой [8]: "Среди поступивших к нам было два больных с активностью по цезию и йоду, которая делала их источниками излучения. Не очень значительного, но все-таки… Это были операторы машинного зала, у которых при взрыве паром сорвало кожу и отмечалось раневое поступление радионуклидов. Но у них была и большая доза внешнего облучения. Один прожил 21 день, второй — 23. Два смежных с их палатой помещения было решено не занимать".
Следует еще раз обратить внимание на то, что: 1. Только два человека среди больных ОЛБ были значительными источниками излучения. 2. Это были операторы машинного зала, то есть не пожарные. 3. Они лежали в одной палате. 4. Освободили только два смежных с палатой помещения, а не два этажа: "под ними и над ними".
Анализ слова "зашкаливали".
Это слово означает, что измеряемая величина больше величины, предусмотренной в данном диапазоне, или, иначе, на данной шкале стрелка прибора находится в крайне правом положении. Людмила (персонаж) не указывает ни прибор (дозиметр или радиометр), который использовался, ни поддиапазон, на котором проводили измерения, ни физическую величину, которую измеряли.
В "Чернобыльской молитве" Алексиевич пугает читателей, описывая "страшные" ситуации: "Машины зашкаливают", "Там, где они лежали, зашкаливали даже стены", "Поднесли дозиметр к дому – зашкаливает…", "Рядом с заготовленными мётлами зашкаливает", "Дозиметр трещит, его зашкаливает" ("трещат" обычно радиометры, а не дозиметры — А.К.), "Приборы зашкаливало".
Все эти словосочетания не содержат конкретной информации о радиационной обстановке, поскольку не указан поддиапазон, на котором "зашкаливали" стрелки дозиметров или радиометров.
В качестве примера рассмотрим сцинтиляционный дозиметр ДРГЗ-02. Дозиметр предназначен для измерения мощности экспозиционной дозы рентгеновского и гамма-излучения в лабораторных и производственных условиях. [31].
Дозиметр имеет 7 поддиапазонов:
– от 0 до 0,1 мкР/с,
– от 0 до 0,3 мкР/с,
– от 0 до 1,0 мкР/с,
– от 0 до 3,0 мкР/с,
– от 0 до 10,0 мкР/с,
– от 0 до 30,0 мкР/с,
– от 0 до 100,0 мкР/с
Слово "зашкаливает" на первом поддиапазоне означает, что мощность дозы в месте измерения превышает 0,1 микрорентген в секунду, а слово "зашкаливает" на 7-ом поддиапазоне означает, что мощность дозы превышает 100 мкР/с. В первом случае слово "зашкаливает" может означать, например, что мощность дозы равна 0,15 микрорентген в секунду, а во втором случае слово "зашкаливает" может означать, что мощность равна 150 микрорентген в секунду.
Анализ утверждения: "Там, где они лежали, зашкаливали даже стены".
Данное утверждение – ложное. Это следует из ключевого истинного утверждения: "Пожарные, в том числе и Василий Игнатенко, не были источниками излучения, опасного для жизни и здоровья".
2.13. Ложь о бульоне из индюшки, мыле и полотенцах
"Три дня я жила у своих московских знакомых. Они мне говорили: бери кастрюлю, бери миску, бери все, что тебе надо, не стесняйся. Это такие оказались люди… Такие! Я варила бульон из индюшки, на шесть человек. Шесть наших ребят… Пожарников…(Пожарных — А.К.). Из одной смены… Они все дежурили в ту ночь: Ващук, Кибенок, Титенок, Правик, Тищура. В магазине купила им всем зубную пасту, щётки, мыло. Ничего этого в больнице не было. Маленькие полотенца купила…".
"Рано утром еду на базар, оттуда к своим знакомым, варю бульон. Все протереть, покрошить, разлить по порциям Кто-то попросил: «Привези яблочко». С шестью полулитровыми баночками… Всегда на шестерых! В больницу… Сижу до вечера. А вечером – опять в другой конец города. Насколько бы меня так хватило? Но через три дня предложили, что можно жить в гостинице для медработников, на территории самой больницы. Боже, какое счастье!".
Анализ
Анализируемый текст в целом противоречит первому и второму ключевым истинным суждениям и, следовательно, является нагромождением лжи. Не варила Людмила (П) бульон из индюшки, не возила шесть поллитровых банок в больницу, не кормила ни своего мужа, ни других пожарных. Тем не менее необходимо сделать анализ этого текста с целью выявления скрытых мыслей.
Анализ текста: "В магазине купила им всем зубную пасту, щётки, мыло. Ничего этого в больнице не было. Маленькие полотенца купила…".
Скрытую мысль в этом тексте можно выявить с помощью последовательности суждений: 1. Если нет полотенец и мыла, то невозможно соблюдать асептический режим. 2. Асептический режим необходим для успешного лечение больных ОЛБ. 3. В шестой клинике не было полотенец и мыла. 4. "В больнице не было условий для успешного лечения ОЛБ" – скрытая мысль.
Анализ текста: "Рано утром еду на базар, оттуда к своим знакомым, варю бульон. Все протереть, покрошить, разлить по порциям Кто-то попросил: «Привези яблочко». С шестью полулитровыми баночками… Всегда на шестерых! В больницу…
Во-первых, в асептическом отделении не приняли бы бульон или любую другую пищу "со стороны". Согласно правилам ([7], пункт 7.1.) пищу для больных готовят по заявкам на общей кухне больницы. Из кухни пищу в закрытых емкостях привозят в буфетную. В буфетной пищу дополнительно обрабатывают термически и передают в закрытых емкостях через раздаточное окно в отделение для больных. Хлеб обрабатывают 12 минут при температуре 130 оC. Овощи и фрукты после тщательного мытья обдают кипятком и перекладывают в стерильную посуду.
Во-вторых, Людмила (П) ни разу не упоминает о санитарном пропускнике. Однако "обойти" санпопускник при входе (выходе) в асептическое отделение невозможно. Ни врачи, ни медсестры никому не разрешили бы в повседневной одежде и без марлевой маски разносить что-либо по палатам.
Скрытые мысли: 1. В больнице не было санитарного пропускника, необходимого для соблюдения асептического режима. 2. Больных острой лучевой болезнью плохо кормили – не давали бульоны и фрукты: "привези яблочко".
2.14. Ложь о клинической картине острой лучевой болезни
"Клиника острой лучевой болезни – четырнадцать дней… За четырнадцать дней человек умирает…"
Анализ
Это утверждение о клинике лучевой болезни встречается в книге два раза: на страницах 17 и 25. [1].
Клиника (от греч. klinike — врачевание, kline — постель): 1. Медицинское учреждение, в котором, кроме стационарного лечения больных, проводятся преподавательская и научно-исследовательская работа. 2. Клиническая картина, совокупность проявлений болезни. [35].
Анализируемые предложения можно выразить так: "Острая лучевая болезнь длится четырнадцать дней и человек умирает".
Они содержат две ложных мысли: "Острая лучевая болезнь длится четырнадцать дней", "Все заболевшие острой лучевой болезнью умирают".
Это ложные мысли.
Доказательство:
Из таблицы 1 [36] следует, что: 1. Никто из заболевших ОЛБ первой степени не умер в течение, по крайней мере, 96 суток; 2) Из 43 заболевших ОЛБ второй степени только один человек умер на 96 день. 2) Из 21 заболевшего ОЛБ третьей степени 7 умерли, первый умер на 16 сутки, последний — на 48 сутки. Из 20 заболевших ОЛБ четвертой степени 19 умерли, трое умерли на 14 сутки, последний — на 91сутки.
.jpg)
2.15. Ложь об отсутствии в больнице дозиметрического контроля
"Но через три дня предложили, что можно жить в гостинице для медработников, на территории самой больницы. Боже, какое счастье!
В гостинице в первый же день дозиметристы меня замеряли. Одежда, сумка, кошелёк, туфли, – все «горело». И все это тут же у меня забрали. Даже нижнее бельё. Не тронули только деньги. Взамен выдали больничный халат пятьдесят шестого размера на мой сорок четвёртый, а тапочки сорок третьего вместо тридцать седьмого. Одежду, сказали, может, привезём, а, может, и нет, навряд ли она поддастся «чистке»".
Анализ текста
Анализ текста: "В гостинице в первый же день дозиметристы меня замеряли. Одежда, сумка, кошелёк, туфли, – все «горело». И все это тут же у меня забрали. Даже нижнее бельё".
Следует напомнить, что анализируемый текст противоречит первому и второму истинным суждениям, и, следовательно, является нагромождением лжи. Анализ этого текста проводится с целью выявления скрытых мыслей.
Из текста следует, что на входе (выходе) в больницу не было дозиметрического санпропускника или поста. Согласно версии Алексиевич, Людмила Андреевна в загрязненной радионуклидами одежде в течение трех дней носила в больницу банки с бульоном и ее ни разу не задержали дозиметристы.
Если бы Людмила (П) перед тем, как войти в асептическое отделение, переодевалась в санпропускнике, меняя личную одежду и обувь на больничную, ее личная одежда, обувь и сумка не были бы загрязнены радионуклидами. Следовательно, в отделение и в палаты она входила в повседневной одежде и обуви и со своей сумкой.
Скрытые мысли в тексте: 1. В больнице на входе-выходе не было ни санитарного пропускника с дозиметрическим контролем, ни дозиметрических постов в других местах здания. 2. Не соблюдался асептический режим.
Это ложные мысли. Ранее было доказано, что в больнице соблюдался асептический режим. Необходимо доказать, что в больнице проводился дозиметрический контроль.
Доказательство:
Отрывки из монографии [36]:
"Более существенным аспектом работы физиков, проводившейся под умелым руководством К.И. Гордеева, явилось установление режима радиационной безопасности на территории клиники. За клиникой были закреплены некоторые сотрудники (Г.Ф. Фахрутдинов, А.В. Печкуров и другие). Они осуществляли работу на дозиметрических постах на входе в клинику и ее подразделения, контроль одежды и обуви персонала, передачу на уничтожение загрязненных нуклидами предметов и деконтаминацию (дезактивацию — А.К.) помещений и территорий больницы".
"Организация службы радиационной безопасности в клинике была поручена опытному физику И.Б. Кеирим-Маркусу. Были определены целесообразные пути передвижения и размещения в клинике пациентов и персонала. На специальных постах, установленных на переходах, проводился контроль загрязнения одежды и оценивались уровни облучения персонала и пациентов от внутренних источников и наружного загрязнения в связи с поступлением в организм и на кожные покровы радиоактивных веществ. Контролировалась полнота обработки кожных покровов (до несмываемой активности)".
.jpg)
2.16. Клевета на врачей, медсестер и санитаров Клинической больницы № 6
"Мне запрещали его обнимать. Гладить… Но я… Я поднимала и усаживала его на кровать. Перестилала постель, ставила градусник, приносила и уносила судно… Вытирала… Всю ночь – рядом. Сторожила каждое его движение. Вздох".
"Ему стало так плохо, что я уже не могла отойти, ни на минуту. Звал меня постоянно: «Люся, где ты? Люсенька!» Звал и звал…".
"Скоро их всех постригли. Его я стригла сама".
"О том, что ночую у него в барокамере, никто из врачей не знал. Не догадывался. Пускали меня медсёстры. Первое время тоже уговаривали: «Ты – молодая. Что ты надумала? Это уже не человек, а реактор. Сгорите вместе». Я, как собачка, бегала за ними… Стояла часами под дверью. Просила-умоляла. И тогда они: «Черт с тобой! Ты – ненормальная». Утром перед восьмью часами, когда начинался врачебный обход, показывают через плёнку: «Беги!». На час сбегаю в гостиницу. А с девяти утра до девяти вечера у меня пропуск. Ноги у меня до колен посинели, распухли, настолько я уставала".
"Я каждый день меняла эту простыночку, а к вечеру она вся в крови. Поднимаю его, и у меня на руках остаются кусочки кожи, прилипают. Прошу: «Миленький! Помоги мне! Обопрись на руку, на локоть, сколько можешь, чтобы я тебе постель разгладила, не покинула наверху шва, складочки». Любой шовчик – это уже рана на нем. Я срезала себе ногти до крови, чтобы где-то его не зацепить. Никто из медсестёр не решался подойти, прикоснуться, если что-нибудь нужно, зовут меня".
"Дальше – последнее… Помню обрывками… Все уплывает…
Ночь сижу возле него на стульчике… В восемь утра: «Васенька, я пойду. Я немножко отдохну». Откроет и закроет глаза – отпустил".
Анализ
Этот текст противоречит первому и второму ключевым истинным суждениям. Следовательно, ничего такого, о чем написано в этих текстах, не происходило в действительности.
Людмила (П) не ставила градусник, не приносила и не уносила судно, не перестилала постель, не проводила уборку и не проводила какую-либо другую работу в палате Василия. Не было пустых разговоров о "человеке-реакторе", и не было ночных бдений Людмилы (П) в "барокамере" Василия.
Текст содержит скрытые мысли и их необходимо выявить.
Анализ текста: "Утром перед восьмью часами, когда начинался врачебный обход, показывают через плёнку: «Беги!». На час сбегаю в гостиницу". "Никто из медсестёр не решался подойти, прикоснуться, если что-нибудь нужно, зовут меня".
Мысли, содержащиеся в тексте в неявной форме: 1. "Ночью врачи не работали"; 2. "Медсестры боялись войти в "барокамеру". 3. "Медсестры не проводили лечебные процедуры".
"Ночью врачи не работали" – это ложное суждение. За тяжелыми больными круглосуточно наблюдали дежурные врачи и медсестеры, лечебные процедуры проводились днем и ночью.
Исходный текстсодержит две основные скрытые мысли: 1. Врачи, медсестры и санитары не выполняли своих обязанностей по уходу и лечению тяжелобольного Василия Игнатенко. 2. Все, или почти все, за них делала Людмила (П).
Это ложные мысли.
Доказательство:
Профессор Гуськова [24, 26]: "Сейчас на каждого тяжелобольного мы имеем круглосуточного индивидуального врача и сестру. «Раскладка» такая: три смены врачей, четыре смены сестер и у дежурного по больнице работает целое войско. Коллектив проявил себя дружным".
"Нам помогали прикомандированные на 2 недели и одновременно обучавшиеся врачи из клинической больницы № 6, МО, МСЧ управления и лаборанты из ряда других лечебных и научных учреждений Москвы".
Выводы: 1. Каждый тяжелобольной имел круглосуточного индивидуального врача и медсестру. 2. Медицинскому персоналу помогали прикомандированные на 2 недели и одновременно обучавшиеся врачи из Клинической больницы № 6, врачи Министерства обороны, МСЧ управления и лаборанты из ряда других лечебных и научных учреждений Москвы.
2.17. Ложь о барокамерах
"Он лежал уже не в обычной палате, а в специальной барокамере, за прозрачной плёнкой, куда заходить не разрешалось. Там такие специальные приспособления есть, чтобы, не заходя под плёнку, вводить уколы, ставить катетер… Но все на липучках, на замочках, и я научилась ими пользоваться… Отсовывать… И пробираться к нему…"
Анализ
Анализируемый текст в целом противоречит первому и второму ключевым истинным суждениям. Следовательно, он содержит ложные мысли.
Барокамера – герметически закрываемая камера, в которой создаётся пониженное (вакуумная барокамера) или повышенная (компрессионная барокамера) давление. Барокамеры используются для медицинских целей – при лечении ряда заболеваний: коклюша, бронхиальной астмы, кессонной и других болезней, для выполнения некоторых операций (например, операции на открытом сердце). Лечебное воздействие на организм повышенным или пониженным атмосферным давлением (баротерапия) обусловлена влиянием измененного атмосферного давления на сосудистую систему, функцию дыхания и газовый обмен. Баротерапия противопоказана при склонности к кровотечениям, гемофилии, туберкулёзе лёгких и дыхательных путей. [37].
Устройство, о котором говорит Людмила (П), или, точнее пишет Алексиевич – это не барокамера. Во-первых, любые пленки с липучками и "замочками", тем более содержащие отверствия от уколов, не позволят создавать повышенное или пониженное давление в барокамере. Во-вторых, баротерапию нельзя применять при склонности к кровотечениям, а при лучевой болезни наблюдается повышенная кровоточивость. [37]
Анализ суждения: "Он лежал в специальной барокамере".
Это ложное суждение. Логическая ошибка: подмена понятия "асептическое помещение" на понятия "специальная барокамера" или "барокамера". В действительности больные лучевой болезнью лежали в асептических блоках и асептических палатах.
Анализ суждения: "Он лежал в барокамере, куда заходить не разрешалось".
Читатель, введенный в заблуждение, понимает эту мысль как подтверждение того, что Василий Игнатенко был источником радиации, опасным для окружающих. На самом деле врачи, медсестры и санитары входили в асептические помещения, но при этом должны были соблюдать определенные правила.
2.18. Ложь о санитарах в военной форме
"Другие барокамеры, где лежали наши ребята, обслуживали солдаты, потому что штатные санитары отказались, требовали защитной одежды. Солдаты выносили судно. Протирали полы, меняли постельное бельё… Полностью обслуживали. Откуда там появились солдаты? Не спрашивала…".
Анализ
Анализ предложения: "Другие барокамеры, где лежали наши ребята, обслуживали солдаты".
Предложение содержит две ложные мысли: 1. "Больные лежали в барокамерах", 2. "Барокамеры обслуживали солдаты".
Во-первых, больные лежали не в барокамерах. Они лежали в асептических блоках и в асептических палатах,
Во-вторых, солдат (необученный персонал) не допустили бы обслуживать тяжелых больных. Только опытные санитары могли ухаживать за пациентами с ОЛБ II – IV степени тяжести, помогать врачам и медсестрам при проведении лечебных процедур и поддерживать чистоту в асептических помещениях с соблюдением правил, указанных в документе: "Методические указания по организации и проведению комплекса санитарно-противоэпидемических мероприятий в асептических отделениях (блоках) и палатах". [7].
Анализ суждения: "Штатные санитары отказались работать, требовали защитной одежды".
Эта мысль содержит в неявной форме другую ложную мысль: "В больнице № 6 не хватало средств индивидуальной защиты".
Есть сведения, что сотрудники Института атомной энергии имени Курчатова уже в пять утра 27-го апреля обеспечили врачей и сестер специальной одеждой и одеждой из пластика, бахилами и респираторами. [40].
Анализ суждения: "Солдаты протирали полы".
На самом деле санитары должны были два раза в день проводить ежедневную влажную уборку асептических палат (утром и вечером) и переодевать больных: заменять нательное белье на свежее (стерильное), менять постельное белье ([7], пункт 6.2.). Нужно было протереть стерильной ветошью, смоченной специальным раствором, содержащим дезинфицирующие и моющие средства, стены, окна, подоконники, двери палат, ручки дверей, спускового крана, выключатели, тумбочки, кровати, телефон, осветительную арматуру, радиаторы, коридоры, процедурную и другие помещения. Этим же раствором должны были мыть и пол ([7], пункт 6.3.).
2.19. "Смертоносный" апельсин
"Отлучилась… Возвращаюсь – на столике у него апельсин… Большой, не жёлтый, а розовый. Улыбается: «Меня угостили. Возьми себе». А медсестра через плёночку машет, что нельзя этот апельсин есть. Раз возле него уже какое-то время полежал, его не то, что есть, к нему прикасаться страшно. «Ну, съешь, – просит. – Ты же любишь апельсины». Я беру апельсин в руки. А он в это время закрывает глаза и засыпает. Ему все время давали уколы, чтобы он спал. Наркотики. Медсестра смотрит на меня в ужасе… А я? Я готова сделать все, чтобы он только не думал о смерти… И о том, что болезнь его ужасная, что я его боюсь…
Обрывок какого-то разговора… У меня в памяти… Кто-то увещевает: «Вы должны не забывать: перед вами уже не муж, не любимый человек, а радиоактивный объект с высокой плотностью заражения. Вы же не самоубийца. Возьмите себя в руки"
Анализ
Анализ предложений: "А медсестра через плёночку машет, что нельзя этот апельсин есть. Раз возле него уже какое-то время полежал, его не то, что есть, к нему прикасаться страшно".
Ранее было выяснено, что только двое пострадавших в аварии – операторы машинного зала, были значительными источниками излучения, при лечении и обслуживании которых необходимо было применять элементарные меры безопасности.
Еще раз вспомним, что все, что противоречит двум (№ 1 и № 2) ключевым истинным суждениям, в том числе история о "смертоносном" апельсине, является ложью. Пожарные не были источниками излучения, опасными для жизни и здоровья окружающих, а Людмила (П) не могли разрешить находиться в асептическом отделении.
Людмила (П), утверждает, по сути, что пожарные, в том числе Василий, были источниками излучения, которое вызывало образование в окружающих предметах радионуклидов.
Можно показать, что йод -131 и цезий -137, а также другие радионуклиды не могли активировать окружающие предметы, то есть вызывать в них образование радионуклидов.
Очевидно, что организм любого из пострадавших, доставленных в клинику № 6, содержал некоторые количества иода-131, цезия-137 и других радионуклидов — в меньших количествах. Доза внутреннего облучения в основном формировалась за счет гамма- и бета-излучения йода -131 и цезия -137.
При распаде ядер йода 131 образуются ядра ксенона-131, электроны с максимальными энергиями 0,806 и 0,606 МэВ и гамма-кванты с энергиями 0,284 (5,4), 0,364 (82) и 0,637 МэВ (6,8). (32], стр. 1014).
При распаде ядер цезия-137 образуются ядра бария-137, электроны с максимальными энергиями 1,17 и 0,514 МэВ и гамма-кванты с энергией 0,662 МэВ (85). ([32], стр. 1015).
В скобках указаны относительные интенсивности (в процентах). Например, при бета-распаде 100 ядер йода-131 образуется в среднем 82 гамма-кванта с энергией 0,364, а при бета-распада цезия-137 100 ядер цезия-137 образуется в среднем 85 гамма-квантов с энергией 0,662 Мэв.
Следует обратить внимание на то, что ни иод-131, ни цезий-137 не распадаются с образованием нейтронов.
Из ядерной физики известно, что нейтроны могут взаимодействовать с ядрами всех элементов, при этом образуются новые ядра, в том числе радиоактивные. Мощными источниками нейтронов являются ядерные реакторы. Нейтроны образуются также при взаимодействии альфа-частиц с ядрами бериллия, лития, бора и гамма квантов с ядрами бериллия и дейтерия [33].
При взаимодействии гамма-квантов (с энергией выше 10 мегаэлектронвольт), электронов (с энергией выше 10 мегаэлектронвольт) и других частиц с ядрами большинства элементов идут ядерные реакции, то есть образуются новые ядра, в том числе радиоактивные. [34].
Получить электроны и гамма-излучение с энергией более 10 Мэв, возникающее при торможении электронов, можно только с помощью специальных установок — ускорителей заряженных частиц.
Максимальные энергии бета-частиц (электронов) и гамма-кванты, образующиеся при распаде йода-131 и цезия-137, значительно ниже 10 Мэв.
Следовательно, излучение иода-131 и цезия-137 не может вызвать образование радиоактивных ядер ни в организме человека, ни в окружающих предметах.
2.20. Парадоксальные свойства "излучения Алексиевич"
Невежество Алексиевич в естественных науках, в том числе в ядерной физике приводит к противоречиям в тексте. Пора обобщить данные о "неизвестном науке излучении", "открытом" Алексиевич:
1. "А-лучи", или "излучение Алексиевич" одни предметы "активирует" ("делает радиоактивными") сильно, другие – слабо, несмотря то, что все эти предметы состоят в основном из атомов углерода, водорода, кислорода (одежда, простыни, нижнее белье) и азота: тело Людмилы (П), кошелёк и туфли, если, конечно, они были кожаными. Это отличает "излучение Алексиевич" от нейтронного излучения и от излучения Вавилова-Черенкова, которое вообще не активирует окружающие предметы.
2. Излучение сильно активирует розовые апельсины. Некоторое время полежал апельсин в палате и стал таким, что "его не то, что есть, к нему прикасаться страшно".
3. Совсем не активирует больничный халат пятьдесят шестого размера и тапочки сорок третьего, иначе бы дозиметристы в гостинице, выдавшие Людмиле (П) халат и тапочки утром, вечером отобрали бы их для дезактивации.
4. Совсем не активирует тело Людмилы (П).
2.21. Нагромождение лжи о похоронах
"Съехались все… Его родители, мои родители… Купили в Москве чёрные платки… Нас принимала чрезвычайная комиссия. И всем говорила одно и то же, что отдать вам тела ваших мужей, ваших сыновей мы не можем, они очень радиоактивные и будут похоронены на московском кладбище особым способом. В запаянных цинковых гробах, под бетонными плитками. И вы должны этот документ подписать… Нужно ваше согласие… "
Анализ
Текст содержит мысль: "Тела пожарных "очень радиоактивные" и поэтому должны быть похоронены под бетонными плитками".
Эта ложная мысль.
Доказательство № 1:
Суждение: "Тела пожарных «очень радиоактивные»" противоречит первому ключевому истинному суждению.
Доказательство № 2:
Через год или позже после похорон на могилах пожарных установили первые памятники (фото № 1, [29]). Потом, при создании мемориала, эти памятники демонтировали и сделали новые (фото № 2). Открытие мемориала состоялось 26 апреля 1993 года.
Родственники Василия Ивановича Игнатенко, слева направо: брат Николай Иванович; отец Иван Тарасович, мать Татьяна Петровна и старшая сестра Людмила Ивановна. На фотографии нет младшей сестры Наташи.
Мемориал памяти граждан, погибших в результате катастрофы на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года на Митинском кладбище.
Из фотографий видно, что на могилах пожарных были установлены каменные надгробия.
Для того чтобы тяжелый памятник (например, из мрамора или гранита) был устойчивым на могиле и со временем не покосился, необходимо устанавливать памятник на прочный (обычно бетонный) фундамент.
Следовательно, "бетонные плитки" (бетонный фундамент для памятников) укладывали на могилы пожарных не потому, что их тела были "очень радиоактивные", а потому, что любой тяжелый памятник должен стоять на прочном фундаменте.
Доказательство № 3:
Доказательство основано на свидетельствах заведующей клиническим отделом ИБФ Ангелиной Константиновной Гуськовой и хирурга Анжелики Валентиновны Барабановой.
Аргумент № 1: Отрывок из книги Григория Медведева "Чернобыльская тетрадь. Уроки Чернобыля". [41].
"Рассказывает А. В. Барабанова:
"Мы очень хорошо помыли и почистили умерших от радиоактивности. Вынули все внутренности, промыли, дезактивировали. Хоронили довольно-таки чистыми. Но в цинковых гробах. Требование санэпидстанции…" .
Аргумент № 2: Отрывок из лекции Гуськовой "Радиобиология и радиационная медицина: судьба одного врача". [11]:
"Спустя 2 – 3 месяца с момента аварии определилась группа пациентов, перенесших острую лучевую болезнь с той или иной полнотой восстановления. К этому же времени мы подвели предварительные итоги клинико — морфологических сопоставлений по 27 пациентам, умершим от острой лучевой болезни в различные сроки. Эти сопоставления проводил и высококвалифицированные патологоанатомы Т.Г. Протасова и Т.И. Давыдовская, сотрудник и судебно — медицинской экспертизы 3 — го Главного медицинского управления Минздрава (Е.В. Богуславский ) и персонал патоморфологической лаборатории ИБФ во главе с Н.А. Краевским. Отбирались для хранения фрагменты органов, которые позволили вернуться к этим наблюдениям в более поздние сроки".
Аргумент № 2 подтверждает аргумент № 1 в отношении того, что из тел умерших от ОЛБ изымались фрагменты органов.
2.22. Похороны как секретная спецоперация
"Сели в катафалк… Родственники и какие-то военные люди. Полковник с рацией… По рации передают: «Ждите наших приказаний! Ждите!» Два или три часа колесили по Москве, по кольцевой дороге. Опять в Москву возвращаемся… По рации: «На кладбище въезд не разрешаем. Кладбище атакуют иностранные корреспонденты. Ещё подождите».".
Анализ
Анализ суждения: "Кладбище атаковали иностранные корреспонденты".
Это ложное суждение.
Доказательство.
Аргумент № 1:
13 мая Людмила (П) пошла на похороны Виктора Кибенка и Владимира Правика и вернулась через три часа. ([1], стр. 24).
Противоречие между суждениями: 1. Когда хоронили Виктора Кибенка и Владимира Правика, иностранные корресподенты не атаковали кладбище. 2. "Когда хоронили Василия Игнатенко, кладбище атаковали иностранные корресподенты".
Аргумент № 2:
Корресподентам нужны сенсации. Похороны Василия Игнатенко – это не сенсация. Более того, в условиях холодной войны, западным СМИ вообще не имело смысла сообщать о воинских почестях – о проявлении уважения (почтения) со стороны военнослужащих к совершившим подвиг и их родственникам.
Аргумент № 3:
Василий Игнатенко умер 13 мая 1986 года. Похороны состоялись 15 мая. К этому времени власти уже не скрывали число погибших в аварии. [42, 43].
Из сообщения Совета министров СССР. "Правда". 1 мая 1986 года:
"Как уже сообщалось, фактически погибли два человека, госпитализировано всего 197, из них 49 покинули госпиталь после обследования".
6 мая: Пресс-конференция для иностранных журналистов об аварии на ЧАЭС. Москва.
8 мая: Чернобыльскую АЭС посетила делегация МАГАТЭ.
Из сообщения Совета министров СССР 12 мая 1986 года:
"В тяжелом состоянии находятся 35 человек, шесть человек, пострадавших от ожогов и радиации, скончались".
Из выступления 14 мая Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева по радио и телевидению в связи с аварией на ЧАЭС:
"В момент аварии погибли два человека – Шашенок Владимир Николаевич — наладчик систем автоматики, Ходемчук Валерий Иванович – оператор АЭС. На сегодня 299 человек госпитализированы с (предварительным – А.К.) диагнозом лучевой болезни разной степени тяжести. Семеро из них скончались. Остальным оказывается вся возможная помощь. Привлечены лучшие научные и медицинские силы страны, специализированные клиники Москвы и других городов. В их распоряжении – самые современные средства медицины"
2.23. Похороны под конвоем
"Я чувствую, что теряю сознание. Со мной истерика: «Почему моего мужа надо прятать? Он – кто? Убийца? Преступник? Уголовник? Кого мы хороним?» Мама: «Тихо, тихо, дочечка». Гладит меня по голове, берет за руку. Полковник передаёт: «Разрешите следовать на кладбище. С женой истерика». На кладбище нас окружили солдаты. Шли под конвоем. И гроб несли под конвоем. Никого не пустили попрощаться… Одни родственники… Засыпали моментально. «Быстро! Быстро!» – командовал офицер. Даже не дали гроб обнять".
Анализ
Анализ текста: "Полковник передаёт: «Разрешите следовать на кладбище. С женой истерика» На кладбище нас окружили солдаты. Шли под конвоем. И гроб несли под конвоем. Никого не пустили попрощаться… Одни родственники… Засыпали моментально. «Быстро! Быстро!» – командовал офицер".
Истерика – громкие рыдания с воплями. Подавленный горем человек, как правило, отстранен от действительности. В нем нет агрессии. Не случайно говорят: "убитый горем". Убитые не скандалят, не предъявляют претензии, они молчат. Смерть любимого человека воспринимается как страшная тайна. Агрессия может возникнуть позже, особенно тогда, когда установят конкретного виновника несчастья.
Почетный экскорт Людмила (П) воспринимает как конвой. Мужа хоронят с воинскими почестями, а Людмила (П) возмущается: "Почему моего мужа надо прятать? Он – кто? Убийца? Преступник? Уголовник? Кого мы хороним?".
Анализ предложения: "Даже не дали гроб обнять".
Трудно поверить, что родственникам не разрешили проститься с покойным.
Из "Инструкции о порядке похорон и содержании кладбищ в РСФСР" [44]:
Пункт 2.19: "Траурный митинг открывает организатор похорон, предоставляя слово желающим выступить. Выступающие говорят о жизненном пути покойного и его заслугах перед обществом (городом, организацией, семьей). После выступления звучит траурная мелодия".
Пункт 2.20: "Организатор просит проститься с покойным. Участники похорон проходят у гроба и становятся возле могилы".
Из книги Григория Медведева "Чернобыльская тетрадь" [41]:
"К 17 мая 1986 года Управление ВОХР Минэнерго СССР похоронило с воинскими почестями на Митинском кладбище четырнадцать человек, пострадавших 26 апреля на аварийном блоке и умерших в 6-й клинической больнице Москвы. Это эксплуатационники и пожарные. Борьба врачей за жизнь остальных тяжелых и менее тяжелых больных продолжалась".
Из статьи «Воинские почести» в Большой Советской энциклопедии [45]:
"Воинские почести, проявление уважения (почтения) со стороны военнослужащих или воинских частей".
"Для отдания воинских почестей назначаются почётный караул в составе подразделения от взвода до роты (или соответствующее подразделение другого рода войск в пешем строю) и оркестр. Почётный караул может также назначаться только из офицеров или сержантов. Особые воинские почести отдаются при погребении военнослужащих и гражданских лиц, имевших особые заслуги перед государством. Для отдания этих почестей наряжаются войска, составляющие почётный эскорт. Порядок отдания воинских почестей при погребении определяется Уставом гарнизонной и караульной служб Вооружённых Сил СССР".
2.24. Людмила (П) под "колпаком" секретных служб
"Мгновенно купили и принесли обратные билеты… На следующий день… Все время с нами был какой-то человек в штатском, с военной выправкой, не дал даже выйти из номера и купить еду в дорогу. Не дай Бог, чтобы мы с кем-нибудь заговорили, особенно я. Как будто я тогда могла говорить, я уже даже плакать не могла. Дежурная, когда мы уходили, пересчитала все полотенца, все простыни… Тут же их складывала в полиэтиленовый мешок. Наверное, сожгли… За гостиницу мы сами заплатили. За четырнадцать суток…".
Анализ
Анализ текста: "Все время с нами был какой-то человек в штатском, с военной выправкой, не дал даже выйти из номера и купить еду в дорогу. Не дай Бог, чтобы мы с кем-нибудь заговорили, особенно я".
Людмила (П) была уверена, что она – носитель государственной тайны: "Не дай Бог, чтобы мы с кем-нибудь заговорили, особенно я". Как уже было сказано, Людмила (П) об аварии и ликвидации аварии знала только то, что был "страшный жар", пожарные отправились на АЭС "в одних рубашках" и "сбрасывали горящий графит ногами".
"Человек в штатском, с военной выправкой" (сотрудник КГБ?) не дает родственникам выйти из номера, не позволяет им и лично Людмиле (П) с кем-либо заговорить.
Фантазии Алексиевич предназначены для западных читателей, многие из которых готовы поверить в любой вздор о "тоталитарном государстве", России и о русских (россиянах).
Анализ текста: "Дежурная, когда мы уходили, пересчитала все полотенца, все простыни… Тут же их складывала в полиэтиленовый мешок. Наверное, сожгли…"
Дежурная в гостинице была, вероятно, материально-ответственным лицом. Некоторые постояльцы имели привычку брать "на память" полотенца, простыни, покрывала или что-нибудь другое. Поэтому дежурные в момент отъезда приходили в номер, пересчитывали простыни и прочее и затем все это отправляли в стирку. Это обычная практика, которая сохранилась в некоторых гостиницах и домах отдыха до сих пор.
Алексиевич намекает на то, что все эти вещи стали радиоактивные из-за посещений Людмилой (П) "барокамеры".
2.25. Ложь о месте рождения ребенка
"Через два месяца я приехала в Москву. С вокзала – на кладбище. К нему! И там на кладбище у меня начались схватки. Только я с ним заговорила… Вызвали «Скорую». Я дала адрес. Рожала я там же… У той же Ангелины Васильевны Гуськовой… Она меня ещё тогда предупредила: «Рожать приезжай к нам». А куда я такая ещё поеду? Родила я на две недели раньше срока…
Анализ
Ложью является все, что логически связано с тремя ключевыми лживыми суждениями или противоречит трем истинным суждениям.
Однако имеет смысл выявить лживые суждения в тексте независимо от ключевых суждений.
Анализ текста: "Вызвали «Скорую». Я дала адрес. Рожала я там же… У той же Ангелины Васильевны Гуськовой… Она меня ещё тогда предупредила: «Рожать приезжай к нам»".
В клинической больнице № 6 никогда не было родильного отделения (смотрите пункт 2.3.).
Отсутствие в больнице родильного отделения – это очень важный факт. Этот факт является независимым доказательством лживости суждений: "Вызвали «Скорую»"; Я дала адрес"; "Рожала я там же…" ; "Рожать приезжай к нам»"; "В печени – двадцать восемь рентген", и множества других суждений.
Анализируемый текст содержит суждение: "Людмила (П) дала врачам "Скорой помощи" адрес больницы, в которой никогда не было родильного отделения и "Скорая" отвезла Людмилу (П) в эту больницу".
Это ложное суждение.
Доказательство.
Аргумент № 1:
Надо учесть, что в Москве много родильных домов и родильных отделений. Но если "Скорая" в Москве повезла женщину, собравшуюся рожать, в больницу, где никогда не было родильного отделения, то, значит, врачи скорой помощи и шофер "Скорой" одновременно сошли с ума. Но такого не бывает. Следовательно, "Скорая" поехала в ближайший роддом или в родильное отделение ближайшей больницы.
Но предположим, что случилось невероятное: "Скорая" привезла Людмилу (П) в шестую клинику и, предположим, врач в приемном покое принял Людмилу (П), несмотря на то, что в больнице не было специальной палаты и специального оборудования для рожениц. Следовательно, и этот врач тоже сошел с ума, причем точно к моменту приезда "Скорой".
Аргумент № 2:
Очевидно, что ни руководство, ни коллектив больницы, ни прокомандированные к больнице врачи не одобрили бы неожиданное для всех решение Гуськовой принимать роды. Гуськова была заведующим отделения, но это не означает, что она могла делать все, что захочет.
2.26. Ложь о причине смерти ребенка
"Мне показали… Девочка… «Наташенька, – позвала я. – Папа назвал тебя Наташенькой». На вид здоровый ребёнок. Ручки, ножки… А у неё был цирроз печени… В печени – двадцать восемь рентген… Врождённый порок сердца… Через четыре часа сказали, что девочка умерла. И опять, что мы её вам не отдадим! Как это не отдадите?! Это я её вам не отдам! Вы хотите её забрать для науки, а я ненавижу вашу науку! Ненавижу! Она забрала у меня сначала его, а теперь ещё ждёт… Не отдам! Я похороню её сама. Рядом с ним… (Переходит на шёпот)"
"Я её убила… Я… Она… Спасла… Моя девочка меня спасла, она приняла весь радиоудар на себя, стала как бы приёмником этого удара. Такая маленькая. Крохотулечка. (Задыхаясь) Она меня уберегла… Но я любила их двоих… Разве… Разве можно убить любовью? Такой любовью!! Почему это рядом? Любовь и смерть. Всегда они вместе. Кто мне объяснит? Кто подскажет? Ползаю у могилы на коленках… (Надолго затихает)".
Анализ
Указанный текст противоречит трем ключевым истинным суждениям, и, следовательно, является нагромождением лжи.
Он содержит в скрытом виде ложную информацию о некомпетентности и халатности врачей шестой клиники: 1. Не провели медицинский осмотр Людмилы (П). 2. Допустили беременную женщину работе с "радиоактивным источником". 2. Разрешили ей целыми днями (а медсестры – ночами) находиться вблизи "радиоактивного источника". 3. В результате погиб ребенок.
Истина заключается в том, что неизвестно, где рожала Людмила (П) и почему погиб ребенок. Может быть, она рожала в родном городке Галич или в Ивано-Франковске, и рожала ли она вообще.
2.27. Ложь о месте захоронения ребенка
"Когда я не отдала им мою маленькую девочку. Нашу девочку… Тогда они принесли мне деревянную коробочку: «Она – там». Я посмотрела: её запеленали. Она лежала в пеленочках. И тогда я заплакала: «Положите её у его ног. Скажите, что это наша Наташенька.
Там, на могилке не написано: Наташа Игнатенко… Там только его имя… Она же была ещё без имени, без ничего… Только душа… Душу я там и похоронила…".
"Я прихожу к ним всегда с двумя букетами: один – ему, второй – на уголок кладу ей. Ползаю у могилы на коленках… Всегда на коленках… (Бессвязно)."
Анализ
Текст противоречит трем ключевым истинным суждениям и, следовательно, является нагромождением лжи. Однако целесообразно провести анализ этих эпизодов с целью выявить в них скрытые мысли.
Анализ текста: "И тогда я заплакала: «Положите её у его ног. Скажите, что это наша Наташенька»". Там, на могилке не написано: Наташа Игнатенко… Там только его имя… Она же была ещё без имени, без ничего… Только душа… Душу я там и похоронила…".
Согласно Приказу Минздрава СССР от 19 ноября 1984 года № 1300 [46], ребенка должны были похоронить на общих основаниях, как любого гражданина СССР:
Ребенок, умерший на 1-й неделе жизни, должен быть зарегистрирован в органах ЗАГС как родившийся – на основании медицинского свидетельства о рождении и затем как умерший – на основании врачебного свидетельства о перинатальной смерти.
Регистрация в органах ЗАГС детей, умерших в первые 0 — 6 суток после рождения, производится лечебно-профилактическим учреждением.
Во врачебном свидетельстве о перинатальной смерти указываются фамилия, имя, отчество умершего ребенка, его пол, дата рождения, дата смерти, краткие сведения о родителях, причины смерти (подробно) ребенка и болезни матери, оказавшие неблагоприятное воздействие на плод.
Захоронение трупов детей, умерших на первой неделе жизни, производится учреждением здравоохранения. При настоятельном желании родственников произвести захоронение ребенка, умершего в перинатальном периоде, труп может быть выдан после регистрации учреждением здравоохранения смерти в органе ЗАГС.
Согласно Приказу Министерства жилищно-коммунального хозяйства РСФСР от 12 января 1979 года № 25 [44] на могиле должен быть установлен регистрационный знак с фамилией, именем и отчеством похороненного, временем его рождения и смерти:
Пункт 2.20: "Организатор предлагает участникам похорон бросить в могилу горсть земли. Первыми это делают родные и близкие. Затем работники кладбища засыпают могилу землей, устраивают холм и устанавливают на нем регистрационный знак с фамилией, именем и отчеством похороненного, датами его рождения и смерти. По желанию родственников на могиле может быть установлен портрет. Участники похорон возлагают на могилу венки и цветы. На этом обряд заканчивается".
Скрытая мысль: "Должностные лица не похоронили ребенка должным образом и тем самым нарушили Приказ Минздрава СССР от 19 ноября 1984 года № 1300 и Приказ Министерства жилищно-коммунального хозяйства РСФСР от 12 января 1979 года № 25".
2.29. Противоречивая информация о ребенке
Сравнение версий Алексиевич, Александры Денисовой и Аллы Феофановой
Версия Александры Денисовой: Через несколько месяцев Люда снова приехала на Митинское кладбище. Прямо у могилы мужа ей стало плохо, и ее забрали в больницу. У Людмилы родилась семимесячная девочка, которая прожила всего пять часов. Малышка родилась с врожденным циррозом, поврежденными легкими. Люда потеряла последнее, что связывало ее с любимым человеком, – ребенка.
Версия Аллы Феофановой: "Схватки начались через несколько месяцев на кладбище в Москве. Людмила рожала у доктора Гуськовой. Девочка, Наташа, прожила пять дней. Она родилась с пороком сердца и циррозом печени. В этой маленькой печени было 28 рентген. «Она спасла тебе жизнь», – сказала Гуськова. Наташу похоронили вместе с папой".
Начало схваток:
Алексиевич: "Схватки начались через два месяца".
Денисова: "Схватки начались через несколько месяцев на кладбище в Москве"
Феофанова: "Схватки начались через несколько месяцев на кладбище в Москве"
Время рождения:
Алексиевич: "Родила я на две недели раньше срока…" (40 — 2 = 38 недель — А.К.)
Денисова: "У Людмилы родилась семимесячная девочка" (около 30 недель — А.К.)
В статье Феофановой нет информации о возрасте ребенка.
Время жизни ребенка:
Алексиевич:"Через четыре часа сказали, что девочка умерла".
Денисова: "Девочка прожила 5 часов".
Феофанова: "Девочка прожила пять дней".
Патология новорожденного:
Алексиевич: "Девочка родилась с циррозом печени и врождённым пороком сердца".
Денисова: "Малышка родилась с врожденным циррозом, поврежденными легкими".
Феофанова: "Она родилась с пороком сердца и циррозом печени".
Сравнение версий показывает, что монологи нельзя рассматривать как источник достоверной информации, а "жанр монологов" – как вид "документальной журналистики".
2.30. Ложь о православных священниках: в церкви принимают посылку "на тот свет"
"Снится мне сон… Мы идём с ним, а он идёт босиком. «Почему ты всегда необутый?» – «Да потому, что у меня ничего нет». Пошла в церковь… Батюшка меня научил: «Надо купить тапочки большого размера и положить кому-нибудь в гроб. Написать записку – что это ему». Я так и поступила… Приехала в Москву и сразу – в церковь. В Москве я к нему ближе… Он там лежит, на Митинском кладбище… Рассказываю служителю, что так и так, мне надо тапочки передать. Спрашивает: «А ведомо тебе, как это делать надо?» Ещё раз объяснил… Как раз внесли отпевать дедушку старого. Я подхожу к гробу, поднимаю накидочку и кладу туда тапочки. «А записку ты написала?» – «Да, написала, но не указала, на каком кладбище он лежит». – «Там они все в одном мире. Найдут его»"
Комментарий
Православные священники в Киеве и в Москве объясняют Людмиле (П), как нужно отправить тапочки "на тот свет", чтобы они попали адресату.
Рассматриваемый текст – это что-то бессмысленное, вздор, чепуха, нелепость, бред. Не имеет смысла опровергать этот вздор: опровержение делает его значимым.
3. Скрытые смыслы "Одинокого голоса"
В процессе восприятия люди вычленяют и опознают отдельные элементы текста и складывает их в первичную поверхностную картину, обеспечивающую понимание прямого, буквального значения языковых единиц текста. [4]. Так формируются явные смыслы текста. Явные смыслы текста – это мысли, которые возникают при чтении текста без его анализа. Скрытые (неявные) смыслы текста – это мысли (совокупности мыслей), которые можно выявить в тексте только с помощью анализа. Под анализом текста здесь понимается исследование отдельных частей текста для получения новой информации о тексте в целом: обнаружение логических и фактических ошибок, выявление ложных (лживых) суждений, выявление истинных целей автора текста и так далее.
Все тексты можно условно разделить на простые и сложные. Простые тексты – это такие тексты, в которых нет скрытых смыслов. Сложные тексты могут содержать один и более скрытых смыслов. А каждый скрытый смысл – это совокупность скрытых мыслей. Различные виды анализа выявляют разные скрытые смыслы. Например, если проводить только логический анализ сложного текста, то выявится один скрытый смысл, если лингвистический анализ – то другой.
"Одинокий голос" – это сложный текст. Ниже будет показано, что в зависимости от исходных позиций исследователей могут выявляться разные скрытые смыслы.
Ложный (не соответствующий действительности) скрытый смысл
Исходные позиции исследователя: 1. Считает, что "Одинокий голос" не содержит ложной информации; 2. Проводит анализ медицинской информации, содержащейся в тексте.
Исследователь выявил скрытые мысли, не соответствующие действительности, которые он принимает как истинные:
1. В клинике ИБФ не выполнялся асептический режим.
2. Не соблюдалались меры радиационной безопасности. В частности, в больнице не было дозиметрического контроля. Дозиметрический санпропускник был только в гостинице при больнице.
3. Медперсонал больницы не выполнял в полной мере своих обязанностей по уходу за больными. Людмила выполняла все (или почти все) лечебные процедуры за врачей, медсестер и санитаров.
4. Профессор Гуськова знала, что Василий Игнатенко и другие пожарные являются опасными для жизни и здоровья источниками излучения и тем не менее разрешила Людмиле находиться в палате мужа длительное время.
5. После того, как профессор Гуськова узнала, что Людмила беременна, она поняла, что ребенок наверняка родится больным, Нельзя было допустить, чтобы Людмила рожала в другой больнице или в роддоме, поскольку врачи могли выяснить, что беременная получила большую дозу ионизирующего излучения. Чтобы скрыть свою ошибку, Гуськова пригласила Людмилу рожать в своей клинике. Ребенок умер через несколько часов после рождения (в перинатальном возрасте).
6. Людмила просила похоронить ребенка в могиле мужа. Однако ребенка не похоронили, поскольку на могиле Василия Игнатенко нет регистрационного знака с фамилией, именем и отчеством похороненного, временем его рождения и смерти.
Вывод исследователя: В деяниях должностных лиц Клинической больницы № 6 есть признаки преступления "Халатность".
Истинный скрытый смысл
Исходные позиции исследователя: 1. Считает, в "Одиноком голосе" может содержаться ложная информация. 2. Проводит системный анализ текста: лингвистический, логический, юридический, проверка достоверности физической, химической и медицинской информации.
Исследователь выявил истинные скрытые мысли:
1. Пожарные, в том числе и Василий Игнатенко, не были источниками излучения, опасного для жизни и здоровья окружающих.
2. Людмиле (П) не могли разрешить длительное время находиться в асептическом отделении Клинической больницы № 6.
3. В Клинической больнице № 6 не принимали роды у Людмилы (П).
Вывод исследователя: "Одинокий человеческий голос" является нагромождением лжи. Он содержит заведомо ложные сведения, порочащие медицинский персонал и руководство Клинической больницы № 6, в том числе заведующую клиническим отделом (в 1986 году) Института биологической физики Министерства Здравохранения СССР Ангелину Константиновну Гуськову.
Выводы
1. "Одинокий голос" содержит множество лживых суждений.
2. "Одинокий голос" имеет несколько скрытых смыслов.
3. Анализ медицинской информации (неполный анализ) выявил скрытый смысл, не соответствующий действительности, но принимаемый исследователем в качестве истинного.
4. Системный анализ выявил истинный (соответствующий действительности) скрытый смысл "Одинокого голоса".
3. Скрытые смыслы могут противоречить друг другу (следствие из пунктов 3 и 4).
Автор: Анатолий Владимирович Краснянский, кандидат химических наук, инженер первой категории кафедры радиохимии Химического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова.
Источники информации
[1] С. А. Алексиевич. Чернобыльская молитва: Хроника будущего. – Москва: Время, 2015. – 304 с. – 3-е издание, стереотипное. ISBN 978-5-9691-1460-9
[2] Словарь русского языка. В 4-х томах. РАН, Институт лингвистических исследований. Под редакцией А. П. Евгеньевой. 4-е издание, стереотипное. Москва. «Руссский язык». «Полиграфресурсы», 1999. URL: http://feb-web.ru/feb/mas/mas-abc/default.asp
[3] Опровержение лживых утверждений Алексиевич. I. Сборник статей. 1. Антон Крылов. Откровенная, наглая и неприкрытая ложь. 2. Людмила Онищук. Ложь нобелевской лауреатки Светланы Алексиевич. URL: https://avkrasn.ru/article-3801.html . II. Суд над «Цинковыми мальчиками». URL: http://militera.lib.ru/research/aleksievich1/04.html
[4] И.А. Стернин. Анализ скрытых смыслов в тексте. Воронеж: «Истоки», 2011. URL: ttp://sterninia.ru/files/757/4_Izbrannye_nauchnye_publikacii/Lingvokriminalistika/Skrytyj_smysl_v_tekste.pdf
[5] Статьи Анатолия Краснянского. 1. Системный анализ Конвенции о правах ребенка (1989). Русская линия. 19 апреля 2010 года. URL: http://rusk.ru/st.php?idar=41095 . 2. «Записка Берии Сталину» – фальшивый документ. Русская народная линия. 23 апреля 2012 года. URL: http://ruskline.ru/analitika/2012/04/23/zapiska_berii_stalinu_falshivyj_dokument/%26?commsort=back . 3. Лукавый перевод текста Конвенции о правах ребенка. Русская народная линия. 22.04.2013. URL: http://ruskline.ru/analitika/2013/04/22/lukavyj_perevod_teksta_konvencii_o_pravah_rebenka
[6] Константин Котенко. Первая в стране больница специального назначения. № 7 (36), 2008 год. Журнал «Кто есть Кто в медицине». № 7 (36), 2008 год. URL: http://ktovmedicine.ru/2008/7/pervaya-v-strane-bolnica-specialnogo-naznacheniya.html . Копия, скриншоты: URL: https://avkrasn.ru/article-4045.html
[7] Методические указания по организации и проведению комплекса санитарно-противоэпидемических мероприятий в асептических отделениях (блоках) и палатах. Утверждены заместителем начальника Главного управления карантинных инфекций Министерства здравоохранения СССР от 30.04.86 № 28-6/1 . URL: http://docs.cntd.ru/document/9037945 . Копия, скриншоты: URL: https://avkrasn.ru/article-3947.html
[8] Смерть без запаха и вкуса. Беседа Александра Емельяненкова с членом-корреспондентом РАМН Ангелиной Константиновной Гуськовой. 26 апреля 2004 года. Российская Газета. URL: http://www.rg.ru/2004/04/26/mayak.html Копия и скриншоты статьи Александра Емельяненкова. URL: https://avkrasn.ru/article-3766.html
[9] А.К. Гуськова, И.А. Галстян, И.А. Гусев. Авария Чернобыльской атомной станции (1986–2011 гг.): последствия для здоровья, размышления врача. Под общей редакцией члена-корр. РАМН А.К. Гуськовой. М.: ФМБЦ имени А.И. Бурназяна, 2011. — 254 с. URL: http://publ.lib.ru/ARCHIVES/G/GUS%27KOVA_Angelina_Konstantinovna/_Gus%27kova_A.K..html#002 . Отрывки из монографии (скриншоты): URL: https://avkrasn.ru/article-4018.html
[10] А.К. Гуськова Принципы и опыт оказания медицинской помощи при радиационных авариях. По материалам выступления перед молодыми учеными ИБРАЭ РАН. Москва, 27 апреля 2012 года. URL: http://www.ibrae.ac.ru/docs/109/guskovais.pdf Копия, скриншоты: URL: https://avkrasn.ru/article-4009.html
[11] Радиобиология и радиационная медицина: судьба одного врача. По материалам лекции А.К. Гуськовой, ИБРАЭ РАН, 18 сентября 2013 года. URL: http://lab54.ibrae.ru/images/Interwiev/lecture_guskova_18.09.2013.pdf . Копия, скриншоты: URL: https://avkrasn.ru/article-3961.html
[12] Ангелина Константиновна Гуськова, член-корреспондент РАМН, профессор. Ответы на вопросы молодых ученых. Ответ на вопрос: "Может ли облученный пациент загрязнить или облучить окружающих?". Скриншоты. URL: https://avkrasn.ru/article-3923.html
[13] Научное приложение D к Докладу Научного комитета по действию атомной радиации (2008 год) Генеральной Ассамблее. URL: http://www.unscear.org/docs/reports/2008/12-55525_Report_2008_Annex_D_RUSSIAN.pdf . Копия, скриншоты: URL: https://avkrasn.ru/article-4016.html
[14] А.К. Гуськова, И.А. Галстян, И.А. Гусев. Авария Чернобыльской атомной станции (1986–2011 гг.): последствия для здоровья, размышления врача. Под общей редакцией члена-корр. РАМН А.К. Гуськовой. М.: ФМБЦ имени А.И. Бурназяна, 2011. — 254 с. URL: http://publ.lib.ru/ARCHIVES/G/GUS%27KOVA_Angelina_Konstantinovna/_Gus%27kova_A.K..html#002 . Отрывки из монографии (скриншоты) – URL: https://avkrasn.ru/article-4018.html
[15] Гаяз Алимов. Исполняя свой долг. Газета «Известия». 10 мая 1986 года. URL: http://pripyat.com/documents/izvestiya-10-maya-1986-g-ispolnyaya-svoi-dolg.html . Копия, скриншоты: URL: https://avkrasn.ru/article-3913.html
[16] Беседы журналистов с Людмилой Игнатенко. Сборник. 1. Александра Денисова. «Последние семнадцать дней, которые прожил мой муж после аварии, я была рядом с ним, не подозревая, что облучение в 1600 рентген поразит и меня, и нашего нерожденного ребенка… ». 2. Алла Феофанова. "Вдова Героя Советского Союза". Скриншоты. URL: https://avkrasn.ru/article-3824.html
[17] Типовые правила пожарной безопасности для жилых домов, гостиниц, общежитий, зданий административных учреждений и индивидуальных гаражей. Утверждены заместителем министра внутренних дел СССР К.И.Никитиным 20 ноября 1978 года. URL: http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=ESU;n=36681
[18] Самостоятельная военизированная пожарная часть № 6 (СВПЧ-6). URL: http://wikimapia.org/1866069/ru/Заброшенная-пожарная-часть-СВПЧ-6#/photo/2081433
[19] Чернобыль. Десять лет спустя. Радиоактивное воздействие и последствия для здоровья населения. Оценочный доклад Комитета по радиационной защите и здравоохранению Агентства по ядерной энергии. Ноябрь 1995. URL: http://www.ibrae.ac.ru/russian/chernobyl-3d/bookcase14/bookcase14.htm . Копия: URL: https://avkrasn.ru/article-3170.html
[20] Температуры воспламенения и самовоспламенения и другие свойства битума и графита. Скриншоты. URL: https://avkrasn.ru/article-3992.html
[21] Приказ МВД СССР от 25 января 1971 года № 12 "О введении в действие Норм снабжения вещевым имуществом начальствующего и рядового состава профессиональной пожарной охраны МВД СССР". URL: http://www.bestpravo.ru/sssr/gn-praktika/u6r.htm , http://uristu.com/library/sssr/usr_7472/
[22] МВД СССР. 1. Приказ от 1 ноября 1985 года № 211 "Об утверждении боевого устава пожарной охраны". 2. Боевой устав пожарной охраны. URL: http://www.libussr.ru/doc_ussr/usr_12964.htm . Копия: URL: https://avkrasn.ru/article-3983.html
[ 23 ] Кримінальний кодекс України. Кодекс введено в дію з 1 квітня 1961 року Законом Української РСР від 28 грудня 1960 року. Кодекс втратив чинність з 1 вересня 2001 року. URL: http://search.ligazakon.ua/l_doc2.nsf/link1/KD0006.html , копия: https://avkrasn.ru/article-3067.html
[24] Чернобыль. Дни испытаний. "Радяньский письменник". Киев. 1988. Они были первые. Беседа Гаяза Алимова и Андрея Иллеш 28 мая 1986 года с профессором Ангелиной Константиновной Гуськовой. Страницы 131 — 137. URL: http://stalker-dolg-my.clan.su/_ld/1/140_chernobyl-dni-i.pdf . Копия, скриншоты: URL: https://avkrasn.ru/article-3924.html
[25] М.И. Балонов. Международная оценка последствий Чернобыльской аварии: Чернобыльский форум ООН (2003–2005) и НКДАР ООН (2005–2008). URL: http://www.radhyg.ru/jour/article/viewFile/189/206 . Примечание: Доклад М.И. Балонова одобрила Российская научная комиссия по радиологической защите на заседании 14 марта 2011 года. URL: http://mrrc-obninsk.ru/rscrp?id=150
[26] Гуськова А.К. Атомная отрасль страны глазами врача. Москва. "Реальное Время". 2004. — 240 с. URL: http://publ.lib.ru/ARCHIVES/G/GUS%27KOVA_Angelina_Konstantinovna/_Gus%27kova_A.K..html#002
[27] Лживая информация о содержании объявления о временной эвакуации в опусе Алексиевич "Чернобыльские молитвы". Раздел: "Одинокий человеческий голос". URL: https://avkrasn.ru/article-3849.html
[28] Юрий Николаевич Щербак. Чернобыль. Раздел: Эвакуация. URL: http://www.e-reading.mobi/chapter.php/148169/9/Shcherbak_-_Chernobyl%27.html
[29] Михаил Кучко. Чернобыль: 30 лет спустя. Сельская газета. 21 марта 2016 года. URL: http://belniva.sb.by/chtoby-pomnili/article/chernobyl-30-let-spustya.html . Копия, скриншоты: URL: https://avkrasn.ru/article- 3946.html
[30] Суд над «Цинковыми мальчиками». URL: http://militera.lib.ru/research/aleksievich1/04.html . Копия, скриншоты: URL: https://avkrasn.ru/article-3971.html
[31] Сцинтиляционный дозиметр ДРГЗ-02. URL: http://forum.rhbz.org/topic.php?forum=2&topic=82 . Копия, скриншоты: URL: https://avkrasn.ru/article- 4006.html
[32] Физические величины. Справочник. Под редакцией И.С. Григорьева, Е.З. Мейлихова. Москва. Энергоатомиздат. 1991.
[33] 1. Физический энциклопедический словарь. Статья "Нейтронные источники". Том 3. Москва. "Советская энциклопедия". 1963; 2. Физическая энциклопедия. Статья "Нейтронные источники". Том 3. Москва. "Большая Российская энциклопедия". 1992.
[34] 1. Физический энциклопедический словарь. Статья "Ядерные реакции". Том 5. Москва. "Советская энциклопедия". 1965; 2. Физическая энциклопедия. Статья "Фотоядерные реакции". Том 5. Москва. "Большая Российская энциклопедия". 1998.
[35] Большой энциклопедический словарь. Главный редактор А.М. Прохоров. Том 1. Москва. "Советская энциклопедия". 1991 год.
[36] Неотложные медицинские решения и мероприятия у пострадавших. Раздел из монографии: А.К. Гуськова, И.А. Галстян, И.А. Гусев. Авария Чернобыльской атомной станции (1986–2011 гг.): последствия для здоровья, размышления врача. Под общей редакцией члена-корресподента РАМН А.К. Гуськовой. Москва. ФМБЦ имени А.И. Бурназяна. 2011. URL: https://avkrasn.ru/article-4047.html
[37] Статьи "Барокамера" и "Баротерапия" в БСЭ. URL: http://bse.sci-lib.com/article097901.html , URL: http://bse.sci-lib.com/article098025.html
[38] Ангелина Константиновна Гуськова. Врач рядом с пострадавшими. URL: http://ignorik.ru/docs/index-933167.html?page=69 . Копия: URL: https://avkrasn.ru/article- 3791.html
[39] Чернобыль в трех измерениях. Человек. Первые ликвидаторы. Лечение больных с острой лучевой болезнью. URL: http://www.ibrae.ac.ru/russian/chernobyl-3d/man/II_1_1.htm
[40] Ленина Семеновна Кайбышева. После Чернобыля. URL: http://coollib.com/b/330221/read . Отрывок из книги. Скриншоты: URL: https://avkrasn.ru/article-4022.html
[41] Григорий Медведев. Чернобыльская тетрадь. Уроки Чернобыля. URL: http://library.narod.ru/tetr/tetr6.htm
[42] Выступление М. С. Горбачева по советскому телевидению 14 мая 1986 года. Полный текст выступления: "Правда". 15 мая 1986 года. URL: http://pripyat.com/documents/pravda-15-maya-1986-g-vystuplenie-m-s-gorbacheva-po-sovetskomu-televideniyu.html . Копия: Первая часть выступления. Скриншоты. URL: https://avkrasn.ru/article-3976.html
[43] Чернобыль в трех измерениях. Хронология событий (1986 год). URL: http://www.ibrae.ac.ru/russian/chernobyl-3d/chrono/1986.htm . Копия, скриншоты: URL: https://avkrasn.ru/article-3975.html
[44] Инструкция о порядке похорон и содержании кладбищ в РСФСР. Приказ Министерства жилищно-коммунального хозяйства РСФСР от 12 января 1979 года № 25. URL: http://docs.cntd.ru/document/9011254
[45] Статья «Воинские почести» в БСЭ. URL: http://bse.sci-lib.com/article006144.html
[46] Министерство здравоохранения СССР. Приказ от 19 ноября 1984 года № 1300. "О дальнейшем совершенствовании ведения медицинской документации, удостоверяющей случаи рождений и смертей". URL: http://old.lawru.info/legal2/se18/pravo18820/page4.htm . Копия: URL: https://avkrasn.ru/article-4001.htm
Последняя редакция статьи: 17 мая 2016 года.