Сборник статей Всеволода Юрьевича Троицкого. 1. Великое наследие в опасности. 2. Только России не велено.

Всеволод Юрьевич Троицкий: "Истинное слово — средоточие силы человеческой мысли, чувства и энергии духа, ключ к постижению мира и человека". "Воздействие на язык в масштабах страны началось активно с 90-х годов ХХ века, и это воздействие было откровенно разрушительным в отношении к нормам поведения и здоровому состоянию человека".

Троицкий Всеволод Юрьевич

Великое наследие в опасности

Источник информации — http://www.portal-slovo.ru/history/35130.php

Всеволод Юрьевич Троицкий. Доктор филологических наук, профессор, член Комиссии по школьному образованию Российской Академии наук.

 

Истинное слово — средоточие силы человеческой мысли, чувства и энергии духа, ключ к постижению мира и человека.

Ныне слово теряет силу. Это знамение времени не миновало и русского слова: сознание части наших соотечественников перестало его вмещать. Тому способствует прогресс нашего века: обилие информации приводит к утрате того, ради чего информация осваивается — Истины. Ум погружается в пучину информационной тьмы (массы впечатлений и сведений), отторгается от мыслящего сердца и души. В восприятии говорящего слово теряет усвоенную веками полноту смысла, лишается духа, начинает проскальзывать сквозь слух и взгляд мимо сознания, запечатлевается лишь как "информационная справка". И весь мир становится для такого сознания справочником обо всём и ни о чём.

Подобное восприятие свидетельствует о повреждении разумения говорящей массы, ибо она воспринимает информацию как цель. Но информация — лишь средство и дорога к цели; цель всегда — Истина.

К Истине ведёт — смысл. К смыслу, который чреват Истиной, можно придти только в размышлении, в освоении разных смыслов информации и осознании её целостности. Здесь дóлжно опереться на культурную традицию. Лишь она может спасти заблудившийся ум: только на древе культурных традиций вырастают истинные мысли и знания.

Традиция — путь естественного наследования человеческого опыта через признание абсолютных ценностей, увековеченных представлений, через полноту безусловных духовно-нравственных начал. Она есть созидательный обычай, соприродный жизни порядок человеческого отношения к миру; она предстаёт на практике как духовная дисциплина, созидательная организованность и живительная строгость миросознания.

Общее направление к спасению нашего языка, а значит, и нашего народа, и, наверное, человечества в том, чтобы найти противодействие поверхностному восприятию слова. Найти путь к слову, сохранившему первородный смысл, к слову, вмещающему исторический опыт поколений, освящённому личностным, сердечным и ответственным движением к Истине.

1

Нормальная жизнедеятельность человека и общества соприродна их языковому состоянию. Язык, как воздух: им все дышат, но вполне знают его состав, свойства и цену лишь специалисты. Дыша воздухом, смешанным с угарным газом, человек умирает; язык с примесью словесных нечистот губит человека как личность. Не достаёт воздуха — мы задыхаемся; обедняется и засоряется словесным мусором наш языковой запас — непременно усыхает и тускнеет сознание.

Русский язык — вечное сокровище, духовная родина, любовь и боль наша.

Сокровище — ибо нет ничего более дорогого и сокровенного как то, чем строится и в чём открывается нам жизнь и Творец.

Родина — потому что только родное слово может стать пристанищем самобытной мысли и сокровенного чувства; только оно может вместить целиком всё родное, всю душу до самых её глубин.

Любовь — ибо через язык приобщаемся мы к родному в жизни, ко всему любимому, прекрасному, святому.

Боль — потому что униженное положение нашего языка есть откровенное унижение всего народа и каждого, кто считает себя его частью.

…Словно видится мне: стройная, с ясными лучистыми голубыми глазами, удивительно ладная во всём, она словно плывёт, и, кажется, тихо покачивается на волнах, упруго, будто на взлёте, преодолевая пригорки. В ней, прекрасной, словно слились божественная энергия, девичья красота и благодатное обаяние. Стан её облегает простой, удивительно идущий к ней сарафан; на плечи, покрытые, как туманом, лёгким кисейным платком, падают тяжёлые русые косы. Диво дивное, чудо чудное!..

Издали видно, как сгибаются под её поступью полевые травы и цветы и как мелькают иногда тёмные от глинистой земли стопы её ног. Боже! Какая красота!

Но вот приближаются люди со стороны; в них чувствуется что-то враждебное, чужое. "Эй, ты!" — кричит один и, догоняя её, пытается схватить сзади… "Не замай!" — говорит она величественно-спокойно. "Гордая!" — бурчит другой. "Таки-себе, подумаешь", — бросает третий. Она оборачивается лицом к ним. На минуту они невольно замирают, поражённые величавым спокойствием её красоты. "Ну, ты… — ещё тихо, но развязно хрипит первый, — иди к нам…" "Ненадобно!.." — отвечает она и продолжает путь.

И тут сзади к ней подскакивают эти самые, чужие, и один хватает её за одежду. Она сопротивляется сильно и ловко; один удар свалил первого. Он встаёт, пошатываясь, и плюёт ей в лицо. Остальные остервенело бросаются к ней…

Я бегу, кричу, а голоса нет и нет сил помочь…

Такая картина представляется моему мысленному взору, когда подумаю о русской речи. Над ней измываются, а мы молчим, у нас нет голоса.

Уличные СМИ, бульварные газетёнки, вроде "МК", засорены гнилыми словами лжи, празднословия и пустой болтовнёй жалких писак, людей подлого ума и чёрной совести, или просто чужих по духу бесчинственников, ищущих остолбенить читателя мерзостью, двусмысленностью, сальностью, гнилым, бранным или тюремным словом. Теперь это называют его "свободой".

Ни в чём в России оскорбление народа не проявляется так откровенно, как в отношении к его языку. Чистый родник русской речи публично оскверняется постоянно и бесстыдно. В невежестве своём иные не видят, что это осквернение — вызов каждому честному русскому человеку.

Отрекаясь о чистоты родного слова, мы отрекаемся от данной нам благодати истинной и торжествующей мысли, от светлого человеческого чувства и духовной проницательности. Оскверняя свою речь непотребными словами, мы оскверняем духовный труд благочестивых предков наших, создавших наш удивительный язык… Только чистая речь сегодня не оскорбительна. Чистая — значит правдивая, неложная, не лукавая, ясная, достойно произнесённая, проникнутая светом истины и любовью, пониманием человеческого, национального долга.

Истинное слово — правдою строится. Не в силе Бог, но в правде. В вечной правде Божьего слова, наставляющего на благодеяния в жизни, на очищение души, на прозрение и исцеление человека, а значит — на защиту живой, мудрой, ясной русской речи.

Впору подняться нам, поклониться родному слову, покаяться перед ним, ощутив через него своё счастливое первородство, свою славную историю, в которую вписаны золотые страницы всемирно чтимой русской словесности. Впору поднять головы нам, истинным наследникам русского языка, окинуть взглядом наше великое и трагическое прошлое, вспомнить светочей нашей речи: Ломоносова и Державина, Пушкина и Лермонтова, Гоголя, Тютчева и И. Аксакова, Лескова и Г. Успенского, Тургенева и Л. Толстого, Достоевского и Чехова, Ап. Майкова и Есенина, Горького и Шолохова, Шукшина и Рубцова. Вспомнить и здравствующих: Валентина Распутина, Василия Белова, Юрия Бондарева, Владимира Крупина и Владимира Личутина и ещё многих других, не менее достойных нашего трепетного почтения.

2

Наследники великого языка, данного русскому народу на размышление и созидание, мы не осознаём, как должно, ответственности за его судьбу.

В русском слове таинственно запечатлена мудрость поколений, философия бытия, представления об укладе народной жизни, опирающейся на духовное единство и соборность, на способность сострадания, служения и стремления к Истине, на чувство красоты и всемирную отзывчивость русского духа…

На нём создана непревзойдённая по художественной значимости литература. Русский язык и литература "сформировали "соборную личность" русского народа, лучшие черты его национального характера" (1). Всё это по достоинству не ценится нами, ибо мы невежественно воспринимаем язык только как средство общения. Большинство говорящих считает такой взгляд безусловной, полной и завершённой истиной. Остальные важнейшие свойства языка чаще всего не осознаются, и в этом небезобидная ущербность современных представлений.

Слово — не только — орудие общения. В его мыслеобразах, в его понятиях сосредоточен огромный умственный, чувственный, духовно-нравственный и практический опыт народа. Вся сознательная жизнь человека осуществляется посредством языка. А потому он в сущности основной способ духовного бытия, главный инструмент освоения окружающего мира, школа мысли и единственное средство получения знаний. В высших своих проявлениях язык — памятник культуры, духовное достояние и святыня народа. Вместе с тем язык — среда обитания человека и народа и форма духовной энергии, проявляющейся зачастую непредвиденно и неожиданно… Всё это необходимо предметно учитывать при обсуждении проблем образования, духовно-нравственного воспитания, социологии, законотворчества и проч. и проч.

Язык как духовная ценность неизменно опирается на преемственность, на плодотворную традицию, без которой невозможно представление о культуре. Традиция — непременный признак культуры и здорового органического развития любого явления. Она придаёт человеческому бытию, человеческой истории истинный толк, высокое значение, нравственный смысл и обеспечивает созидательную устойчивость и соприродный жизни порядок различных сфер человеческой жизни.

Да и самое слово — это традиция. Всякое же нетрадиционное его значение и употребление — это удаление от его коренного смысла или какой-то дополнительный штрих к нему. Нужно помнить, что наш язык "неразрывно сросся с глаголами церкви" (2), что наша литература неразрывна с русской православной духовностью, с теми надобыденными представлениями об истине, добре и красоте, о человеческом в человеке и об идеале, о вечности, о правде-истине, справедливости и добре, которые коренятся в самой сущности русской речи.

Возьмём коренное слово — род. С приставкой "на", означающей высшую степень качества и стремление ввысь, оно значит: народ, тех, кто народился и составляет единство по языку, истории, духу и мировосприятию коренных начал. Родимый — дорогой, близкий сердцу. Родина — дорогая, родная и близкая сердцу страна… Но стоит нам взять приставочки, означающие отвержение содержания корня — "вы", "от", — получаются с тем же корнем бранные слова — отродье, выродок. Это же философия!…

В языке запечатлено отношение к миру, коренная идеология жизни. Язык в значительной мере определяет и характер культуры как в широком, так и в насущном смысле. Как средоточие природного и социального опыта поколений, как генофонд мысли нации — он не только достояние русской и мировой культуры, но источник духовной сопричастности исторического развития для всех граждан нашего великого Отечества. Поэтому полноценное овладение государственным языком Российской Федерации является важнейшей основой единства и безопасности народа, а деформация языкового сознания носителей русской речи представляет собой очевидную угрозу информационной безопасности страны. Здесь важно всё: и содержание и форма речи, и письменный и звуковой облик слов.

Язык и отечественная словесность составляют тот арсенал, в котором сосредоточиваются внутренние силы народа и основные начала возрастания национального самосознания личности гражданина России. В слове — дыхание жизни нации, оно — духовный плод вещественной деятельности, предопределяемый творчеством Духа и человеческой способностью к выражению "очеловеченного мира". Этот вещественный мир соосознаётся в слове и оглашается им, что как бы завершает его становление. Через словесное именование вещи или действия осуществляется духовно-материальная целостность мира и обретается "очеловеченная" форма его обратной связи с Творцом.

Слово означает и учение и знание, то есть способ передачи духовно-практического опыта жизни, Божественной Истины, информации, развёрнутой во времени от мгновения до вечности. В слове знание, сила и духовный смысл прошлого опыта. Поэтому, как точно заметил Вяч. Иванов, стоит только народу "заговорить по-своему, по-русски, чтобы вспомнить и мать-сыру землю с её глубокою правдой и Бога в вышних с Его законом!" (3)

Иными словами: через полноценно воспринятое слово является человеку вся жизнь, "и неба содроганье, и горний ангелов полёт, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье" (А. Пушкин).

Именно эта полнота знания жизни и делает человека свободным, имеющим власть сознавать, способность чувствовать и мыслить истинно. И эта способность, этот великий дар утверждает его духовно непобедимым и готовым к противостоянию злу, неправде, несправедливости и насилию.

Национальный язык — хранитель и зиждитель народного духа. Степень владения им — в целом определяет уровень мышления. Совершенство речи в сущности определяет и совершенство культуры человека. Состояние речи — это состояние мысли, состояние мысли — это состояние сознания, состояние сознания — это предпосылки поступков, поступки — это сущность поведения людей, сущность поведения людей — это судьба народа.

Поэтому ныне, присно и во веки веков должны все мы исполнять свой человеческий, гражданский, национальный долг: стоять на страже своей духовной родины, нашей речи, укоренённой в великом, могучем и свободном языке нашем.

3

Пестрота внешних впечатлений, языковая неразборчивость, калейдоскоп масс-культуры захлёстывает современное общество. Эта искусственно созданная реальность не случайна. И не безвредна. Она густой сетью опутывает разум, мешая осознавать окружающее и происходящее. Это понимают все, чей ум не повреждён пивным алкоголизмом, рекламным мельтешением, чьё сознание способно к трезвой оценке видимого и слышимого и может сопротивляться запрограммированным воздействием зомбирующей среды…

Я был свидетелем сцены: пассажир пресёк безобразие. Окружающие его поддержали одобрительными возгласами. Он же, обратившись к ним, сказал: "Так что же вы все молчали?" И вдруг "из народа" последовал гениальный ответ; говорила неказистая старушка: "Чего молчали, чего молчали… Они всё кроссворды решают. А те кроссворды-то на то и выдуманы, чтобы они о главном не думали". Лучше не скажешь!

Чтобы быть и оставаться человеком, нужно не просто уметь думать и говорить, а уметь думать о главном, о человеческом. О бренном думает и скотина. И коль скоро нас "загружают" потоками информационного мусора, чтобы мы о главном не помнили, значит кому-то нужно, чтобы мы, как говорили наши предки, "забывали своё человечество", то есть достоинство…

Трезво поразмыслив, всякий разумный человек придёт к выводу: нас хотят довести до такого состояния, чтобы мы стали бы из граждан и созидателей, населением и потребителями. Потребителями всего, что нам подбрасывают, — от вредных "ножек Буша" и весьма сомнительной полезности "сникерсов" и кока-колы до звуковых ("музыкальных") наркотиков и "сексуального" видеоряда в рекламах. Планируется процесс управляемого раскультуривания и одичания масс…

Это раскультуривание достигается прежде всего разрушением связей с традиционной духовной культурой, насильственным изменением среды обитания. Об этом убедительно и ярко сказал на IX Всемирном русском народном Соборе классик русской литературы В.Г. Распутин:

"Сегодня мы живем в оккупированной стране, в этом не может быть никакого сомнения. То, чего врагам нашего Отечества не удавалось добиться на полях сражений, предательски содеялось под видом демократических реформ, которые вот уже пятнадцать лет беспрерывно продолжают бомбить Россию. Разрушения и жертвы — как на войне, запущенные поля и оставленные в спешке территории — как при отступлении, нищета и беспризорничество, бандитизм и произвол — как при чужеземцах. Что такое оккупация? Это устройство чужого порядка на занятой противником территории. Отвечает ли нынешнее положение России этому условию? Ещё как! Чужие способы управления и хозяйствования, вывоз национальных богатств, коренное население на положении людей третьего сорта, чужая культура и чужое образование, чужие песни и нравы, чужие законы и праздники. Чужие голоса в средствах информации, чужая любовь и чужая архитектура городов и посёлков — всё почти чужое, и если что позволяется своё, то в скудных нормах оккупационного режима".

Поощряемая на государственном уровне "массовая культура" демонстрирует пародирование и кощунство, опошление и оскорбление святынь, в том числе исторического прошлого, издевательство над великой русской культурой. Тому свидетельство — насаждаемая сверху швыдковщина: непечатная брань, демонстративная пошлость, зловещий разлив русофобии и опустошение духовного начала в воспитании школьников.

На пути народа к одичанию стоят три мощные бастиона: язык, вера и культура.

Чтобы уничтожить народ, нужно эти бастионы разрушить. Именно этим и занимаются наследники тех, кто в 1918 году запретил в школах России преподавание церковно-славянского языка, в 20-е — отменил в школах отечественную историю, пытался деструктивным реформированием разрушить "старую школу", вводил бригадный метод, Дальтон-план, групповую отчётность и прочие разрушительные нововведения, кто в 20-е годы закрыл в Московском и Ленинградском университетах историко-филологические факультеты, а сегодня уменьшил количество обязательных для изучения в школе произведений русской классики ниже минимума, за которым начинается невежество и профанация, кроме того — разрушил достойную систему обучения русской словесности и сокращает количество бесплатных мест в гуманитарные вузы и количество отведенных часов на профилирующие дисциплины.

Разрушением занимаются наследники тех, кто в 20-е годы прошлого столетия уничтожал десятки тысяч священнослужителей, значительная часть которых были светильниками разума и совести нации.

Разрушением занимаются те, кто воплощает на деле русофобскую мечту столетней давности: "…испортить русский язык… преодолеть Пушкина, объявить мёртвым русский быт, словом, заслонить Русь от русского общества; свести на нет русскую оригинальность" (4).

Разрушение начали с повреждения языковой среды. Поэтому, вопреки здравому смыслу, стали толковать свободу слова как право говорить всё, что угодно и как угодно, в нарушение речевого этикета и культуры речи.

Спровоцировав речевую анархию в СМИ, взялись за школу. В младших классах стали практиковать скорочтение, оказывающее разрушительное действие на органическое и полноценное усвоение родного языка, при котором слова воспринимаются всем детским существом и становятся "на вкус, на цвет, на запах родные" (А.Н. Толстой). Стали внедрять новые учебники и пособия по русскому языку, один другого хуже.

Некоторые из них поистине чудовищны, ориентированы на чужое видение мира, отвращают от родного слова в его близком всякому нормальному человеку природном обаянии и противоречат всем принципам разумного приобщения к родной речи, тем основам грамотного словесного вúдения мира, которому могла бы, расцветая добром и любовью, откликнуться душа ученика.

Одновременно досужие лингвисты начали потихоньку вводить в словари написания слов, которые расходились со сводом правил, утверждённым в 1956 году, провоцируя разнобой в написании (5).

В несколько раз было сокращено количество обязательно изучаемых в школе классических произведений, на которых только и можно учить языку.

Наконец — ввели ЕГЭ как способ проверки знаний, перестраивающий всю систему отечественного школьного обучения: ранее она имела органической целью сообщить должный запас сведений и привить вкус и любовь к родному слову и литературе. Теперь эти задачи вследствие так называемых "реформ", изменения и сокращения содержательности программ по словесности, катастрофического уменьшения учебных часов на эти предметы — невыполнимы даже для талантливых педагогов.

  Цель теперешней школы — натаскать на "решение" тестов. Но тесты охватывают формальную сторону изучаемой дисциплины и, как правило, проверяют знание деталей вне осмысления целого явления.

Дрессировка на решение тестов значительно снижает причинно-следственное начало в освоении материала, отучает от полноценного мышления, являющегося основой традиционных отечественных методик школьного обучения.

Значительная часть тестов нацеливает на "угадывание", ослабляя логическое напряжение ума. Кроме того, тест, как правило, изолирует поставленную задачу от осмысления основ изучаемого предмета.

Наконец ЕГЭ унижает человека, ибо мыслящая, познающая личность при испытаниях не наблюдается экзаменатором, лишённым непосредственного общения с абитуриентом. Так происходит "расчеловечивание" испытаний. Это не только унизительно, но и неэффективно, ведь любой балл — дело формальное, и лишь непосредственное представление о личности может верно скорректировать этот балл и приблизить к объективной оценке способностей поступающего. Не приходится говорить, что испытания по литературе не сводятся к знанию фактов и деталей, а связаны с личностным осознанием пафоса произведения и историческим осмыслением его содержания.

Во время "реформ" стали упрощать виды письменных работ и сегодня, во-первых, отказались (под маскировкой "эксперимента") от обязательного итогового экзаменационного сочинения. Такой шаг подрубает возможность обучать самостоятельности мысли и её выражению и по существу снимет требования осмысленного отношения к литературе. Одной отмены обязательного итогового экзаменационного сочинения достаточно, чтобы на несколько порядков снизить общий уровень владения языком в школе.

Кроме этой "новации", введённой в учебном году, совпавшем с Годом русского языка, во-вторых, экзамен по русскому языку перевели на тесты. Тестирование — формальный способ проверки знаний; его применение в отношении изучения живого языка весьма ограниченно и касается более орфографии и пунктуации. Перевод на тестирование усугубит деформацию языкового сознания учащихся. Но и без того язык значительной части современных школьников примитизирован, а в форме литературного языка должным образом не освоен. Эти школьники по существу выпадают из полноценного культурного развития нации.

В-третьих, усердные новаторы ввели в 9 классе "малый ЕГЭ", что приведёт к заметному увеличению опасности срыва на старте заключительных школьных экзаменов.

В-четвёртых, одновременно увеличили количество часов на изучение иностранного языка до пяти в неделю (начиная с младших классов!), причём за счёт русского языка, которым учащийся к тому времени владеет ещё крайне недостаточно, особенно же в современной языковой обстановке и при несовершенстве современной системы обучения.

В-пятых, московские "благодетели" образования, очень напоминающие Медведя из крыловской басни "Пустынник и Медведь", распорядились с сентября 2007 года платить преподавателям иностранного языка вдвое больше, чем преподавателям отечественного, русского языка, хотя именно у словесников-русистов сегодня ужасающие условия работы: языковой беспредел в СМИ, отсутствие должного количества текстов для обучения, острый недостаток учебных часов и прочее. Заметим, что насильственное насаждение изучения иностранного языка в младших классах нецелесообразно и неполезно, ибо школьники ещё не утвердились прочно в знании родного языка. Об этом говорили в разное время и великие писатели, и мыслители, и педагоги, и методисты. Для чего же сегодня во вред школьникам забывают эту азбучную педагогическую истину?!

В-шестых, литература усилиями начальствующих разрушителей современного образования выведена ныне за рамки предметов, требующих итоговой оценки! Не много ли вредоносных новаций для одного года?!

Если трезво поразмышлять об указанных разрушительных акциях, то можно без какой бы то ни было натяжки сказать: в Год русского языка осуществляется в школах России языковой геноцид русского народа. Найдётся ли во властных структурах нынешней России политическая сила и воля, чтобы остановить циническое легализированное разрушение образования?!..

***

Психолингвисты давно установили, что путём построения и внедрения особых образцов речи можно влиять на состояние мысли и поведения человека. Так что языковая норма настраивает на нормальное поведение, а отклонение от неё всегда является предпосылкой, а затем и средством влияния на отклонение от нормы в поведении людей, на расшатывание их культурного сознания, на его повреждение и разрушение.

Таким образом, язык выступает как оружие воздействия на социальное сознание и поведение человека (6), влияет на смысловой и эмоциональный настрой личности, непосредственно отзывается на её поступках.

Воздействие на язык в масштабах страны началось активно с 90-х годов ХХ века, и это воздействие было откровенно разрушительным в отношении к нормам поведения и здоровому состоянию человека. По всем линиям воздействия: через школу, литературу, театр, устную пропаганду "ревнителей разнузданной свободы", через СМИ велись активные выступления, чтобы приглушить здоровое языковое сознание и тем самым снизить культурный уровень масс.

Ещё ранее нам, например, активно навязывались через СМИ блатная и криминальная речь, блатные и "тюремные" песни и т.д. Это, несомненно, влияло на массовый характер и уровень мышления, общения и определяло во многом "поведенческую атмосферу" в обществе. Не следует забывать, что во многих учебниках используются тексты, которые несут чуждую русскому языку духовно-нравственную установку, противоречащую корневым представлениям, в нём заключённым. Привыкая к определённому уровню и типу речи, человек бессознательно "подвёрстывался" под тип мышления и поведения, этой речи соответствующий.

А теперь, например, насаждается ещё и "офисный сленг" и "офисная орфография". "Есть даже сетевой ресурс, где "падонки" (осквернители нормальной русской речи — В.Т.) публикуют свои тексты" (7).

Идёт одновременно тенденциозное "размывание" национальной ориентации речи. Появляется много фальшивых словечек, лишённых действительного содержания, но направленных на формирование неких мифов. Запущены в сознание фальшивые и пустые словосочетания: "мировое сообщество", "общечеловеческие ценности", "общеевропейский дом", "гуманитарная помощь". В радиопередачах многочисленных "программ" слова русских песен стали петься часто с иностранным акцентом или с вульгарным хрипом. Всё это не так уж безобидно, как кажется на первый взгляд.

Не безобидно и то, что мягкая, плавная, неторопливая, мелодичная, богатая тембрами, истинная русская речь ныне (усилиями чужеродных СМИ) подвергается искажению: в эфире распространяется отрывистое, лающее, механическое произнесение слов с повышением тона в конце фразы, с воровской поспешностью, вроде некоего бормотания. Нельзя забывать, что звуковой облик языка — тоже носитель смысла, и искажение звучания русской речи — это дезинформация.

Искажение и подмена в общественном сознании содержательности слов, злонамеренное выхолащивание языка и отсечение его от исторических корней через впрыскивание "новояза", культивирование пустословия и лжи — всё это неизбежно содействует помрачению сознания.

Другим способом повреждения языкового сознания современников становится искажение и подмена понятий путём внедрения в национальный язык иноязычных слов, духовное содержание или оценочный характер которых совершено иной, чем у заменяемого русского слова.

Так, слово безбожник, имеющее в русском языке однозначно отрицательный смысл, заменяется "гордым" словом атеист. Несущее яркую нравственную оценку точное слово извращенцы заменяется либерально-бесстыдным словосочетанием сексуальные меньшинства. Или же искусственно внедряемое в нашу речь слово секс неграмотно и небезобидно стараются сблизить со словом любовь. Но в предметном осмысленном переводе "секс" значит: телесное вожделение, похоть, блуд, грех. Любить в русском языке означает чувство, имеющее не плотское, а духовное начало. Оно входит в такой смысловой ряд: жалеть, благоговеть, боготворить, молиться на… и т.д. Не ощущающие этого постепенно духовно вырождаются, незаметно расчеловечиваются в своём отношении к любви и жизни. Или таинственно звучащее слово путана переводится определённо со смыслом: шлюха, а звучащее "по деловому" киллер — означает наёмный убийца, душегубец. Таким образом, иностранная лексика, как правило, демонтирует верность нравственных и социальных ориентиров… Всё это способы повреждения здорового сознания слушателей, имеющие вредные духовно-нравственные и социальные последствия.

Словесная неразборчивость неизбежно ведёт к нравственному безразличию и смешению добра и зла, к поношению и осквернению святынь.

Страшное неосознанное повреждение наносят человеческому существу непечатные слова. Их скрытый смысл, показали научные исследования, ясен генетическому коду человека. Помимо человеческого сознания эти слова разрушающе действуют на энергетическое поле, повреждая его, делая существо человека незащищённым против вредных воздействий среды; последствия этого непредсказуемы…

"У нас крадут великое слово наших пращуров, последнее наше богатство, — с болью писал В. Бахревский в газете "Правда" в 90-е годы. — Вот почему матерное слово, слетевшее с твоих губ, дорогой мой мальчик и тем более девочка, — не хулиганство, а клятва на верность врагам русского народа".

Пора понять, что начало нашего спасения — в осознании духовной сущности слова, в сосредоточенной и беззаветной любви к нему. В душах наших современников ещё не восстановлено неизбывное чувство сокровенного счастья при воспоминании о святыне, ощущение благоговения перед ней. Нам ещё нескоро удастся вернуть в сознание народа разрушаемую "прорабами перестройки" иерархию культурных ценностей, ибо масс-культура убивает на корню естественное чувство уважения к достойному и великому.

Когда омерзительно наглый пошляк Швыдкой проводит своё балаганное действо на темы, возможен ли русский язык без мата, умерла ли литература, устарел ли Пушкин — он не просто издевается над здравым смыслом, он делает нечто большее: демонстративно и открыто совершает публичное поругание наших национальных святынь. Но ещё в 1917 году писал об этом Вячеслав Иванов: "Язык наш свят, его кощунственно оскверняют… Язык наш богат: уже давно хотят его обеднить, свести к насущному, полезному, механически-целесообразному… Язык наш свободен: его оскопляют и упрощают; чужеземной муштрой ломают его природную осанку, уродуют поступь. Величав и ширококрыл язык наш: как старательно подстригают ему крылья, как шарахаются от каждого вольного взмаха его пламенных крыл!"

Здоровое слово, слово не содержащее лжи, единственно соответствующее обстановке, соответствующее ясной, незамутнённной мысли говорящего, чистая правда — даётся не просто; но только такое слово, употребляемое во благо, просвещает, лучится светом любви и способно быть вполне созидающим. Понимать это на деле — значит уметь и деятельно стремиться во всём противостоять суесловию, пустословию, слову лицемерному, лживому, несущему зло. Не скажу, чтоб это было лёгким делом, но совершив его, человек получает необычные силы; ему открывается мир во всей его вещественно-духовной чистоте и полноте, и для него оказывается возможным то, о чём он не мог ранее даже мечтать (8) …

Характерной технологией повреждения языкового сознания становится культурно-языковая экспансия (9), проявляющаяся в настойчивом и ловком искажении действительного смысла текстов, с помощью слов и словосочетаний, несущих заведомо ложное "мифологическое" содержание, выдаваемое за истинное. Особенно успешно "работает" словосочетание "мировой опыт", хотя, как правило, за ним ничего не стоит.

Вместе с тем (особенно при изучении иностранных языков по иностранным пособиям и учебникам) подсознательно усваиваются тексты, ориентированные на понятия и нравы, противоположные отечественным духовным и культурным ценностям. Таким образом через изучение чужого языка внедряют чуждые нам представления, нормы и нравы.

Терминологические атаки на язык обыкновенно имеют целью и результатом незаметное искажение смысла.

Сегодня, когда страшно снизился уровень владения родным языком в широких слоях народа, необходимо вновь обратить внимание на катастрофическое и намеренное снижение содержания и уровня преподавания филологических дисциплин в школе, остановить разрушение образования. Без достойного освоения языка невозможно не только возрастание знаний, но нормальное развитие сознания человека и народа. Ибо язык, храня сосредоточенный в словах коренной опыт многих веков, является единственным средством его наследования. "Проверено опытом, — справедливо замечает один из современных учёных — на ступень опускают чистоту родного языка (обновлением, внедрением иностранщины) — на три "обновлённый" язык сам повреждает веру и нравы носителя-народа" (10). Сейчас как никогда необходимо сохранять плодотворный опыт поколений, и основа здесь — сохранение целомудрия нашей речи.

В ряду злостных покушений на русский язык стоит и стремление к поспешному и несвоевременному реформированию ("упорядочению") его правописания. Во время, когда взрываются вагоны метро, рушатся дома и вымирает народ, — всякое искусственное вмешательство в общую языковую среду обитания (а "упорядочение" правописания и есть именно такое вмешательство) безусловно недопустимо и, несомненно, пагубно отразилось бы на состоянии народа.

Не всегда возможно предусмотреть, как именно обернуться предлагаемые нововведения в правописании, но можно с полной уверенностью сказать: они не облегчат, а усугубят состояние общества в годы безвременья, упадка, в пору нестроений и внутренней смуты. Они повредят установившуюся "связь времён" и усугубят противостояние поколений… Происходящее массовое повреждение русской речи в средствах массового тиражирования, означающее направленное деформирование в ней основ национального самосознания, будет увеличено разнобоем, который особенно опасен в связи с падением уровня филологического образования в школе и вузе, а также при сегодняшнем низком состоянии культуры общества, подвергающегося влиянию массовых средств её повреждения.

4

Человек и народ имеют право на жизнь в здоровой соприродной им культурной и языковой среде. Насильственное повреждение такой среды — преступно. Оно должно быть пресекаемо законом. В этом, несомненно, и состоит защита прав человека и информационной безопасности России. Наше бездуховное законодательство до сих пор ещё не доросло до простой истины, что слова литературного языка — основа культурной памяти и культурных традиций. Культурная традиция прозревает дальше и больше, чем умозрительные рассуждения и выдумки, ограниченные временем, политическими пристрастиями и возможностями кругозора их авторов.

Поэтому литературный язык должен охраняться на государственном уровне. Его изменения должны быть естественны и природны и защищены от массового вмешательства, искусственного распространения жаргона, сленга, современного канцелярита и проч. Всё это, учитывая характер и средства распространения этих повреждений языкового сознания масс, включая промывание мозгов, информационную агрессию, языковые клипы и проч., наиболее точно, определяется как "языковое насилие" (11) над личностью и народом.

От этого варварского насилия воинствующих невежд и сознательных кощунственников мы должны суметь защитить родное слово, хотя бы так, как оно защищено в тех странах, где языковая политика проводится людьми национально ответственными.

Наш закон о государственном языке в этом отношении совершенно беспомощен. Его благие пожелания об употреблении литературного языка не поддержаны никакими мерами пресечения в случае неисполнения его предписаний.

А ведь на деле закон должен был бы исходить из реального значения языка в деле государственного строительства. При составлении закона должны были бы быть приняты во внимание реальные условия его существования: языковой беспредел в СМИ. Современная социокультурная и языковая обстановка, повреждение языкового сознания заметной части общества и т.п. Но прежде всего язык должен быть официально признан как памятник духовной культуры со всеми вытекающими из этого определения законоположениями. Язык должен также быть защищён как среда социокультурной и духовной жизни человека и народа.

Между тем в нашем законе о языке ничего подобного нет. В то время как в польском законе о родном языке прежде всего заявлено: "Польский язык представляет собой основной элемент национального единства и является достоянием народной культуры". В то же время указывается, что "борьба… с польским языком была инструментом геноцида" (Закон от 7 октября 1999).

Давно пора официально признать, что СМИ, непроизвольно-принудительно повреждающие духовную сторону личности и общества, являются оружием. А значит, необходим государственный закон, ограничивающий возможность его вредоносного использования, закон о защите информационной и духовной среды России. Ведь первейшее условие истинной свободы слова — это ответственное отношение к нему. Нельзя мириться с тем, что СМИ используют повреждённую, нелитературную речь, что реклама бесстыдно вдалбливает в сознание граждан изуродованные слова и формы языка, иногда используя смесь родных букв с латинскими. Это диверсия. Наконец, нельзя допускать, чтобы через учреждения распространялись неудобопонятные печатные тексты; нельзя допускать документов, написанных так, что невозможно добраться до их смысла.

Засорение публичной устной и письменной речи сквернословием, сленгом, жаргоном, канцеляритом, навязывание ей чужеземных интонаций, осквернение чужеродным написанием слов с использованием букв иноязычного алфавита и проч. должно быть официально признано нанесением ущерба информационной безопасности России.

Необходимо основательно переработать закон о русском языке, определив в нём обязанности граждан и государственных структур по сохранению и защите языковой среды России.

Необходимо восстановить порушенное в течение последних 15 лет филологическое образование в школе и вузе, вернуть словесности в школе место, соответствующее её стратегическому значению в системе образования и воспитания молодёжи.

Языковая среда — органическая часть суверенного государства, обеспечивающая его устойчивую жизнедеятельность, жизнеспособность и государственную безопасность — должна быть защищена законом. И закон этот должен содержать серьёзные меры пресечения в случае нарушения установленных им предписаний.

Когда же в России придёт время грамотного и бережного отношения к русскому языку, год которого отмечается ныне так громко и так фальшиво-лицемерно? — спросит читатель. Ответ очевиден: это возможно вполне только тогда, когда во главе государства будут стоять грамотные, честные и ответственные люди, для которых небезразлична судьба народа и страны, в которой они правят, т.е. люди, у которых слово не расходится с делом, люди, имеющие стыд, обладающие ясным национальным самосознанием, совестью, честью и чувством государственной ответственности.

Ау!.. Где вы?

 
ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Журавлёв В.К. Русский язык и русский характер. М., 2000. С. 27.

2. Иванов Вяч. Наш язык / Иванов Вяч. Родное и вселенское. М.: Республика, 1994. С. 399.

3. Иванов Вяч. Наш язык // Родное и вселенское. М.: Республика, 1994. С. 200.

4. Слова писателя-русофоба С. Юшкевича, приведённые в письме А.В. Амфитеатрова М. Горькому от 08.06.1910 / Литературное наследство. Т.95. М., 1988. С. 203.

5. См.: Добродомов И.Г. Орфографическое "упорядочение" и ликвидация грамотности // Русский вестник. 2003. № 15–16 (617–618). С. 14–15.

6. См.: Брутян Г.А. Гипотеза Сепира-Уорфа. Ереван, 1968.

7. Труд–7, 19 апреля 2007. С. 17.

8. См.: Гаряев П.П. Волновой геном. М., 1994; Он же. Волновой генетический код. М., 1997; Гаряев П.П., Леонова Е.А. Лингвистическая и волновая структура генетического кода. М., 1996 и др.

9. См.: Сафонова В.В. Культурно-языковая экспансия и её проявление в языковой политике и образовании // Иностранные языки в школе. 2002. №3.

10. Язык наш — поводырь наш в рай или ад. СПб., 2001. С. 12.

11. См.: Сковородников А.П. Языковое насилие в современной российской прессе // Теоретические и прикладные аспекты языкового общения. Вып. 2. Красноярск, 1997. С. 10–15; Васильев А.Д. Слово в телеэфире. Красноярск, 2000. С. 3–24; и др.

 

 

Всеволод Юрьевич Троицкий

ТОЛЬКО РОССИИ НЕ ВЕЛЕНО…
 

Сегодня член Комиссии по школьному образованию РАН доктор филологических наук профессор Всеволод Юрьевич ТРОИЦКИЙ размышляет о неполноценности образования в российских школах и средних и высших учебных заведениях, о том, почему так происходит и что нужно сделать, чтобы изменить положение к лучшему.  

— Мы можем сколько угодно говорить о том, что и как надо делать, но все наши добрые пожелания скорее осуществятся тогда, когда мы будем представлять себе реальную среду, в которой мы существуем. А значит, первое, о чём надо задуматься: департамент школьного образования России должен возглавлять русский человек, желательно православный. Почему это так важно?

Потому что государствообразующая нация в России — русские, потому что мы хотим, чтобы наши дети в полном объёме изучали русский язык и русскую литературу. Для примера: в государстве Израиль очень много русских, но можете ли вы себе представить, чтобы человек, отвечающий за образование в Израиле, был русский православный или хотя бы просто русский? Нет, это невозможно. Значит, имеем ли мы, русские, которых в России большинство, право требовать, чтобы в нашей стране образованием занимался русский человек, который не был бы враждебно настроен к русскому народу, русским традициям, русской истории, русскому языку, к Православию? Имеем!

Ведь это же нелепость, когда департамент образования России возглавляет иудей или мусульманин! Нужно в конце концов понимать, что то или иное начальство в процентном отношении должно соответствовать большей по численности нации. А если мы будем предполагать, что великану и карлику нужно давать одинаковую порцию еды, мы просто уморим великана.

Что мы с вами можем сделать? Говорить об этом правду и требовать справедливости — ни больше ни меньше. Справедливо требовать, чтобы наше образование было национальным по существу? — Справедливо, потому что культура национальна. Нет и не может быть интернациональной культуры. А если начинается смешение культур, то, как и при смешении групп крови, наступает смерть. Разные национальные культуры могут обогащать друг друга, так же как люди с разной группой крови могут вступать в брак, рождать и воспитывать детей, но смешивать культуры — значит их разрушать. А нам нужно сохранять свою культуру в её чистоте.

 Но как только мы начинаем добиваться справедливости, моментально появляются новые формы борьбы с нами. Вот пока ещё есть так называемый региональный компонент. Но как только на местах поднимается что-то доброе, хорошее — это сразу пытаются уничтожить.

Покажу на примере. Журнал «Литература в школе» печатал серьёзные статьи и действительно достойно отражал научную мысль нашего времени. Но отныне он переведён в раздел «Психология и педагогика»… То есть в нём могут печататься работы по психологии и педагогике… но ведь журнал-то — «Литература в школе», а не «Психология и педагогика»! Это хитроумный приём, чтобы отделить журнал от тех изданий, которые будут иметь влияние на формирование наших будущих специалистов.  

 Надо что-то делать, сопротивляться такому положению вещей. Но для этого нужно чётко представлять, что мы живём в обстоятельствах информационно-психологической войны, под постоянным давлением враждебной нам значительной части СМИ. Вот я вхожу в магазин, сажусь в машину — везде работает радио. И что я слышу? — чистой воды издевательство над русской историей, над русской культурой, над русской православной верой, русским фольклором и русскими песнями. Всюду звучит не родная мне, русская, не славянская, даже не европейская музыка. Я слышу чуждую мне музыку. А учёные доказали, что если 60% регулярно прослушиваемой музыки не отвечает духу традиционной национальной культуры, — народ деградирует, растворяется в инокультуре.

 Мы должны чётко представлять себе, что эта среда давит на наших детей. Когда я разговариваю со студентами или учениками, я вижу, что многие из них находятся под страшной магической силой воздействия этой информационной среды. Мне приходится медленными шагами переводить их на нормальный способ восприятия.

 Далее, я вхожу в московское метро и слышу: «Доносите на людей в пачкающей одежде, курящих и занимающихся попрошайничеством». Что это такое? — Это разрушение нашего национального мироощущения. Сказано: «Просящему у тебя дай» (Мф.5.42). Слышите?! Не донеси на него, а — дай. А «донеси» — это чисто западный образец «порядочности».

Я понимаю, конечно, что есть люди, которые обманывают, но я ведь могу подать тем, кто действительно нуждается. И я теперь всегда подаю, потому что во мне то объявление вызвало внутренний русский национальный протест. Но надо понимать, что это объявление действует на подсознание и исподволь разрушает наше национальное православное мировосприятие. Вот вам наглядный пример информационно-психологической войны в действии. И если мы ещё защищены своим опытом и знаниями — то наши дети, наши ученики ничем не защищены.

 Количество часов и количество литературы, изучаемой детьми в школах, явно недостаточно, чтобы воспитать у них хотя бы нормальное отношение к отечественной литературе. Я уже не говорю об учебниках, которые явно нацелены на разрушение.

 Ещё один повод для тревоги: у нас часто обезцениваются слова их неверным употреблением. Приведу старый, но очень важный пример.

Слово «национализм» что означает в переводе? «Народность». Об этом ещё Вяземский писал. Так что же плохого в том, что я народен, а стало быть, националист?

Настоящий националист — это тот, кто любит свой народ. А если человек любит свой народ, то он должен утверждать в нём добрые качества и имеет право требовать уважения к ним. Но можно ли требовать уважения к своему народу, если ненавидишь или презираешь какой-либо другой народ?.. Теперь вы понимаете, почему национализм — враг всякого шовинизма. Если я шовинист, я не могу быть националистом. Но наши политики под влиянием прессы ещё в начале XX века стали ставить в один ряд слова «шовинизм» и «национализм». И эта традиция продолжается до сих пор. Есть люди, которые, видимо, не понимают, что говорят, заявляя совершенно противоположные и абсурдные вещи. Например: «Я против национализма и шовинизма». Но это же абсолютно разные вещи!

 Для чего это делается? А чтобы подвергнуть унижению само слово «нация». Его искажают. Во-первых, слово «нация» — это якобы просто население, во-вторых, слово «нация» связывают со словом «нацизм». Но нацизм — это нечто другое, это — фашизм, например, германский фашизм. Так происходит подмена понятий. Слово «народ» у нас тоже упраздняется, заменяется словом «общество». Но народ — слово особое, историческое. Без этого слова мы не можем говорить об образовании, о стране, о культуре. Ибо общество может быть и бандитов, народ же бандитским быть не может.

 Нынешний год — год Русского языка. Я могу предположить, хотя хочу верить, что этого не случится, что выделенные на это громадные деньги будут брошены на разрушение русского языка, а вовсе не на его восстановление. Почему? А вот почему: чтобы защищать русский язык, нужно сначала вернуть его в школу в том виде и объёме, в каких он был в XX веке хотя бы, вернуть в школу изучение произведений русских классиков, на которых можно и должно учить детей русскому языку, вернуть изъятые из учебников биографии русских писателей… Если это будет сделано — я поверю, что наше правительство «за» русский язык. Если нет — грош цена всему. Пусть будет много фестивалей, будут плясать и петь русские песни, но русский язык будет деградировать… Второе: необходимо установить контроль над СМИ. Газетные статьи должны быть написаны на литературном русском языке. Разве это требование — нарушение политических свобод, ущемление прав человека? — Нет. Пожалуйста, пиши, что думаешь, высказывай своё мнение, но на правильном литературном русском языке.

 К сожалению, в наше непростое время деньги играют ведущую роль, остальные интересы отходят на задний план. За все школьные преобразования, которые сейчас у нас внедряются, заплачено громадными деньгами, причём от западных организаций. Тот же единый госэкзамен… Чиновникам заплатили за этот эксперимент — вернее, плановое внедрение, — и они горло перегрызут, чтобы это внедрять на том уровне, который от них зависит.

 Что мы можем сделать, чем противостоять? Доводить до сознания учеников и студентов, что происходит в стране с образованием, с культурой. Воспитывать в них чувство личного и национального достоинства: я — русский, и я обязан знать русский язык лучше, чем современные малограмотные СМИ. В этом отношении сразу конкретное предложение: есть рассказ А.Доде «Последний урок», где мальчик приходит в школу после завоевания Эльзаса немцами. Он узнаёт, что сегодня урок французского языка — последний, что он будет отныне говорить только на немецком языке. И мальчик совершенно иначе начинает воспринимать свой родной язык… Нам нужно в каждой школе этот «Последний урок» проходить и разъяснять, что мы сейчас в таком же положении, как те эльзасцы.

 Почему у нас в школе история изучается с такими искажениями? В учебниках Великой Отечественной войне посвящено несколько строчек и сказано, что американцы решили исход войны. Это что? Это прямая, открытая ложь. А наша вера… разве она защищена?

 А наша культура? Она не только не защищается — она разрушается. Кругом буквально всё отравлено нечистотами непечатных слов, я не могу пройти до метро, не будучи облит нецензурными словами. Что это такое? На родной земле я постоянно должен быть облит словесными нечистотами? Если первый признак культуры — это утверждение духовных начал, то второй — точно выраженная иерархия ценностей: святое, доброе, прекрасное, обыденное, пошлое, низменное…

А что делает Швыдкой? Он утверждает публично, что можно смешать всё это, что без непечатной брани нет языка. Да, во всяком языке есть отхожие места… Но смешивать всё, как делает Швыдкой, — нельзя. Он — разрушитель нашей культуры, он — враг моего народа. И мы это терпим.

 Итак, нам надо точно и ясно осознавать, что происходит, и, избегая всяких перегибов, говорить правду о том, что нас окружает.

Второе — нужно издавать словари основных понятий: первый словарь — «Что есть что?», второй — «Кто есть кто?». Кто такой человек? Что такое политика? Что такое язык и какое значение он имеет? Такие словари необходимы, потому что в школе сейчас происходит отлучение школьника от основополагающих понятий всех предметов.

Третье: нам необходимы курсы ликбеза. Без этого мы школу в нужное национальное русло не повернём.

И что удивительно: только России не велено

Любить свои песни, свою первозданную речь.

Потом попрекают: мол, столько святого потеряно!

Меня поражает, что столько сумели сберечь.

И что удивительно: только России положено

Страдать за других, умирать за других и скорбеть.

Посмотришь на глобус: где наших людей не положено!

А всё недовольны: мол, надо, чтоб так же и впредь.

И что удивительно: недруг в предчувствии мается —

Мол, Русь поднимается. Объединяется Русь!

Меня поражает, но Русь моя впрямь поднимается,

А с нею, безсмертной, неужто я не поднимусь?!

 

Н.Мирошниченко

Записала Ирина РУБЦОВА

 

К 75-летию Всеволода Юрьевича Троицкого

   
   
   Кому приходилось слушать Всеволода Юрьевича Троицкого в учебных или публичных аудиториях, тот знает, какой яркостью отличаются его выступления, пронизанные тревогой за судьбы родной страны, оказавшейся в полосе тяжелых испытаний. Но не растерянность или страх вызывают в слушателях (а также читателях) доводы Всеволода Юрьевича. Напротив – уверенность в своих силах и понимание задач, от решения которых зависит благополучие России. Благополучие экономическое и культурное, а ещё в большей степени – духовно-нравственное. Именно эта сфера отечественного бытия оказалась в центре внимания Всеволода Юрьевича, видного общественного деятеля, отстаивающего в своих научных изысканиях и в печати истинно патриотические позиции.
   Однако не странно ли характеризовать доктора филологических наук, профессора, главного научного сотрудника Института мировой литературы Российской академии наук прежде всего со стороны его общественных заслуг? Не странно. Дело в том, что сочетание строгого академизма с пылкой страстью патриота-общественника составляет отличительную черту Всеволода Юрьевича как исследователя литературы и наставника молодых поколений. Наставника не по служебным обязанностям только, но и по сути своих убеждений, убеждений крупного ученого, не равнодушного к нуждам и бедам Отечества. Его постоянные выступления с докладами по филологии и проблемам школьного и вузовского преподавания литературы, по вопросам духовной экологии (работа как академика Российской народной академии наук) выступления на многочисленных семинарах, российских и международных конференциях вызывают неизменный интерес и благодарные отзывы слушателей, равно как и его многочисленные выступления по радио (радиостанции «Народное радио», «Радонеж»), касающиеся проблем филологии и культуры. И это не случайно. Ведь в современных российских условиях любая инициатива рискует утратить свой позитивный смысл, если она, хотя бы косвенно, не будет связана с насущными потребностями своего народа и государства. Для Всеволода Юрьевича такая связь, можно сказать, органична. Мало того – она в генетике его жизненных побуждений и по семейной линии.
   Прапрадед Всеволода Юрьевича, полковник Лубенского гусарского полка, «человек высокой честности, аккуратный, распорядительный и строгий (из «Истории 8-го гусарского Лубенского полка», Одесса, 1912) был участником многих боевых кампаний. Среди наград имел Георгиевский крест, орден Св. Анны и ряд других, в том числе медаль за участие в боях на Шипке в 1877 г. У других родственников не менее значимое прошлое, у некоторых, к сожалению, с трагическим исходом. Прадед Всеволода Юрьевича иерей Иоанн Пригоровский в 1918 году был замучен богоборцами в станице Незамаевской на Кубанщине (А. Нестеров, Д. Нестерова. Тайны православных святых. М., 2004 г., с. 295).
   Столь непростая родословная, запечатлевшая глубокий след в душе Всеволода Юрьевича, не стала, к счастью, камнем преткновения на его жизненных путях. В 1953 году он завершает обучение в одной из московских школ. В числе любимых предметов были литература, русский язык, история. Дальше – учеба на историко-филологическом факультете МГПИ им. В.И. Ленина, работа под мудрым руководством известного педагога и методиста Н.С. Позднякова в Московском суворовском училище в качестве преподавателя русского языка и литературы. Чуть позже – защита кандидатской диссертации (научный руководитель – проф. С.М. Петров) и, наконец, подготовка докторской диссертации (защита в 1985 г.) на тему «Русская романтическая проза 20-х-30-х годов XIX века». С 1967 года Всеволод Юрьевич в штате крупнейшего научно-исследовательского учреждения страны – ИМЛИ им. А.М. Горького РАН.
   С внешней стороны – это обычный путь многих столичных ученых, притом не только в сфере филологии. Однако в творческой биографии Всеволода Юрьевича есть по меньшей мере три момента, которые заслуживают особого пояснения.
   Первый из них состоит в том, что Всеволод Юрьевич верен, притом на протяжении ряда лет, однажды избранным темам. В данном случае речь о его постоянном, все углубляющемся интересе к такому большому и противоречивому художнику, как Лесков.

   О Лескове имеется обширная литература. Однако статьи о нем Всеволода Юрьевича (более трех десятков), а в особенности его монографию «Лесков-художник» (М., 1974), не спутаешь ни с чем. Их отличает тщательность анализа, объективность оценок и некая сопричастность к переживаниям лесковских героев-правдолюбцев, например, Туберозова. Не случайно в лучшем современном учебнике для вузов по истории русской литературы XIX века под ред. В.Н. Аношкиной, Л.Д. Громовой и В.Б. Катаева подготовка главы о Лескове была поручена В.Ю. Троицкому.

   Другую особенность творческих пристрастий Всеволода Юрьевича следует видеть в его настойчивом стремлении ясно и четко донести до своих читателей то сокровенное и ценное, что добыто кропотливым академическим трудом и что составляет самую суть русской словесности, богатейшей словесности мира.

   К какому бы корифею русской литературы ни обращался исследователь – Жуковскому или Крылову, Достоевскому или Горькому – он неизменно оказывался у самого «конуса» творческих исканий рассматриваемого автора. Таким конусом применительно к русским классикам XIX (да и XX) века с полным правом можно отнести духовно-нравственную проблематику, что и определило художественную полноту отечественной литературы, её феноменальный творческий взлёт. Указанная проблематика составляет «сердцевину» литературоведческих анализов Всеволода Юрьевича. Отсюда и публицистический пафос большинства его работ, что следует подчеркнуть специально как неоспоримое достоинство творческих предпочтений Всеволода Юрьевича.

   В.Ю. Троицкой в совершенстве владеет методологией, которая исходит из признания единства формы и содержания как важнейшего условия художественного совершенства литературных произведений.

   Опираясь на эту методологию, Всеволод Юрьевич убедительно и ярко показывает непреходящее значение таких качеств человеческого (в первую очередь российского) бытия, как совесть, стыд, милосердие, чувство собственного достоинства, бескорыстие, любовь к Богу, своему народу и родине. Именно эти свойства, как подчеркивает В.Ю. Троицкий в своих анализах, составляют смысл и душу выдающихся произведений русской художественной литературы, равно как и лучших отечественных творений в области философии, истории, языкознания, литературной критики. Данное положение убедительно, а часто и блестяще раскрыто ученым в его многократных обращениях к творчеству Жуковского, Пушкина, Крылова, Лермонтова, Ап. Майкова, Тургенева, Тютчева, Лескова и Достоевского. Через художественную неповторимость произведений этих писателей Всеволод Юрьевич порою неожиданно, но верно показывает их глубинную связь с самыми высокими принципами нравственности, а заодно – и с интересами родной отчизны. В выявлении таких связей Всеволод Юрьевич самобытен, в высшей степени принципиален, ответственен. Тут, я думаю, ему помогает опора на благодатные традиции отечественного литературоведения и историософии. К примеру, вслед за И.А. Ильиным, но с новыми гносеологическими посылками он всесторонне (см. книгу «Судьба русской школы») раскрыл роль национального самосознания как решающего фактора в становлении личности, способной к труду, добропорядочности, уважению к другим народам.

   Чураясь софистики, маскирующей подчас безразличие к судьбам Отчизны, Всеволод Юрьевич прямо и четко ставит вопрос о том, что в современных российских условиях художественная литература и наука о ней не имеют более важной задачи, чем развитие в народных массах чувства национального достоинства, составляющего основу здоровых и в то же время активных общественных инстинктов личности. Путь к «русской идее», толкуемой в нынешней печати на разные лады (уж не затем ли, чтобы похоронить ее?) лежит, как можно понять из книг Всеволода Юрьевича, через формирование духовно-нравственного ядра, не в последнюю очередь, связанного с религиозными чувствами российских граждан. Без осуществления этой задачи у нашей страны нет обнадеживающего будущего. Вот почему публицистическую составляющую книг и статей Всеволода Юрьевича следует воспринимать как дело первостепенной важности.

   Эта линия определяет и жанровое своеобразие большинства его работ «Как быть русским» (1993), «Идеал и духовность как коренные черты русской словесности» (1999), «Словесность в школе» (2000), «Проблема духовности и нигилизма в творчестве писателей-народников» (2000), «Духовность слова» (2000), «Сражение за русское слово» (2003), «Сила добра (о творчестве Н.С. Лескова)», 2007, «Судьбы русской школы» (2010) и др. Всего же им опубликовано более 400 научных, учебно-методических, научно-публицистических книг и статей.

   Столь впечатляющие результаты не могли быть не замеченными общественностью. Всеволод Юрьевич удостоен многими благодарственными грамотами и дипломами (в том числе от Департамента образования г. Москвы и Союза писателей России), а также орденами Русской Православной Церкви Преподобного Сергия Раднежского и Святого Благоверного князя Даниила Московского. Характеристика заслуг почти во всех случаях сходная: «за выдающийся вклад», «за активную работу по укреплению духовно-нравственной культуры общества».

   Отмечу ещё одно, третье направление в деятельности В.Ю. Троицкого. Оно связано с защитой плодоносных основ русской школы (в том числе высшей) как важнейшего плацдарма отечественного прогресса во всех его компонентах. В этой сфере активность Всеволода Юрьевича, на мой взгляд, не имеет аналога, в особенности, если брать последние 20 лет нашей крайне напряженной (порою взрывоопасной) общественной жизни.

   Разумно скоординированная политика в области образования – первейшее условие исторического благополучия Отчизны. Россия может превратиться в колониальную страну со всеми вытекающими отсюда последствиями, если и дальше продолжится бесплодное экспериментаторство, осуществляемое уже более 30 лет, направленное к тому же на тотальное разрушение лучших основ отечественного образования.

   Все эти положения прямо и без урезок высказаны в книгах в многочисленных выступлениях, в статьях Всеволода Юрьевича последних двух десятилетий. Среди них особо следует выделить такие, как «Пути русской школы» (1994), «Словесность в школе» (2000), «Судьбы русской школы» (2010) и др.

   Коснусь лишь некоторых наиболее существенных положений, обоснованных Всеволодом Юрьевичем в названных книгах.

   Ученый не упрощает многотрудный противоречивый путь развития нашей образовательной системы в двадцатом веке. И все же при всех ее недостатках (чрезмерная политизация, подмена духовного воспитания идеологией, односторонность в преподавании ряда общественных дисциплин) она имела, как отмечает Всеволод Юрьевич, ряд неоспоримых достоинств: «утверждение принципа научности и системности в образовании, ориентация на гармонически развитую личность, отрицательное отношение к эгоизму и потребительскому мироотношению». Однако идеология «перестройки» повернула «развитие школы в ином направлении». Приоритетными в обучении оказались задачи, связанные с необходимостью «смены менталитета общества», то есть отказа от прежних в том числе, как показывает Всеволод Юрьевич, положительных традиций, сложившихся в предшествующие десятилетия и даже века. На Международной конференции в Женеве (1992) в официальном документе было заявлено, что средняя школа в России «должна быть построена по чертежам общеевропейского, общемирового дома». Всё это в совокупности с другими, в первую очередь экономическими, причинами явилось, как показывает Всеволод Юрьевич, своеобразным «толчком» к тем процессам, которые «сотрясают нашу школу, расшатывая в ней позитивные начала», развитие которых возможно «лишь при условии опоры на духовную преемственность поколений».

   Ситуация усугубляется тем, что «многие СМИ навязывают молодежи инстинкты растительно-животного мира… нарочито обходят ясные нравственные, социальные, духовные оценки явлений, смешивают или нередко ставят в один ряд – добро и зло, красоту и уродство, сокровенное и публичное». В самой же школе поощряются «механическая выучка, дрессировка сообразительности, голый рационализм и прагматизм». В анализе фактов нередко «внедряется чехарда «точек зрения», из которых любая может стать точкой отсчета для суждения и действия». В итоге «неизбежная деструкция сознания значительной части молодежи». Она «заметно теряет способность по-человечески воспринимать слово» и, стало быть, явления самой жизни в их реальном значении.
   Очень хотелось бы возразить Всеволоду Юрьевичу. Но, к нашему несчастью, в самой жизни нет пока вполне убедительных фактов, с помощью которых можно бы опровергнуть доводы ученого. Ослабление духовно-нравственного здоровья, а значит и других жизнедеятельных сегментов нашей молодежи все ещё продолжается… Однако есть надежды на будущее. Ими и вдохновляется Всеволод Юрьевич Троицкий. Подобно колоколу набатному, он то и дело обращается к обществу, в Думу государственную, к «властям предержащим» с призывами вдумчиво, с учетом лучших традиций осуществлять обновление образовательной системы, которая во все времена являлась основной благополучия общества и государства.

   Преодолению кризисного состояния современного российского образования, к чему в основном устремлены профессионально-деловые и гражданские помыслы Всеволода Юрьевича, способствуют и ежегодно проводимые им на базе ИМЛИ им. А.М. Горького научно-практические конференции: «Филология и школа». Проведено уже 20 конференций, начиная с девяностых годов. Прочитано более пятисот докладов известными в России и зарубежом учеными. В конференциях, помимо вузовских и школьных преподавателей, участвуют работники культуры, представители министерств и ведомств Москвы, священнослужители, писатели. Сегодня трудно назвать более крупные российские научные форумы, чем те, которые проводятся В.Ю. Троицким и на которых его талант литературоведа и защитника отечественного образования проявляется в особенности зримо. Немаловажно и то, что ценные рекомендации по улучшению изучения литературы и ее преподавания в вузах и школах направляются в Министерство науки и образования России, в Государственную Думу. Вот только бы удалось реализовать их…

   В докладах и решениях конференции раскрывается уникальная значимость литературного образования в деле нравственного и гражданского воспитания молодых поколений, без чего Россия не сможет обрести благополучия ни при каких экономических и политических режимах. Этот вывод обычно вызывает раздражение у тех, кто под разными предлогами стремится отодвинуть преподавание русской литературы и языка на обочину педагогического процесса. Однако каждый прожитый год, а то и месяц, убеждает в том, что без надлежащего внимания к языку и литературе, этим признанным «флагманам» умственного развития поколений нашей стране не обрести устойчивого развития, а значит и материального достатка. Не преувеличена ли роль литературы и нашего филологического образования в целом? Вряд ли. Дело в том, что и прежде не только у нас, но и в западноевропейских странах, предчувствуя тяжелые последствия бездуховности и нигилизма, ряд видных деятелей культуры активно выступали в защиту приоритетных условий филологического образования как мощнейшей основы человеческого прогресса. «Точная история филологического ума, — писал известный французский ученый XIX века Э. Ренан, — докажет, что важнейшие повороты современной мысли суть прямое или косвенное следствие филологических побед». Оно и понятно: слово выражает мысль, а мысль движет человеческими желаниями, получающими то или иное воплощение в поступках.

   Сегодня ещё острее обозначилась, на первый взгляд, скрытая, а на самом деле прямая зависимость «поворотов» общественной жизни от человеческих желаний, выражаемых в слове, а затем и в поступках. Они-то и определяют уровень нравственности. И, скажем так, характер человеческого бытия.

   О роли нравственности, которая изначально формируется в школе, притом не в последнюю очередь с помощью филологических литературных знаний, Всеволод Юрьевич замечает особо. «История, – замечает он в одной из своих статей, – учит, что судьбу нации решает ее нравственное состояние. Оно решает и судьбу школы». Именно так! Достаточно напомнить, что победа в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов достигнута преимущественно за счет нравственно-духовной могутности нашего народа, в первую очередь молодых поколений, прошедших обучение в довоенной российской школе.

   Конечно, нравственное воспитание осуществляется и при изучении истории, психологии, философии, а также других предметов. Однако словесные дисциплины в большей степени, чем другие, обращены к духовному потенциалу, вне которого немыслима реализация ни творческих, ни производственных возможностей общества. В этом смысле «умаление роли литературы в школе – пишет В.Ю. Троицкий, – есть акция антигосударственная, есть сознательное или бессознательное движение к разрушению культурных и духовных внутригосударственных связей». Мало того, недооценка литературно-филологического образования неизбежно «подталкивает к деградации мыслительных способностей» молодых поколений, их «творческого воображения, логического мышления, а также гуманного отношения к миру и человеку».

   Трудно не согласиться с этими выводами. В особенности, когда они подкреплены анализами такого талантливого, страстного поборника просвещения и прогресса в нашей стране, каким является Всеволод Юрьевич Троицкий.

   Пожелаем ему здоровья, новых творческих успехов, гражданского мужества в служении добру и благополучию Отчизны!
   

Иван ЩЕБЛЫКИН,  профессор, заслуженный деятель науки,   член Союза писателей России,    г. Пенза

Комментарии: 2
  1. Аватар
    Сергей

    Очень правильно говорит в.ю. троицкий о нашей жизни. Парадокс состоит в том что люди культурные, интеллигентные слабо поддерживают друг друга, нет стабильной госполитики в этом плане. Образование необходимо поднимать как говорит Троицкий!

  2. Аватар
    Сергей

    На фоне серьёзной внешней политики и внутренней поддержки Российских национальностей, кроме русской. «Свобода слова», «свобода деятелей массовой информации и некоторых местных властей» в образовании, фильмах, песнях, СМИ — используются для внедрения «паразитирующей плесени» в русскую культуру, экономику, политику. Тенденция схожа с Византией.

Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: