Сборник материалов о польской операции. 1. Н.В. Петров, А.Б. Рогинский. (НИПЦ «Мемориал»). «Польская операция» НКВД 1937–1938 годах. 2. Закрытое письмо о фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР. 2.1. Подготовка свержения советского правительства, срыва Брестского мира, провоцирование войны РСФСР с Германией. 2.2. Подрывная работа на Западном и Юго-Западном фронтах во время советско-польской войны. 2.3. Массовая фашистско-националистическая работа среди польского населения СССР. 2.4. Шпионская работа в области военной, экономической и политической жизни СССР. 2.5. Диверсионно-вредительская работа в основных отраслях оборонной промышленности, на транспорте, в сельском хозяйстве; создание диверсионной сети на военное время как из числа поляков, так и, в значительной степени, за счет различных непольских элементов и другие действия. 3. Спецсообщения Ежова Сталину.

Н.В.Петров, А.Б.Рогинский

(НИПЦ «Мемориал»)

«Польская операция» НКВД 1937–1938 годах

Источник информации — http://www.memo.ru/HISTORY/Polacy/00485ART.htm

                                      — http://wladmoscow.narod.ru/memo.htm

    [Работа выполнена в рамках проекта, задача которого — выявление и публикация директивных документов о массовых репрессиях 1930-х гг. Проект осуществляется группой сотрудников НИПЦ «Мемориал» совместно с Центральным архивом ФСБ, Государственным архивом РФ и рядом других архивов.]

Объем настоящего сообщения позволяет нам нарисовать лишь общий контур «польской операции» НКВД 1937–1938 годах. В центре нашего внимания — нормативные установки, положенные в ее основание, и механизмы ее реализации. Стержневым документом здесь является приказ НКВД СССР № 00485.

Приказ 00485 был утвержден Политбюро ЦК ВКП(б) 9 августа 1937 г. (П51/564), 11 августа подписан Ежовым и после этого вместе с закрытым письмом «О фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР», также предварительно одобренным Сталиным и подписанным Ежовым, был разослан во все местные органы НКВД¹.

Необходимость одновременного издания этих двух документов была продиктована некоторыми особенностями предстоящей операции. Предыдущий оперативный приказ № 00447, изданный 30 июля 1937 г., вышел без всякого сопроводительного письма. Он не требовал такого подкрепления. Во-первых, потому, что ему предшествовала месячная интенсивная подготовка (учет контингентов, подлежащих аресту, переписка по составам «троек», корректировка лимитов на аресты и расстрелы и т. д.). Во-вторых, и это важнее, приказ этот был по своей направленности совершенно ясен не только руководителям, но и рядовым работникам НКВД, которым предстояло его осуществлять. Он был направлен против привычных для них категорий лиц — кулаков, уголовников, членов бывших политпартий, духовенства и т. д. , то есть именно против тех, кто всегда считался в СССР «враждебным элементом» и кого они арестовывали и осуждали многие годы. Не нов был и способ осуждения (местные «тройки»), опробованный частично в 20-е гг., а повсеместно — в эпоху коллективизации. Таким образом, приказ 00447 выглядел скорее естественным завершением, «последней точкой» в деле уничтожения «традиционных» врагов советской власти, чем чем-то принципиально новым. В приказе поражали разве что заданность цифр и их масштаб (за четыре месяца по Союзу следовало арестовать, провести следствие и исполнить приговоры в отношении почти 300 тысяч человек) — но и только².

Совсем иначе должен был восприниматься приказ 00485. Несмотря на то, что речь там велась не о поляках как таковых, а о польских шпионах, все-таки из него следовало, что под подозрением оказывается едва ли не все польское население СССР, а это довольно трудно увязывалось с официально провозглашаемыми государством интернационалистскими лозунгами. К тому же среди сотрудников НКВД было немало поляков. Не могли не вызвать вопросов и отдельные формулировки, касающиеся категорий лиц, подлежащих аресту, например: все перебежчики или все бывшие военнопленные. Не те из них, кто подозревается во враждебной деятельности, а именно все. В практике ОГПУ–НКВД такого рода директива была новацией. По признанию А.О.Постеля, сотрудника УНКВД по Московской области, «когда нам, начальникам отделений, был зачитан приказ Ежова об аресте абсолютно всех поляков (о всех поляках в приказе не говорилось, но характерно, что было услышано именно это. — Авт.), польских политэмигрантов, бывших военнопленных, членов польской коммунистической партии и др., это вызвало не только удивление, но и целый ряд кулуарных разговоров, которые были прекращены тем, что нам заявили, что этот приказ согласован со Сталиным и Политбюро ЦК ВКП(б) и что нужно поляков громить вовсю»3. По-видимому, именно в предвидении такой реакции на приказ 00485 и было издано параллельно ему «закрытое письмо», которое дополняло приказ и в некотором роде обосновывало его.

Тридцатистраничный текст письма, насыщенный именами и фактами, рисовал фантастическую картину деятельности польской разведки на территории СССР на протяжении двадцати лет: эта деятельность направлялась и осуществлялась Польской военной организацией (ПОВ) вместе со Вторым (разведывательным) отделом Польского генштаба; агенты ПОВ с давних пор захватили руководство компартией Польши и польской секцией Коминтерна, проникли во все звенья советского государственного аппарата (включая НКИД, НКВД, РККА); с их помощью в Союз из Польши под видом политэмигрантов, обмененных политзаключенных и перебежчиков были переброшены тысячи новых агентов, создавших, в свою очередь, множество шпионско-диверсионных групп, вербовка в которые в основном осуществлялась в среде местного польского населения; руководил всей этой сетью московский центр, действующий по указке Варшавы, однако отдельные группы или лица были связаны с Варшавой — непосредственно или через консульства Польши в СССР⁴. «Головка» организации «к настоящему времени» (то есть к августу 1937 г.) уже считалась разгромленной, и основной задачей органов НКВД, как она была сформулирована в преамбуле к приказу, стала «полная ликвидация незатронутой до сих пор широкой диверсионно-повстанческой низовки ПОВ и основных людских контингентов польской разведки в СССР».

Соответственно этой версии и перечислялись в приказе шесть намеченных к аресту категорий:

1. «Выявленные в процессе следствия и до сего времени не разысканные активнейшие члены ПОВ по прилагаемому списку».

Следствие по делу ПОВ интенсивно велось в Центральном аппарате НКВД СССР с конца 1936 г., в конце июля 1937 г. полученные под пытками признательные показания нескольких десятков наиболее видных арестованных были сгруппированы в специальные тома, материалы которых, вместе с посвященными ПОВ тезисами доклада Ежова на июньском Пленуме ЦК ВКП(б), были использованы при составлении как приказа 00485, так и «закрытого письма». Одновременно из тех же показаний были извлечены имена, которые затем вошли в прилагавшийся к приказу список «не разысканных активнейших членов ПОВ». Часть показаний, кроме того, была размножена и разослана по органам НКВД вместе с приказом 00485 и «закрытым письмом».

2. «Все оставшиеся в СССР военнопленные польской армии».

В основном поляки-военнопленные советско-польской войны 1919–1920 гг. вернулись в Польшу в начале 1920-х гг., но некоторое их число (по предположительной оценке от 1,5 тысяч до 3 тысяч) оставалось в СССР и к середине 1930-х гг.

3. «Перебежчики из Польши, независимо от времени перехода их в СССР».

Экономические, социальные, семейные, а также политические обстоятельства определяли непрерывный на протяжении многих лет поток беженцев из Польши в СССР. Как правило, беженцы относились к беднейшим слоям польского населения. Перебежчики (а в эту категорию включались все нелегально перешедшие госграницу на территорию СССР, независимо от того, были они задержаны погранохраной или добровольно заявили о себе) подвергались обязательной проверке, в процессе которой происходила сортировка: одних отправляли («перебрасывали») назад в Польшу, других арестовывали по подозрению в шпионаже, контрабанде или иных преступлениях, третьих, членов революционных организаций, имевших соответствующие рекомендации, освобождали и разрешали им повсеместное проживание в СССР, наконец, четвертых (а их было более всего), которые, с одной стороны, имели право просить и получить в СССР убежище (круг этих людей был широк, сюда входили, например, дезертиры из армии), а с другой, не имели касательства к революционному движению, также освобождали, но расселяли и трудоустраивали в определенных областях. Там они в течение трех лет находились на оперативном учете (то есть под наблюдением) в соответствующем органе ОГПУ–НКВД, куда должны были периодически являться на регистрацию, после чего, как правило, с учета их снимали, оформляли им советское гражданство, и они могли свободно менять место проживания. Централизованного учета перебежчиков из Польши не велось, неизвестна была даже их общая численность (Ежов, выступая в январе 1938 г. перед руководящим составом ГУГБ НКВД, высказал предположение, что их несколько более 100 тысяч), и к 1937 г. следы очень многих из них затерялись, так что именно поиски перебежчиков стали едва ли не главной заботой НКВД в ходе реализации «польского» приказа.

4. «Политэмигранты и политобмененные из Польши».

5. «Бывшие члены ППС и других польских политических партий».

Именно согласно этим пунктам приказа 004485 был уничтожен почти весь рядовой состав польской коммунистической эмиграции в СССР, а также другие польские политические активисты, в особенности те, кто на каком-то этапе жизни был связан с Польской партией социалистичной (ППС), возникшей еще в 1892 г. и в своей долгой истории многократно делившейся, объединявшейся, дробившейся на фракции и группы и т. д. По поводу же обмененных заключенных (такие обмены между Польшей и СССР происходили в 1920-х–1930-х гг. на основании специальных соглашений, заключенных в 1923–1924 гг.; польских политзаключенных меняли, в частности, на арестованных в СССР ксендзов) «закрытое письмо» решительно утверждало, что практически все они агенты ПОВ и что аресты их в Польше были специально инсценированы с целью последующего внедрения в СССР5.

6. «Наиболее активная часть местных антисоветских и националистических элементов польских районов».

Этот пункт фактически предписывал провести аресты в местах компактного проживания поляков. По данным Переписи 1937 г., всего в СССР проживало 636 220 поляков, из них в УССР — 417 613, в БССР — 119 881, в РСФСР — 92 0786. На Украине и в Белоруссии более двух третей поляков жили в сельских районах (еще в начале 1930-х гг. здесь действовало более 150 польских сельсоветов). Особенно много поляков проживало в Каменец-Подольской, Житомирской и Винницкой областях Украины. В РСФСР наибольшее число поляков проживало в Ленинградской и Московской областях, а кроме этого в Западной Сибири. С 1936 г. около 36 тысяч (по другим сведениям — 45 тысяч) поляков жили в Казахстане — их выслали туда в результате чистки приграничных с Польшей районов Украины (эта акция по замыслу прямо предшествовала «польской операции» 1937–1938 гг.)7. Именно в поименованных регионах, а также на Урале, где, по мнению НКВД, осело много перебежчиков, приказ 00485 реализовывался с наибольшей интенсивностью.

Кроме перечисленных категорий приказ 00485 требовал прекратить освобождение из лагерей лиц, осужденных по обвинению в шпионаже в пользу Польши. Материалы на них за два месяца до конца срока следовало предоставлять в ГУЛАГ, откуда их передавали в Особое совещание при НКВД СССР (ОСО) для вынесения новых приговоров.

Существенное расширение подлежащих аресту контингентов произошло 2 октября 1937 г., когда Ежов специальным указанием распространил на членов семей лиц, арестованных по приказу 00485, свой приказ «О репрессировании жен изменников родины, членов право-троцкистских шпионско-диверсионных организаций, осужденных Военной коллегией и военными трибуналами», изданный еще 15 августа 1937 г.8 Согласно этому приказу, аресту подлежали все жены осужденных этими судебными органами, вне зависимости от причастности к «контрреволюционной деятельности» мужа. а также их дети старше 15 лет, если они были признаны «социально опасными и способными к антисоветским действиям». Жены по приговору ОСО заключались в лагеря на 5–8 лет, дети старше 15 лет, в зависимости от имеющихся на них характеристик, направлялись в лагеря, колонии или детские дома особого режима. Дети от 1 года до 15 лет, оставшиеся сиротами, направлялись в ясли и детские дома Наркомпроса. Вскоре выяснилось, что исполнение директивы от 2 октября сталкивается с техническими трудностями — поток жен арестованных поляков и харбинцев (на последних также распространили приказ от 15 августа9) оказался гораздо больше ожидаемого, а возможности размещения в тюрьмах женщин были относительно ограниченными, к тому же обозначилась острая нехватка мест в и без того переполненных детских учреждениях. Поэтому уже 21 ноября 1937 г. Ежов эту свою директиву вынужден был отменить, одновременно заявив, что в будущем жены арестованных поляков и харбинцев будут выселены из мест их проживания. Кажется, эта последняя мера осуществлялась эпизодически только в отдельных регионах, а последовательно по СССР в целом так и не была осуществлена.

Иногда практика обгоняла директивы. Так, с самого начала реализации приказа 00485 на местах стали арестовывать хотя впрямую не упомянутую в приказе, но, кажется, вполне подразумевавшуюся категорию — т.н. консульские связи, то есть советских граждан, контактирующих с польскими дипломатическими представительствами. Между тем специальный приказ на этот счет Ежов отдал лишь в конце октября 1937 г. В нем, среди прочего, предлагалось выявить и подвергнуть немедленному аресту всех советских граждан, связанных с сотрудниками этих представительств (имелись в виду представительства не только Польши, но и Германии, Японии, Италии) и посещающих их на службе или дома. Из иностранных подданных, связанных с диппредставительствами, следовало арестовывать только тех, кто подозревался во враждебной деятельности по отношению к СССР.

Точно так же, вначале исключительно по собственной инициативе (впрочем, соответствующей смыслу приказа 00485), после того, как сравнительно быстро были арестованы учтенные поляки-военнопленные 1919–1920 гг., в отдельных регионах стали арестовывать оставшихся в СССР поляков-военнопленных первой мировой войны (воевавших в составе польских легионов Пилсудского, германской и австро-венгерской армий), а затем и бывших красноармейцев, побывавших в плену в Польше. В Центральном аппарате НКВД это самопроизвольное возникновение новых категорий не встретило возражений, и в феврале 1938 г. последняя из них даже была легализована (кажется, только для Украины), впрочем, в несколько откорректированной форме: репрессиям подлежали бывшие красноармейцы, которые прошли через польские лагеря для военнопленных и не вернулись на родину сразу же после Рижского мира.

В чем же обвиняли арестованных по приказу 00485 — в подавляющем большинстве рядовых крестьян пограничных районов, промышленных рабочих или железнодорожников, никогда не имевших касательства к политике? Одна из целей «закрытого письма» была как раз в том, чтобы предложить «меню» возможных обвинений. Шпионаж во всех областях, особенно в военной, организация диверсий (в том числе и бактериологических), вредительство во всех сферах народного хозяйства, террор (центральный и местный), участие в повстанческих ячейках и подготовка вооруженного восстания на случай войны, антисоветская агитация — все эти направления деятельности польской «шпионско-диверсионной сети» были перечислены в «закрытом письме». Специфическими чертами этой сети объявлялись давняя укорененность в СССР (а это значило, что обвинения можно было черпать из времен гражданской и советско-польской войн) и тесные контакты как с другими иностранными разведками (прежде всего германской), так и со всеми основными «враждебными» силами внутри СССР (совместная с эсерами подготовка террористических актов, с украинскими и белорусскими «националистическими элементами» создание групп повстанцев и т.д.).

Весь этот уникальный по всеохватности перечень обвинений (в этом смысле с ним не сравнится даже приказ 00447) был активно использован при реализации «польского приказа» и стал образцом для последующих репрессивных операций НКВД 1937–1938 гг. по «нацконтингентам».

Приказ 00485 создавал принципиально новый в практике ОГПУ–НКВД процессуальный порядок осуждения. После окончания следствия на обвиняемого составлялась справка «с кратким изложением следственных и агентурных материалов, характеризующих степень виновности арестованного». Отдельные справки каждые десять дней надлежало собирать и перепечатывать в виде списка, который представлялся на рассмотрение комиссии из двух человек — начальника НКВД–УНКВД и прокурора (отсюда разговорное, в официальной переписке не встречающееся название этого органа — «двойка»). В задачу «двойки» входило отнесение обвиняемого к одной из двух категорий: первой (расстрел) или второй (заключение на срок от 5 до 10 лет). Затем список отсылался на утверждение в Москву, где его должны были окончательно рассматривать и утверждать Нарком внутренних дел и Генеральный прокурор, то есть Ежов и Вышинский. После этого список возвращался в регион для исполнения приговоров.

Этот порядок осуждения в переписке НКВД вскоре стали называть «альбомным», вероятно, потому, что машинописные списки заполнялись на листах, расположенных горизонтально, сшивались по узкой стороне и внешне напоминали альбом.

На практике на местах, после того как оперативный сотрудник составлял справку, он же, вместе с начальником отделения или отдела, и предлагал меру осуждения. Начальники управлений и прокуроры, которые должны были ставить свои подписи под списками (сформированными по «национальным линиям» — отдельно по польской, отдельно по финской и т. д.), делали это автоматически, обычно порознь, без каких-либо обсуждений или, тем более, обращений к следственным делам.

Нечто сходное происходило и в Москве, куда поступали альбомы. Ни Ежов с Вышинским, ни их заместители М.П.Фриновский и Г.К.Рогинский, также иногда подписывавшие альбомы, в них не заглядывали. Рассмотрение альбомов было перепоручено нескольким начальникам отделов Центрального аппарата, вначале начальнику учетно-статистического отдела В.Е.Цесарскому и контрразведывательного А.М.Минаеву-Цикановскому, которым помогал начальник секретариата Ежова И.И.Шапиро (отсюда слухи о специальной «тройке» при Ежове), затем, когда альбомов стало больше, к работе были привлечены другие начальники отделов, их заместители и помощники, даже начальники отделений. В различных документах мы встречали упоминания по крайней мере полутора десятков человек, в разное время занимавшихся рассмотрением альбомов. Все они, судя по многочисленным свидетельствам, относились к этой деятельности как к обременительной дополнительной нагрузке, от которой старались поскорее отделаться. За вечер каждый из них выносил решения по 200–300 справкам. Как правило, они лишь механически одобряли пришедшие с мест предложения, но изредка по каким-то причинам не соглашались с ними и ставили на полях списка пометы — об изменении меры наказания или о передаче дела на доследование либо в судебный орган. Список, с учетом помет, перепечатывался набело, подавался на подпись Ежову, после чего с курьером отправлялся на подпись Вышинскому.

Таким образом оказывалось, что единственным человеком, реально видевшим следственное дело, был сам следователь, он же, по сути, в большинстве случаев и выносил приговор. Жалобы на решения «двоек» рассматривались, согласно указаниям Прокуратуры СССР, только в «исключительных случаях»10. Несколько таких случаев на всю страну действительно имели место, во всех остальных заявителям, без всякого рассмотрения, отвечали, что принятое решение — окончательное.

В «альбомном порядке» осуждалось подавляющее большинство, но все-таки не все арестованные по «польской линии». Альбомы были предназначены для «низовки», для тех, кого арестовывали по приказу 00485. Многие из обвиненных в шпионаже в пользу Польши и принадлежавшие, по сценарию НКВД, к верхушке «шпионско-диверсионной сети», были осуждены Военной коллегией Верховного суда СССР или военными трибуналами. В осуждении по «польской линии» было задействовано и ОСО, рассматривавшее, как мы уже говорили, дела на заключенных, а также на жен арестованных.

Репрессивная роль Особого совещания была усилена специальным решением Политбюро от 5 сентября 1937 г. (П51/920), согласно которому ОСО было разрешено «по делам об антисоветской деятельности бывших польских перебежчиков, бывших членов ППС и т.п. <…> назначать тюремное заключение до десяти лет включительно»¹¹.

Здесь важно не то, в какой степени воспользовалось ОСО этим своим новым правом (насколько мы знаем, в сравнительно небольшом — конечно, для 1937–1938 гг. ! — объеме), а сам факт ужесточающего исключения, принятого на высшем уровне специально для «польской линии», — по «Положению об Особом совещании при НКВД», утвержденному Политбюро 8 апреля 1937 г. (П48/3), ОСО могло осуждать максимально на восемь лет заключения.

Первоначально на осуществление «польского» приказа отводилось три месяца — операция должна была начаться 20 августа и закончиться 20 ноября 1937 г. Но срок этот постоянно продлевался вместе со сроками на проведение других «операций по нацконтингентам» — вначале до 10 декабря, затем до 1 января 1938 г., до 15 апреля и, наконец, до 1 августа 1938 г. Исключение составила Белоруссия, которой было разрешено продлить эти операции до 1 сентября.

Продление каждый раз означало лишь одно: разрешался упрощенный порядок ведения следствия и вынесение приговоров «по альбомам». Однако именно альбомы и оказались камнем преткновения в реализации национальных, в том числе польской, операций. Национальные операции стали главным направлением в деятельности НКВД с января–февраля 1938 г., сменив в этом качестве центральную для осени–зимы 1937 г. операцию по приказу 00447 (по которому к началу 1938 г. уже было осуждено более 500 тысяч человек). Весной 1938 г., когда национальные операции развернулись особенно широко, выяснилось, что Центр не в состоянии оперативно «переваривать» поступающие с мест альбомы. Между отправкой альбома в Москву и получением его назад проходило несколько месяцев. Летом 1938 г. в Центре скопилось альбомов более чем на 100 тысяч человек. С мест сыпались жалобы на перегруженность вследствие этого тюрем, на дороговизну содержания уже фактически приговоренных к расстрелу заключенных и т.п.

Возможно, именно по этой причине 15 сентября 1938 г. Политбюро приняло решение (П64/22) отменить «альбомный порядок» осуждения и создать в каждом регионе специально для вынесения приговоров по «нацконтингентам» (то есть по всем нерассмотренным альбомам) Особые тройки.

Персональный состав «троек» не требовал утверждения Политбюро, и в этом было их существенное отличие от «троек», созданных более года назад для осуждения арестованных по приказу 00447, которые к этому времени почти повсеместно прекратили свое существование. Теперь в «тройки» входили исключительно по должности, и только первые лица: местный партийный руководитель, прокурор, начальник НКВД–УНКВД.

Решения «троек» не требовали утверждения в Москве и приводились в исполнение немедленно. Особые тройки получили право освобождать обвиняемых (верный признак того, что массовые репрессии шли к концу, — прежде в «альбомных» операциях возможность освобождения не предусматривалась). Срок их действия был определен в два месяца. Рассматривать они должны были дела тех, кто был арестован до 1 августа 1938 года.

Дела на арестованных после этой даты следовало передавать в суды, трибуналы, Военную коллегию или на ОСО¹².

На основе этого решения 17 сентября 1938 г. был выпущен приказ НКВД № 00606, а в последующие две недели из Центра по регионам разослали все не рассмотренные альбомы. При дорожно-транспортных отделах (ДТО) НКВД, которые существовали при всех крупных железных дорогах и принимали самостоятельное участие в проведении национальных операций, «тройки» не создавались, поэтому их альбомы были направлены в соответствующие территориальные органы НКВД.

Организовались Особые тройки в основном только к началу октября. Интенсивность их работы в каждом регионе впрямую зависела от числа альбомных справок, а оно было различным — от нескольких десятков (Калмыкия, Куйбышевская, Рязанская, Ярославская области) до нескольких тысяч (более 8 тысяч в Ленинградской области, более 4 тысяч — в Новосибирской, Свердловской, Челябинской областях). Соответственно в одних регионах рассматривали за заседание 30–50 дел, а в других — по 300, 500, 800. К подлинным следственным делам, по сложившейся традиции, Особые тройки не обращались, ограничиваясь данными альбомов и, в редких случаях, пояснениями присутствовавшего на заседании начальника соответствующего отдела НКВД–УНКВД. За два неполных месяца Особые тройки рассмотрели дела — по всем «национальным линиям» — почти на 108 тысяч человек, из которых освободили — 137 человек.

Деятельность Особых троек была приостановлена точно в срок — 15 ноября 1938 г. Одновременно было строго приказано приостановить приведение в исполнение всех не исполненных к этому дню расстрельных приговоров. (Несмотря на это в нескольких регионах такие расстрелы все же были произведены.) 17 ноября 1938 г. совместное Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР объявило о прекращении всех массовых операций, а последовавший за ним приказ НКВД (подписанный уже новым наркомом — Л.Берия) отменил все оперативные приказы 1937–1938 гг. и директивы, изданные в их развитие¹³.

Приказ 00485 стал «модельным» для директив НКВД по всем последующим, открытым после августа 1937 г. национальным операциям — румынской, латышской, финской, и др.: везде следовало исходить из наличия разветвленной шпионско-диверсионной и повстанческой сети соответствующего государства, везде фигурировали сходные контингенты, подлежащие аресту (среди них обязательно — политэмигранты и перебежчики), везде применялся «альбомный порядок» осуждения (иногда в директивах его даже подробно не описывали, а лишь указывали, что осуждение следует производить «в порядке приказа 00485»).

В общей системе репрессий 1937–1938 гг. национальные операции занимают особое место. Они теснее других связаны со сталинским ощущением надвигающейся войны, с его страхом перед «пятой колонной»14, с его представлениями о «враждебном окружении», под которым кроме «страны главного противника» — Германии — подразумевались в первую очередь страны, граничащие с СССР. Граница СССР, по мысли Сталина, — это сплошная линия фронта, а все, так или иначе перебравшиеся «с той стороны» (независимо от предъявленных мотивов, способа и времени появления в СССР), — реальные или потенциальные враги. Их классовая принадлежность или политическое прошлое не имеют никакого значения — они должны рассматриваться не как «братья по классу», спасающиеся от «гнета буржуазных правительств», или соратники по революционной борьбе (таково было официальное отношение к основной массе перебежчиков и политэмигрантов в 1920-х–начале 1930-х гг.), а исключительно как представители (и, стало быть, агенты) враждебных государств. Эти государства, мечтающие уничтожить или ослабить СССР, ведут против Советского Союза непрерывную подрывную работу (не могут не вести — такова, по убеждению Сталина, логика взаимоотношений между государствами, особенно между государствами-соседями), то есть фактически находятся по отношению к нему в состоянии необъявленной (до времени) войны. Соответственно и с агентами их следует поступать по нормам войны15.

Именно идеи национальной государственности и военно-государственного противостояния, которые стали в середине 1930-х гг. доминирующими у Сталина, отодвинув на задний план традиционные схемы классовой борьбы, и определили, как нам кажется, направленность национальных операций НКВД 1937–1938 гг. (против всех, кто прямо или косвенно связан с государствами «враждебного окружения») и особую жестокость выносимых по ним приговоров.

По нашим данным, из всех осужденных в 1937–1938 гг. судами и трибуналами, включая и Военную коллегию Верховного суда, к расстрелу было приговорено около 19%. Процент расстрелянных по решениям «троек», рассматривавших дела на арестованных по приказу 00447, в два с половиной раза выше — 49,3%. И, наконец, национальные операции. С 25 августа 1937 г., когда был подписан первый альбом, и до 15 ноября 1938 г., в «альбомном порядке» и Особыми тройками по всем национальным операциям были рассмотрены дела на 346 713 человек, из которых осуждено 335 513 человек, в том числе приговорено к расстрелу 247 157 человек, то есть 73,66% от общего числа осужденных.

Процент расстрелянных по «польскому» приказу выше этой средней цифры: по нему были рассмотрены дела на 143 810 человек, из которых осуждено 139 835, в том числе приговорено к расстрелу 111 091 человек, что составляет 77,25% от числа рассмотренных дел и 79,44% от числа осужденных. Еще выше процент расстрелянных в греческой, финской и эстонской операциях и, наоборот, намного ниже — в афганской и иранской, где большинство арестованных были высланы за границу.

При этом никаких специальных директив относительно масштабов применения расстрелов по той или иной «национальной линии» не было. Не было таких директив и в отношении отдельных регионов (в отличие от операции по приказу 00447, где каждому региону спускались твердые лимиты на осуждения и по первой и по второй категориям) — здесь все зависело, полагаем мы, от настроенности каждого конкретного начальника НКВД–УНКВД. Процентные соотношения поэтому были самыми разными. Например, в Куйбышевской области процент расстрелянных по отношению к осужденным (по всем национальным операциям) — 48,16%, в Вологодской — 46,5%, в Армении и Грузии, соответственно, 31,46% и 21,84%; в то же время в Ленинградской области и Белоруссии он равен 87–88%, в Краснодарском крае и Новосибирской области превышает 94%, наконец, в «рекордной» Оренбургской области достигает 96,4%. Такой же разброс мы видим и в «польской линии».

Среди репрессированных по национальным операциям можно выделить отдельные категории (общие для всех этих операций), по отношению к которым была проявлена особая жестокость. Так, невозможно не отметить постоянное ужесточение мер к перебежчикам, завершившееся специальным решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 31 января 1938 г. (П57/50), — расстреливать всех вновь задерживаемых перебежчиков, если будет доказано, что они перешли границу с враждебной целью; в случаях же, когда враждебных целей у перебежчиков «не будет обнаружено», — осуждать их на 10 лет тюремного заключения16.

Если судить по чисто внешним параметрам, то отличительная черта польской от других национальных операций не в проценте расстрелянных, а в масштабе арестов. Она была не только первой17, но и самой крупной из всех национальных операций по числу жертв. Это может быть объяснено многими причинами: тем, что Польша на всем протяжении 1920-х–1930-х гг. безусловно ощущалась самым опасным из государств — непосредственных соседей, что существовал глубоко укоренившийся миф об особом коварстве Польши, что перебежчиков из Польши было в СССР намного больше, чем из любой другой страны, что из «национальностей иностранных государств» (термин, широко используемый в документах НКВД 1937–1938 гг.) поляков в СССР также проживало намного больше, чем других (за исключением немцев, конечно, но у «немецкой операции» была своя серьезная специфика, и она — предмет особого рассмотрения), из чего — по логике 1937–1938 гг. — неминуемо следовал вывод, что и база у польской разведки в СССР должна быть значительно шире, чем у других разведок, и т. д.

Меньше всего массовость репрессий по «польской линии» определялась какой-то специальной личной нелюбовью Сталина к полякам. Дело было не в поляках как таковых, а в Польше. Аналогичным образом обстояло дело и с другими национальными операциями (иначе нам пришлось бы говорить о специальной нелюбви Сталина к латышам, финнам, эстонцам, афганцам и т. д.). Национальные операции были проведены «по линиям» практически всех стран «враждебного окружения» (дополнительный принцип — значительность соответствующей «иноколонии» в СССР), но не национальность в них была критерием «преступности» (хотя всегда — основанием для подозрений), а рождение или проживание в такой стране или наличие любого вида связи с ней. (В этом — принципиальное отличие национальных операций 1937–1938 гг. от будущих репрессий против народов во время войны). По тем же анкетным признакам (рождение, проживание или наличие родственников за границей) была произведена в июне–июле 1938 г. чистка армии, когда оттуда были уволены (и почти сразу в большей части арестованы) не только практически все военнослужащие и вольнонаемные «иностранных национальностей» (те же поляки, латыши и т.д.), но и немалое число представителей «национальностей Советского Союза». Сам по себе анкетный принцип был вполне традиционным в репрессивной практике ОГПУ–НКВД, но касался обычно классового, социального или политического прошлого репрессируемых. В национальных операциях 1937–1938 гг. впервые поводом для репрессии стала анкетная «связь с заграницей», ранее считавшаяся лишь основанием для подозрений.

Думается, что наряду с основной, продекларированной целью, которую преследовал Сталин, начиная национальные операции, — уничтожение потенциальной опоры («базы») «враждебных стран» внутри СССР, — была и сопутствующая: если не полное пресечение (это было, по-видимому, отнесено в будущее), то во всяком случае ограничение и установление контроля над всеми частными, не санкционированными государством контактами советских граждан с заграницей. Этой задаче служили не только репрессии (хотя в первую очередь они), но и множество других принятых одновременно мер: глушение иностранных радиостанций, установление жесткого контроля над частной перепиской с заграницей, над радиолюбителями и филателистами, принятие специальных правил, детально регламентирующих поведение советских граждан за границей и мн. др. В результате именно в 1937–1938 гг. в сознании рядовых граждан начало формироваться убеждение об опасности любых (не только анкетных) «связей с заграницей».

«Польская операция» и в этом отношении, как мы уже говорили, мало отличалась от остальных национальных операций. В первую очередь арестовывались те, кто ранее проживал в Польше, а потом по каким-то обстоятельствам оказался в Советском Союзе, затем те, кто поддерживал связь с Польшей, наконец, близкое окружение (в терминологии НКВД — «связи») тех и других. Конечно, большинство арестованных были поляками, но далеко не все. Как далеко не все арестованные поляки были арестованы по «польской линии».

Источники не дают нам точных данных о национальном составе арестованных и осужденных в 1937–1938 гг. И вовсе не потому, что какие-то документы на этот счет злонамеренно уничтожены или скрыты, а совсем по другой причине: в течение всего 1937 г. и первых четырех месяцев 1938 г. Центральный аппарат НКВД не требовал с мест сведений о национальности арестованных. Отсутствие такого требования выглядит вполне логичным и соответствующим духу «массовых операций»: для Москвы было важно знать, сколько человек арестовано по какому из направлений репрессий, сколько арестовано по каждой из категорий, перечисленных в специальных оперативных приказах, из каких ведомств или отраслей промышленности «изъяты» арестованные, но не их национальность.

Конечно, национальность арестованных фиксировалась в каждом следственном деле (в анкете арестованного), в качестве обязательного элемента указывалась и в альбомных справках по национальным операциям, и в справках, которые шли на рассмотрение местных «троек» по приказу 00447, и в обвинительных заключениях по тем делам, которые направлялись на рассмотрение судебных органов или ОСО. Однако сведения по национальному составу не суммировались ни на местах, ни в Центре, а если это делалось, то выборочно и по конкретным поводам. (Например, когда в феврале 1938 г. начальник Свердловского УНКВД Д. М. Дмитриев пожаловался Ежову, что его активная работа по «национальным линиям» тормозится медленностью рассмотрения альбомов в Москве, Фриновский, против которого фактически была направлена эта жалоба, приказал в ответ внимательно «обсчитать» свердловские альбомы, после чего обвинил Дмитриева в том, что под видом национальных операций он проводит операцию по приказу 00447: из 4218 арестованных Свердловским УНКВД по «польской линии» оказалось только 390 поляков, при этом бывшими кулаками числились 3798 человек; по «латышской линии» все 237 арестованных были обозначены в альбомах как кулаки, латышей же из них было всего 12 и т.д., — якобы из-за этого свердловские альбомы и не рассматривались.)

Возобновлению (после длительного перерыва) в мае 1938 г. централизованного учета арестованных по национальностям предшествовала директива НКВД СССР, более общая и в известном смысле поворотная, фиксирующая принципиально новый подход к вопросу о национальностях советских граждан. Циркуляром № 65 от 2 апреля 1938 г. был установлен новый порядок указания национальности при выдаче или обмене паспортов. Если раньше в паспорте записывалась та национальность, к которой причислял себя сам гражданин, то теперь следовало исходить исключительно из национальности родителей, предъявляя при этом их паспорта или другие документы. Этот порядок сохранился на многие десятилетия, однако для нашей темы важно другое. В разъяснениях к новому циркуляру указывалось: «Если родители немцы, поляки и т. д., вне зависимости от их места рождения, давности проживания в СССР или перемены подданства и друг., нельзя записывать регистрирующегося русским, белорусом и т.д. В случаях несоответствия указанной национальности родному языку или фамилии, как например: фамилия регистрируемого Попандопуло, Мюллер, а называет себя русским, белорусом и т.д., и если во время записи не удастся установить действительную национальность регистрирующихся, графа о национальности не заполняется до предоставления заявителями документальных доказательств…»18 Упоминание в цитированном тексте именно поляков, немцев, греков, то есть тех, по чьим «линиям» проводились национальные операции, явно не является случайностью, — одной из целей установления нового порядка записи национальностей, как и некоторых других параллельных мер (например, начавшейся наклейки фотографий в паспортах), было обнаружить лиц, с точки зрения НКВД, подозрительных и, возможно, подлежащих аресту. И действительно, если верить докладам с мест, во время опросов в паспортных столах и загсах было выявлено довольно много (несколько тысяч) ранее не учтенных бывших перебежчиков и военнопленных.

Только 16 мая 1938 г. НКВД СССР приказал местным органам включать в свои отчеты данные о национальном составе арестованных. Лишь с этого момента можно с основанием говорить о специальном интересе руководства НКВД к этническому аспекту репрессий. Однако и после этого в Центр не представлялись сведения о национальностях арестованных по приказу 00447. Кроме того, некоторые регионы (и особенно ДТО) отчитывались Москве несистематически. Поэтому даже за последние месяцы массовых операций наши сведения о национальном составе арестованных заведомо неполны.

Единственные, по нашему мнению, надежные данные по этому вопросу, которыми мы располагаем (к сожалению, тоже не совсем полные), касаются не арестованных, а осужденных, но отнюдь не всех, а лишь осужденных по национальным операциям Особыми тройками в сентябре–ноябре 1938 г. И эти цифры, как нам кажется, вполне подтверждают тезис о том, что отождествлять понятия «поляки» и «польская операция» было бы ошибочно.

Всего Особые тройки по всем национальным операциям осудили за эти два месяца 105 032 человека. Поляков по национальности (то есть тех, кому согласно паспорту, или иному документу, или на основании устного заявления, или по воле следователя — немало известно и таких случаев — записывали в следственное дело, что он — поляк) среди них было больше всего — 21 258 (затем следовали немцы — 17 150, русские — 15 684, украинцы — 8773, белорусы — 5716…).

Из общего числа осужденных Особыми тройками (105 032) по «польской линии» было осуждено 36 768 человек. Из них поляков — 20 147, белорусов — 5215, украинцев — 4991, русских — 3235, евреев — 1122, немцев — 490, литовцев — 396, латышей — 271, эстонцев — 112, чехов — 87, цыган — 76, австрийцев — 59, болгар — 53, венгров — 47, румын — 29, греков — 27, молдаван — 26, татар — 23, «прочих» — 362. В то же время и поляков осуждали по всем другим «линиям» — более всего по немецкой (500 человек) и латышской (209 человек).

Представленные здесь соотношения между поляками и представителями других национальностей нельзя механически распространить на всю «польскую операцию», — она развивалась неравномерно, и на первом этапе, как мы понимаем, удельный вес осужденных поляков был выше, чем с весны 1938 г.

В целом по «польской операции», как видно из прилагаемых таблиц, было осуждено почти 140 тысяч человек. Это примерно 10% от общего числа всех осужденных в ходе массовых политических репрессий 1937–1938 гг. (Под осуждением здесь понимается осуждающий приговор, вынесенный судебными органами, ОСО, в «альбомном порядке», а также «тройками», созданными по приказам 00447 и 00606.) Если же говорить об арестованных (не осужденных, а именно арестованных) поляках, то здесь наши представления гораздо более приблизительны, хотя и базируются на сличении целого ряда источников. Всего за два года Большого террора всеми органами НКВД СССР (без милиции) было арестовано несколько более 1 миллиона 600 тысяч человек. Среди них поляков 118–123 тысячи. В том числе по национальным операциям — 96–99 тысяч (из них подавляющее большинство по «польской операции»), остальные (примерно поровну) — по приказу 00447, а также всем другим направлениям репрессий.

За рамками нашего очерка вынужденно остались многие важнейшие сюжеты, прямо связанные с нашей темой: высылки из приграничной полосы, чистки в НКВД и разведорганах РККА, в оборонной и других отраслях промышленности. Мы почти не говорили о самом ходе операции, о специфике реализации приказа 00485 в различных регионах, лишь коснулись цифровых итогов операции и т.д. Для того чтобы подобное исследование стало полным и обоснованным, надо существенно расширить его источниковую базу материалами из российских, украинских и белорусских архивов. Напомним, что подавляющее большинство документов о политических репрессиях по-прежнему остаются секретными.

Примечания:

1 Приказ НКВД СССР № 00485 опубликован с небольшой купюрой в кн.: Ленинградский мартиролог, 1937–1938. Т. 2. СПб., 1996. С. 454–456. Полностью на польском языке в историческом журнале «Karta», издающемся в Варшаве (1993. N 11. S. 27–29). Закрытое письмо ГУГБ НКВД от 11 августа 1937 г. см. : ЦХСД. Ф. 6. Оп. 13. Т. 6. Л. 8–51.

2 Приказ НКВД СССР № 00447 см.: Книга памяти жертв политических репрессий. Ульяновск, 1996. С. 766–780. Впервые со значительными купюрами: Труд. 1992. 4 июня; Московские новости. 1992. 21 июня.

3 Архив УФСБ по Москве и Московской области. Следственное дело А.О.Постеля № 52668. Допрос от 11 декабря 1939 г.

4 Фрагменты «закрытого письма» см. в приложении к статье В.Н.Хаустова в наст. сборнике. В той же статье см. подробней о ПОВ.

5 Данные об обменах заключенными, известные нам, крайне разрозненны. Как любезно сообщила нам И.С.Заикина, в материалах Польского Красного Креста (ГАРФ. Ф. 8406) ею обнаружены сведения о шести таких акциях в 1923–1932 гг., в результате которых советской стороной было передано 425 человек (польской стороной почти вдвое меньше).

6 Всесоюзная перепись населения 1937 года: Краткие итоги. М., 1991. С.83, 85, 94.

7 См. Постановление СНК СССР от 28 апреля 1936 г. в кн.: Бугай Н.Ф. Л.Берия — И.Сталину: «Согласно Вашему указанию…». М., 1995. С. 9–11. Кроме поляков выселение должно было коснуться и немцев.

8 Приказ НКВД СССР № 00486 см.: Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий / Сост. Е.А.Зайцев. М., 1993. С. 86–93. Впервые: Мемориал-Аспект. 1993. № 2/3 / Публ. Н. Г. Охотина. Пользуемся случаем, чтобы поблагодарить Н. Г. Охотина, высказавшего ряд существенных замечаний при обсуждении настоящей работы.

9 «Харбинская операция» (иногда ее называли «харбино-японской») была направлена в первую очередь против вернувшихся в СССР бывших служащих Китайско-Восточной железной дороги. В основном их обвиняли в шпионаже в пользу Японии. «Харбинский приказ» НКВД СССР № 00593 от 20 сентября 1937 г. см.: Мемориал-аспект. 1993. № 1(3) / Публ. Н. Г. Охотина.

10 См., напр., директиву А.Я.Вышинского № 1/001532 от 17 апреля 1938 г. // ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 28. Д. 33. Л. 2.

11 АПРФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 254. Л. 156–157.

12 Решение Политбюро от 15 сентября 1938 г. впервые опубликовано в «Московских новостях» (1992. 21 июня).

13 Постановление от 17 ноября 1938 г. см. в кн.: Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: Сб. документов. Т. 1. Кн. 1. М., 1995. С. 3–8. Там же на с. 16–20 опубликован с небольшими купюрами приказ НКВД СССР № 00762 от 26 ноября 1938 г. «О порядке осуществления Постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 года».

14 О ликвидации «пятой колонны» как о цели массовых репрессий 1937–1938 гг. подробно и обоснованно говорится в кн.: Хлевнюк О. В. Политбюро: Механизмы политической власти в 1930-е гг. М., 1996. С. 196–198.

15 Ср. сталинские рассуждения 3 марта 1937 г. на Пленуме ЦК ВКП(б) о «буржуазных странах», «которые окружают Советский Союз, выжидая случая для того, чтобы напасть на него, разбить его или, во всяком случае, подорвать его мощь и ослабить его», а также о «буржуазных государствах», непрерывно засылающих «друг к другу в тыл своих шпионов, вредителей, диверсантов, а иногда и убийц» с целью «создать там свою сеть и "в случае необходимости" взорвать их тылы, чтобы ослабить их и подорвать их мощь» («таков закон взаимоотношений между буржуазными государствами»), и его вывод, что, «с точки зрения марксизма», «в тылы Советского Союза буржуазные государства должны засылать вдвое и втрое больше вредителей, шпионов, диверсантов и убийц» (Вопросы истории. 1995. № 3. С. 5–6).

16 АПРФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 6. Л. 53.

17 Формально немецкая операция началась раньше польской. По сути же это не так. Приказ НКВД СССР № 00439 от 25 июля 1937 г. (опубликован в кн.: Ленинградский мартиролог. Т. 2. С. 452–453) касался лишь «германских подданных», работающих или работавших на определенных оборонных заводах или на транспорте. Осуждать по нему предлагалось через Военную коллегию Верховного суда или ОСО. Расширение категорий, подлежащих аресту, до рамок национальной операции и установление «альбомного порядка» осуждения произошли в октябре 1937 г.

18 Разъясняющее указание Отдела актов гражданского состояния НКВД СССР № 1486178 от 29 апреля 1938 г. см.: Мемориал-аспект. 1994. № 10.

Закрытое письмо о фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической

деятельности польской разведки в СССР

Источник информации — http://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/61149

11.08.1937

№ 59098

Строго секретно

Хранить наравне с шифром

г. Москва

Народным комиссарам внутренних дел союзных республик, начальникам Управлений НКВД автономных

республик, областей и краев

НКВД Союза вскрыта и ликвидируется крупнейшая и, судя по всем данным, основная диверсионно-шпионская сеть польской разведки в СССР, существовавшая в виде так называемой «Польской организации войсковой».

Накануне Октябрьской революции и непосредственно после нее ПИЛСУДСКИЙ создал на советской территории свою крупнейшую политическую агентуру, возглавлявшую ликвидируемую сейчас организацию, а затем из года в год систематически перебрасывал в СССР, под видом политэмигрантов, обмениваемых политзаключенных, перебежчиков, многочисленные кадры шпионов и диверсантов, включавшихся в общую систему организации, действовавшей в СССР и пополнявшейся здесь за счет вербовок местного польского населения.

Организация руководилась центром, находившимся в Москве, — в составе УНШЛИХТА, МУКЛЕВИЧА, ОЛЬСКОГО и других и имела мощные ответвления в Белоруссии и на Украине, главным образом в пограничных районах, в ряде других местностей СССР.

К настоящему времени, когда ликвидирована в основном только головка и актив организации, уже определилось, что антисоветской работой организации были охвачены — система НКВД, РККА, Разведупр РККА, аппарат Коминтерна — прежде всего польская секция ИККИ, наркоминдел, оборонная промышленность, транспорт — преимущественно стратегические дороги западного театра войны, сельское хозяйство.

Активная антисоветская работа организации велась по следующим основным направлениям:

1. Подготовка, совместно с левыми эсерами и бухаринцами, свержения советского правительства, срыва Брестского мира, провоцирование войны РСФСР с Германией и сколачивание вооруженных отрядов интервенции (1918 г.).

2. Широкая всесторонняя подрывная работа на Западном и Юго-Западном фронтах во время советско-польской войны, с прямой целью поражения Красной Армии и отрыва УССР и БССР.

3. Массовая фашистско-националистическая работа среди польского населения СССР в целях подготовки базы и местных кадров для диверсионно-шпионских и повстанческих действий.

4. Квалифицированная шпионская работа в области военной, экономической и политической жизни СССР, при наличии крупнейшей стратегической агентуры и широкой средней и низовой шпионской сети.

5. Диверсионно-вредительская работа в основных отраслях оборонной промышленности, в текущем и мобилизационном планировании, на транспорте, в сельском хозяйстве; создание мощной диверсионной сети на военное время как из числа поляков, так и, в значительной степени, за счет различных непольских элементов.

6. Контактирование и объединение диверсионно-шпионских и иных активных антисоветских действий с троцкистским центром и его периферией, с организацией правых предателей, с белорусскими и украинскими националистами на основе совместной подготовки свержения Советской власти и расчленения СССР.

7. Прямой контакт и соглашение с руководителем военно-фашистского заговора предателем ТУХАЧЕВСКИМ в целях срыва подготовки Красной Армии к войне и для открытия нашего фронта полякам во время войны.

8. Глубокое внедрение участников организации в компартию Польши, полный захват в свои руки руководящих органов партии и польской секции ИККИ, провокаторская работа по разложению и деморализации партии, срыв единого и народного фронта в Польше, использование партийных каналов для внедрения шпионов и диверсантов в СССР, работа, направленная к превращению компартии в придаток пилсудчины с целью использования ее влияния для антисоветских действий во время военного нападения Польши на СССР.

9. Полный захват и парализация всей нашей разведывательной работы против Польши и систематическое использование проникновения членов организации в ВЧК—ОГПУ—НКВД и Разведупр РККА для активной антисоветской работы.

Основной причиной безнаказанной антисоветской деятельности организации в течение почти 20 лет является то обстоятельство, что почти с самого момента возникновения на важнейших участках противопольской работы сидели проникшие в ВЧК крупные польские шпионы — УНШЛИХТ, МЕССИНГ, ПИЛЛЯР, МЕДВЕДЬ, ОЛЬСКИЙ, СОСНОВСКИЙ, МАКОВСКИЙ, ЛОГАНОВСКИЙ, БАРАНСКИЙ и ряд других, целиком захвативших в свои руки всю противопольскую разведывательную и контрразведывательную работу ВЧК—ОГПУ—НКВД.

Возникновение организации и методы внедрения польской агентуры в СССР

«Польская организация войскова» возникла в 1914 году по инициативе и под личным руководством ПИЛСУДСКОГО как националистическая организация активных сторонников борьбы за независимость буржуазной Польши, вышколенных в боевых организациях польской социалистической партии (ППС), на которую, главным образом, опирался ПИЛСУДСКИЙ, и в специальных военных школах, создававшихся им для подготовки костяка будущей польской армии.

Эти школы создавались ПИЛСУДСКИМ в 1910—1914 гг. в Галиции, где они носили полуконспиративный характер и пользовались субсидиями и практическим содействием со стороны разведывательного отдела австро-венгерского генерального штаба. Еще до империалистической войны в распоряжении ПИЛСУДСКОГО находился ряд офицеров австро-венгерской разведывательной службы, обучавших пилсудчиков военному делу, а также технике разведки и диверсии, так как кадры, образовавшие несколько позднее ПОВ, предназначались для действий в союзе с австро-германской армией на тылах русских войск и для комплектования польских легионов в предвидении войны с царской Россией.

Поэтому уже тогда, помимо территории царской Польши, члены ПОВ посылались в Россию, вербовались здесь на месте, исходя из принципа создания своих организаций, где только можно, преимущественно в крупных городах, для учета и мобилизации своих людей в целях связи и разведки.

Одновременно ПОВ являлась орудием для политической мобилизации ПИЛСУДСКИМ сил, участвующих под его руководством в борьбе за независимость Польши. В связи с этим ПОВ тайно проникла во все польские политические партии — от крайних левых до крайних правых, всюду вербуя активных деятелей этих партий в свои ряды на базе признания непререкаемости авторитета и личной воли ПИЛСУДСКОГО и идеи борьбы за великодержавную Польшу в границах 1772 года.

По этой линии ПОВ еще с довоенных лет накапливала богатую практику внутрипартийной и межпартийной провокации, являющейся основным методом пилсудчины в ее борьбе с революционным движением.

Во главе ПОВ тогда находился центральный штаб, носивший название «Коменда начельна» (сокращенно — «КН»), который руководил деятельностью местных пилсудчиковских организаций, носивших то же название с добавлением порядкового номера, например в Белоруссии — «КН-1», на Украине «КН-3» и т.д. Каждая из этих местных «коменд» представляла собой областной территориальный округ ПОВ, делящийся на местные комендатуры ПОВ, количество которых на каждой территории определялось в зависимости от местных условий и задач, преследуемых пилсудчиной в данном районе.

В конце 1918 года, в связи с образованием Польши, возглавленной ПИЛСУДСКИМ как единоличным диктатором со званием «начальника государства», главное командование ПОВ в полном своем составе влилось в генеральный штаб Польши и образовало разведывательный отдел штаба.

В период временного отстранения ПИЛСУДСКОГО от власти в Польше (1922—1926) главное командование ПОВ, в целом устраненное тогда эндеками из правительственных органов Польши и тогда частично сохранившее свое влияние в разведывательном отделе генерального штаба, продолжало свою диверсионно-разведывательную работу на территории СССР независимо от официальных органов и подготавливало новый приход к власти ПИЛСУДСКОГО.

После так называемого майского переворота 1926 года, снова приведшего ПИЛСУДСКОГО к власти, руководящая головка и актив ПОВ заполнили собой всю государственную верхушку и фашистский правительственный аппарат Польши; значительная же часть актива ПОВ сохранилась в подполье для борьбы с революционным движением в Польше методами провокации и политической инспирации, а также, главным образом, для нелегального внедрения различными путями в СССР.

Деятельность конспиративной организации Пилсудского на нашей территории значительно активизируется в 1917, когда в связи с событиями империалистической войны в различных пунктах нашей страны скопились значительные квалифицированные кадры приближенных ПИЛСУДСКОГО из среды военнопленных легионеров (легионы ПИЛСУДСКОГО, сформированные ПОВ, входили в состав австро-венгерской армии) и беженцев с территории царской Польши, оккупированной тогда немцами.

Таким образом, уже ко времени Октябрьской революции ПИЛСУДСКИЙ имел в России значительные кадры участников ПОВ как из среды местного польского населения, так, главным образом, из среды поляков, эвакуированных из Польши.

Поскольку, однако, основные кадры ПОВ времен империалистической войны состояли из людей, более или менее известных своими открытыми польско-патриотическими убеждениями, и учитывая победоносный рост влияния большевистской партии, ПИЛСУДСКИЙ летом 1917 года предпринял специальные вербовочные меры для проникновения в РСДРП (большевиков). В этих целях, по личному указанию ПИЛСУДСКОГО, его приближенные развернули широкую вербовочную работу среди польских социал-демократов и ППС-левице, позднее слившихся и образовавших компартию Польши.

В течение 1917 года находившиеся тогда в Москве и Петрограде члены центрального руководства ПОВ — ПРИСТОР (впоследствии польский премьер-министр), ПУЖАК (секретарь ЦК ППС), МАКОВСКИЙ (член московского комитета ППС, впоследствии пом. нач. КРО ОГПУ и резидент ИНО ОГПУ по Польше), ГОЛУВКО, ЮЗЕФОВСКИЙ (волынский воевода), МАТУШЕВСКИЙ (позднее начальник 2-го отдела польского генерального штаба) — вовлекли в ПОВ ряд польских социал-демократов и членов ППС-левицы, проникших позднее на видные посты в советский государственный аппарат: УНШЛИХТ (быв. зам. пред. ОГПУ и РВС), ЛЕЩИНСКОГО (секретарь ЦК Компартии Польши), ДОЛЕЦКОГО (руководитель ТАСС), БРОНКОВСКОГО (зам. нач. Разведупра РККА), МУКЛЕВИЧА (нач. морских сил РККА, зам. наркома оборонной промышленности), ЛОНГВУ (комкор, нач. управления связи РККА) и ряд других, образовавших в 1918 году московский центр ПОВ и возглавивших руководство всей деятельностью ПОВ на территории СССР.

Одновременно, в начале 1918 года, ПИЛСУДСКИЙ дал директиву ряду персонально подобранных членов ПОВ, состоявших в ППС и находившихся в СССР, внедриться в советский государственный аппарат посредством инсценировки своего разрыва с ППС и перехода на советские позиции. К числу таким образом внедрившихся в советскую систему польских агентов относятся: бывший член Московского комитета ППС ЛОГАНОВСКИЙ М.А. (перед арестом зам. наркома пищевой промышленности), МАКОВСКИЙ, ВОЙТЫГА (проникшие в КРО ВЧК—ОГПУ—НКВД), БАРАНСКИЙ (начальник отделения ИНО ОГПУ—НКВД) и ряд других.

Стремясь захватить в свои руки нашу разведывательную и контрразведывательную работу против Польши, ПИЛСУДСКИЙ, наряду с внедрением в ВЧК указанных выше членов «ПОВ», предпринимает в течение 1919—1920 гг. и в последующее время ряд мер к внедрению в ВЧК высоко квалифицированных кадровых разведчиков — офицеров 2-го отдела польского главного штаба, которые, при содействии УНШЛИХТА, МЕССИНГА, МЕДВЕДЯ и других крупных польских агентов, проникли на руководящие должности в советской разведке и контрразведке. Так, И.И. СОСНОВСКИЙ (перед арестом зам. нач. Управления НКВД по Саратовской области), являвшийся в 1919 году эмиссаром ПИЛСУДСКОГО и резидентов 2-го отдела польского главного штаба на территории Советской России, получил тогда директиву начальника 2-го отдела майора МАТУШЕВСКОГО внедриться в аппарат ВЧК. Используя свой арест Особым отделом ВЧК летом 1920 года, СОСНОВСКИЙ, при содействии ПИЛЛЯРА, инсценировал свой разрыв с польской разведкой и ПОВ, руководящим деятелем которой он являлся, выдал с разрешения 2-го отдела ПГШ ничтожную часть своей сети и внедрился на работу в Центральный аппарат ВЧК. Вскоре же СОСНОВСКОМУ удалось внедрить в ВЧК целую группу крупных польских офицеров-разведчиков: подполковника 2-го отдела Польгенштаба ВИТКОВСКОГО (занимавшего должность начальника польского отделения Особого отдела ВЧК, перешедшего затем на работу в Наркомтяжпром), КИЯКОВСКОГО (нач. англо-романского отделения КРО ВЧК), РОЛЛЕРА (перед арестом — нач. Особого отдела Сталинградского края), БЖЕЗОВСКОГО (зам. нач. Особого отдела Украины) и других.

Ряд других членов ПОВ, начиная с БРОНКОВСКОГО, проникшего при содействии УНШЛИХТА на должность зам. нач. Разведупра РККА, внедрились во всю систему Разведупра, захватили в свои руки и парализовали всю разведывательную работу против Польши (БУДКЕВИЧ — нач. отдела и заграничный резидент), ЖБИКОВСКИЙ, ПЕРИНСКИЙ, ФИРИН, ИОДЛОВСКИЙ, УЗЛАНСКИЙ, МАКСИМОВ и др.).

Одним из видов использования этих крупных польских шпионов на заграничной работе ИНО и Разведупра была широкая подстава двойников в состав наших резидентур за границей. В дальнейшем, посредством инсценировок провалов подставленные разведкой двойники перебрасывались в СССР для шпионско-диверсионной работы.

На ответственные руководящие посты в Красной Армии в разное время проникли и работали польские агенты: УНШЛИХТ — зампред. РВС, МУКЛЕВИЧ — нач. морских сил, ЛОНГВА — нач. Управления связи РККА, КОХАНСКИЙ — комкор, КОЗЛОВСКИЙ — комиссар ряда частей и многие другие польские агенты, проникшие в самые различные части РККА.

Основной кадр польских агентов, проникших в Наркоминдел, создал работавший там в период 1925—1931 гг. ЛОГАНОВСКИЙ, причем и здесь польская агентура концентрировалась на участке работы НКИД, связанной с Польшей (референтами по Польше были шпионы МОРШТЫН, КОНИЦ) и ряде других важнейших направлений (полпред БРОЛОВСКИЙ, полпред ГАЙКИС, полпред КАРСКИЙ).

Захватив с давних пор руководящие органы компартии Польши и польскую секцию ИККИ в свои руки, ПОВ систематически перебрасывала своих участников — шпионов и диверсантов в СССР под видом политических эмигрантов и обмениваемых политзаключенных, специально инсценируя аресты и осуждения членов ПОВ, проникших в компартию.

Независимо от ПОВ метод переброски шпионов в СССР под видом политэмигрантов широко использовался польской политической полицией (дефензивой), имеющей в компартиях Польши, Западной Украины и Западной Белоруссии значительные по количеству кадры своей провокаторской агентуры из среды польских, белорусских, украинских националистов, проникших в различные революционные организации.

Одновременно различные органы польской разведки (преимущественно местные аппараты 2-го Польглавштаба — виленская и львовская экспозитуры, пограничные разведывательные пункты-разведпляцувки, политическая полиция тыловых и пограничных районов Польши) систематически, в массовом масштабе, перебрасывают в СССР шпионов и диверсантов под видом перебежчиков.

Преступные цели своего прибытия в СССР эти «перебежчики» прикрывали различными мотивами и предлогами (дезертирство с военной службы, бегство от полицейского преследования, от безработицы — в поисках заработка, для совместного проживания с родственниками и т.д.).

Как сейчас выясняется, польские шпионы и диверсанты, перебрасываемые в СССР под видом перебежчиков, несмотря на наличие у них самостоятельных путей связи с Польшей, в ряде случаев связывались на нашей территории с участниками ПОВ, действовали под их руководством, а масса перебежчиков в целом являлась для организации источником активных кадров.

Ряд квалифицированных польских шпионов, переброшенных в СССР под видом перебежчиков — солдат, дезертировавших из польской армии, оседали в Саратовской области, где действовали польские агенты ПИЛЛЯР и СОСНОВСКИЙ.

Политэмигранты и перебежчики образуют костяк диверсионной сети поляков в промышленности и на транспорте, комплектующий диверсионные кадры из среды местных националистов-поляков и, что наиболее важно, за счет самых различных непольских, глубоко законспирированных антисоветских элементов.

Организацию ПОВ на Украине возглавлял ЛАЗОВЕРТ (гос. арбитр УССР), под руководством которого находился частично ликвидированный в 1933 году центр ПОВ на Украине (СКАРБЕК, ПОЛИТУР, ВИШНЕВСКИЙ), а в Белоруссии — БЕНЕК (наркомзем БССР), который так же, как и ЛАЗОВЕРТ, являлся участником московского центра ПОВ с 1918 г.

Подготовка антисоветского переворота в первый период революции

Первый этап активной деятельности ПОВ в Советской России включает в себя действия, направленные в начале 1918 года к срыву Брестского мира и подготовке вместе с бухаринцами и левыми эсерами антисоветского переворота с целью втянуть Советскую Россию в продолжение войны с Германией, поскольку к тому времени ПИЛСУДСКИЙ уже переориентировался на Антанту и направлял деятельность своих организаций по директивам французского штаба.

Члены организации — УНШЛИХТ, ЛЕЩИНСКИЙ и ДОЛЕЦКИЙ вместе с БУХАРИНЫМ и левыми эсерами разработали планы ареста Совнаркома, во главе с ЛЕНИНЫМ. В этих целях ПЕСТКОВСКИЙ, по поручению УНШЛИХТА, установил связь с представителем французской разведки в Москве генералом ЛЯВЕРНЬ и руководством левых эсеров; БОБИНСКИЙ сколачивал вооруженные отряды для участия в левоэсеровских восстаниях; в польских частях, сохранившихся от времени КЕРЕНСКОГО, велась работа по подготовке их провокационного военного выступления против немецких войск на демаркационной линии.

Потерпев неудачу в осуществлении плана антисоветского переворота и возобновления войны с Германией, московская организация ПОВ, действуя по директивам ЛЯВЕРНЯ и нелегально прибывшего на советскую территорию адъютанта ПИЛСУДСКОГО — видного члена ПОВ ВЕНЯВЫ-ДЛУГОШЕВСКОГО, переключилась на подготовку интервенции против Советской России, создавая под видом формирования польских частей Красной Армии свою вооруженную силу.

Сформировавшаяся в конце 1918 г. так называемая Западная стрелковая дивизия, укомплектованная преимущественно поляками, была в своей командной головке целиком захвачена членами ПОВ (комдивы МАКОВСКИЙ и ЛОНГВА, комиссары ЛАЗОВЕРТ и СЛАВИНСКИЙ, комбриги МАЕВСКИЙ и ЛУССКИЙ, комиссары бригад СПИБОР, ГРУЗЕЛЬ и ЧЕРНИЦКИЙ, командиры полков — все без изъятия были членами ПОВ), создававшими группы ПОВ в различных частях дивизии.

Пораженческая работа в период советско-польской войны

Основным полем деятельности московской организации ПОВ с начала 1919 года становится Западный фронт, где организация, используя пребывание ряда своих участников на руководящих постах в штабе фронта (УНШЛИХТ — член РВС фронта, МУКЛЕВИЧ — комиссар штаба фронта, СТАШЕВСКИЙ — начальник разведывательного отдела штаба фронта, БУДКЕВИЧ — комиссар штаба 16-й армии), в Особом отделе фронта (МЕДВЕДЬ, ОЛЬСКИЙ, ПОЛИЧКЕВИЧ, ЧАЦКИЙ), в правительственных органах Белоруссии (ЦИХОВСКИЙ — председатель ЦИКа Литбелреспублики), — широко развернула работу, направленную к поражению Красной Армии и облегчению захвата поляками Белоруссии.

Первым, наиболее крупным актом деятельности организации на фронтах была сдача Вильно полякам, совершенная УНШЛИХТОМ, захватившим в свои руки руководство обороной Литбелреспублики.

В различных частях Западного фронта организация сконцентрировала значительное количество своих сторонников, собрав их из различных местностей страны, под видом мобилизации поляков-«коммунистов» на фронт, насадила своих людей в различные советские учреждения фронта и возглавила работу местной организации «ПОВ» в Белоруссии («КН-1»), созданной поляками независимо от московского центра.

В дальнейшем, во все время советско-польской войны, организация под руководством УНШЛИХТА не только снабжала польское командование всеми важнейшими сведениями о планах и действиях нашей армии на Западном фронте (УНШЛИХТ передал полякам план наступления на Варшаву), но проводила планомерную работу по влиянию на оперативные планы фронта в нужном для поляков направлении и развернула широкую диверсионно-повстанческую работу на тылах Западного фронта.

В свете установленных сейчас следствием фактов совершенно несомненно, что ликвидируемая организация ПОВ во главе с УНШЛИХТОМ сыграла крупную роль в деле срыва наступления Красной Армии на Варшаву.

Фашистская националистическая работа среди польского населения СССР

В период Гражданской войны, наряду с активной диверсионно-повстанческой деятельностью, широкую националистическую работу среди местного польского населения вели созданные независимо от московского центра ПОВ местные организации ПОВ в Белоруссии («КН-1»), на Украине («КН-3»), в Сибири и др. местах.

После окончания советско-польской войны местные организации ПОВ перестраиваются в соответствии с условиями мирного времени и руководство всей их антисоветской деятельностью сосредотачивается в московском центре ПОВ, который развернул широкую, ведущуюся до сих пор фашистскую националистическую работу среди польского населения СССР.

Особенно активно с конца 1920 года начинается широкое внедрение польской агентуры на руководящие посты всей системы партийно-советских учреждений по работе среди польского населения СССР и использование этой системы для проведения работы «ПОВ».

Члены ПОВ ГЕЛЬТМАН и НЕЙМАН проникают на должности секретарей польбюро при ЦК ВКП(б), ВНОРОВСКИЙ, ВОНСОВСКИЙ, МАЗЕПУС — в польбюро ЦК КП(б) Белоруссии, СКАРБЕК, ЛАЗОВЕРТ и другие — в польбюро ЦК КП(б) Украины, ЛОМБАЛЬ — редактором газеты «Трибуна Радзецка» в Москве, ПРИНЦ и ЖАРСКИЙ — редакторами польской газеты в Минске, другие члены ПОВ захватывают руководство в редакциях польских газет на Украине, в польсекциях Наркомпросов, польских издательствах, техникумах, школах и клубах в различных местностях СССР.

Пользуясь по своему служебному положению правом распределения кадров, ГЕЛЬТМАН и НЕЙМАН направляли из Москвы членов ПОВ, прикрывшихся партбилетом, на партийную, культурно-просветительную, педагогическую, хозяйственную работу в самые различные районы СССР, где только есть польское население, не только на Украину, в Белоруссию и Ленинград, но и на Урал, в Сибирь, ДВК, где польская разведка ведет активную, не вскрытую до сих пор работу в контакте с японской разведкой.

Свое внедрение в эту систему партийно-советских учреждений организация активно использовала для создания местных низовых групп ПОВ и разворачивания широкой шовинистической и полонизаторской работы, продолжающейся до сих пор и имеющей своей целью подготовку прежде всего диверсионно-повстанческих кадров и вооруженных антисоветских выступлений на случай войны.

Эти же цели преследовались созданием под воздействием ПОВ польских национальных сельсоветов и районов в пограничной полосе, зачастую в местностях с меньшинством польского населения, что также обеспечивало ПОВ одну из возможностей полонизаторской работы среди украинцев и белорусов-католиков.

Свое проникновение в систему советско-партийных учреждений по работе среди польского населения ПОВ широко использовала для проведения всесторонней шпионской работы через свою массовую агентуру в различных местностях страны.

Использование польской разведкой троцкистской и иных антисоветских организаций

В своей практической диверсионной, шпионской, террористической и пораженческой работе на территории СССР польская разведка широко использует прежде всего троцкистских наймитов и правых предателей.

В 1931 году УНШЛИХТ и МУКЛЕВИЧ, связавшись с антисоветским троцкистским центром, в лице ПЯТАКОВА, а затем и с КАМЕНЕВЫМ, договорились с ними о совместной вредительской подрывной работе членов ПОВ троцкистов ПОВ зиновьевцев в народном хозяйстве страны и, в частности, в военной промышленности.

В сентябре 1932 года УНШЛИХТ вошел в контакт также с центром правых предателей, получив согласие БУХАРИНА на объединение диверсионно-вредительской работы правых и ПОВ.

Наконец, в 1933 году, с ведома ПЯТАКОВА, УНШЛИХТ связывается с изменником ТУХАЧЕВСКИМ, получает от него информацию о его сношениях с германскими фашистами и договаривается с ним о совместных действиях, направленных к ликвидации Советской власти и реставрации капитализма в СССР. УНШЛИХТ договорился с ТУХАЧЕВСКИМ о снабжении последним польской разведки важнейшими шпионскими сведениями по РККА и об открытии полякам нашего Западного фронта в случае войны.

Все местные организации ПОВ вели антисоветскую работу в теснейшей связи с троцкистами, правыми и различными антисоветскими националистическими организациями на Украине, в Белоруссии и др. местах.

Шпионская работа польской разведки в СССР

Независимо от шпионской работы своей низовки, московский центр ПОВ осуществлял вплоть до ликвидации систематическое снабжение польской разведки всеми важнейшими сведениями о военном, экономическом и политическом положении СССР, включая оперативно-мобилизационные материалы штаба РККА, к которым УНШЛИХТ, МУКЛЕВИЧ, БУДКЕВИЧ, БРОНКОВСКИЙ, ЛОНГВА и другие участники московского центра имели доступ по своему служебному положению.

Параллельно этому московским центром ПОВ и резидентами 2-го отдела ПГШ велась крупная вербовка шпионов из среды непольских элементов. УНШЛИХТ, например, в 1932 голу завербовал для польской разведки начальника Артиллерийского управления РККА ЕФИМОВА и получал от него исчерпывающие сведения о состоянии артиллерийского вооружения Красной Армии. Другой участник московского центра ПОВ — ПЕСТКОВСКИЙ провел ряд вербовок в Коминтерне, научных институтах и других учреждениях, причем вербовал большей частью неполяков непосредственно для польской разведки, как таковой, и только в некоторых случаях для ПОВ, поскольку варшавский центр санкционировал организацию включать в отдельных случаях в ПОВ также и непольские элементы (русских, украинцев). Крупную шпионскую сеть в Наркоминделе создал ЛОГАНОВСКИЙ.

Особенно большую вербовочную работу провели резидент 2-го отдела ПГШ И. СОСНОВСКИЙ и его заместитель по резидентуре подполковник 2-го отдела В. ВИТКОВСКИЙ.

СОСНОВСКИЙ завербовал и использовал для польской разведки пом. нач. Разведупра РККА КАРИНА (оказавшегося немецким агентом с 1916 года), пом. нач. Разведупра РККА МЕЙЕРА, помощника прокурора СССР ПРУССА, зам. нач. Дмитровского лагеря НКВД ПУЗИЦКОГО и ряд других лиц, занимавших ответственные должности в РККА, ОГПУ—НКВД и центральных правительственных учреждениях.

В. ВИТКОВСКИЙ, внедренный СОСНОВСКИМ в ВЧК в 1920 году, был позднее переброшен для шпионской работы на транспорте и руководящих органах народного хозяйства, где он ко времени ареста создал крупную диверсионно-шпионскую сеть, состоявшую преимущественно из специалистов.

Серьезным каналом проникновения в Красную Армию польской шпионской агентуры, сохранившейся в ней до сих пор, была существовавшая в Москве с 1920 по 1927 год так называемая школа «Красных коммунаров» (именовавшаяся перед расформированием объединенной военной школой им. Уншлихта).

Эта военная школа, особенно в первый период своего существования, комплектовалась за счет поляков, направляющихся в нее главным образом польским бюро при центральных и местных партийных органах. Проникшие в польбюро члены ПОВ направляли в школу участников организации, а также кадровых агентов польской разведки, оставшихся в СССР под видом не желающих возвращаться в Польшу военнопленных периода советско-польской войны или прибывших под видом перебежчиков; в самой же школе существовала крепкая группа ПОВ, проводившая самостоятельную вербовочную работу.

Школа готовила командный состав пехотной, кавалерийской и артиллерийской специальностей, направлявшийся в самые различные части РККА, куда, естественно, попадали и оканчивавшие школу польские шпионы.

Связь с Варшавой осуществлялась организацией регулярно с применением самых различных и многообразных способов.

В СССР систематически приезжали видные представители варшавского центра ПОВ и 2-го отдела Польглавштаба, которые связывались здесь с УНШЛИХТОМ, ПЕСТКОВСКИМ, СОСНОВСКИМ, ВИТКОВСКИМ, БОРТНОВСКИМ и другими.

Эти представители приезжали в СССР под разными официальными предлогами (в качестве дипкурьеров, для ревизий польских дипучреждений, по коммерческим делам), под личными прикрытиями (в качестве туристов, для свидания с родственниками, транзитом), а также нелегально. Специально для постоянной связи с СОСНОВСКИМ и ОЛЬСКИМ в составе польского военного атташата в Москве находились командированные из Варшавы приближенные к ПИЛСУДСКОМУ офицеры 2-го отдела ПГШ КОВАЛЬСКИЙ и КОБИЛЯНСКИЙ, встречи с которыми были легализованы путем проведения фиктивных вербовок их ОЛЬСКИМ и СОСНОВСКИМ для ОГПУ.

Ряд членов организации имел конспиративную связь с польским военным атташатом в Москве и другими членами посольской резидентуры (ВИСЛЯК, БУДКЕВИЧ, ЛОМБАЛЬ, НАУИОКАЙТИС, КОНИЦ и др.).

Другие участники ПОВ, пробравшиеся на должности, дававшие им возможность официальных встреч с составом иностранных посольств, пользовались этими встречами для разведывательной связи (ЛОГАНОВСКИЙ — на официальных приемах, МОРШТЫН — по работе в НКИД, ПЕСТКОВСКИЙ — в различных польско-советских комиссиях и т.д.).

Члены организации, находившиеся на заграничной советской официальной или негласной работе, связывались там с представителями ПОВ и 2-го отдела ПГШ (ЛОГАНОВСКИЙ, БАРАНСКИЙ и др. в Варшаве, БОРЖОЗОВСКИЙ Г. — в Финляндии, Чехословакии и Японии, ЛЕЩИНСКИЙ — в Копенгагене, БУДКЕВИЧ — во Франции и т.д.).

Наконец, у ряда крупных резидентов (СОСНОВСКИЙ, ПЕСТКОВСКИЙ) существовали сложные шифры и пароли для связи.

Через все эти каналы связи в Варшаву систематически передавались все добывавшиеся шпионские сведения и информация о деятельности организации, а из главного центра ПОВ и 2-го отдела ПГШ получались денежные средства и директивы о направлении активной деятельности организации.

Вредительская и диверсионная работа польской разведки  в народном хозяйстве СССР

Сразу же после окончания Гражданской войны польская разведка через московский центр ПОВ и по другим параллельным линиям начала вредительскую работу, направленную в первый период к срыву восстановления промышленности СССР.

В 1925 году, приезжавший в Москву представитель варшавского центра ПОВ М. СОКОЛЬНИЦКИЙ передал УНШЛИХТУ директиву об усилении вредительской работы, дополненную вскоре указанием о переходе к диверсионным действиям.

В соответствии с этими директивами московский центр ПОВ развернул и осуществлял вплоть до своей ликвидации широкую диверсионно-вредительскую деятельность, направленную к подрыву обороноспособности СССР.

Ряд виднейших членов ПОВ был внедрен в руководящие органы РККА и РККФ, а также в гражданские учреждения, ведавшие вопросами обороны страны (штаб РККА, Управление Военно-морских сил, сектора обороны, транспорта и металлургии Госплана СССР, Главморпром и др.).

В 1925 году при штабе РККА был сформирован военно-экономический отдел мобилизационного управления.

На руководящую работу в этот отдел был внедрен член ПОВ БОТНЕР С., являвшийся одновременно участником действовавшей на военно-научном участке польской шпионско-вредительской группы ГОРБАТЮКА.

Совместно с последним БОТНЕР С.О. развернул в Мобупре штаба РККА серьезную вредительскую работу, рассчитанную на подготовку поражения Советского Союза в предстоящей войне.

Так, при разработке мобилизационных проблем, группа посредством перенесения центра внимания на вопросы обеспечения тыла вредительски срезала заявки самой армии на военное время как якобы завышенные. Сроки мобилизационного развертывания промышленности удлинялись до года и более, что, по существу, оставляло ряд предприятий неподготовленными к обороне. Разрешение вопросов обеспечения Красной Армии военной техникой и усовершенствования последней — систематически срывались.

В 1927 году был создан Сектор обороны Госплана СССР, которому принадлежит крупнейшая роль в деле подготовки обороны страны, мобилизации промышленности и транспорта.

Чтобы захватить в свои руки этот важнейший участок, московский центр ПОВ внедрил на руководящую работу в Сектор обороны Госплана сначала упомянутого выше БОТНЕРА, а затем, при его и УНШЛИХТА содействии, туда проникли члены ПОВ КОЛЕСИНСКИЙ В.А., МУКЛЕВИЧ Анна, ШИРИНСКИЙ Заслав и другие, а в 1931 году и сам УНШЛИХТ, занимавший пост зам. председателя Госплана СССР. Эти лица, в свою очередь, вовлекли вновь в организацию ряд ответственных работников Сектора обороны.

В своей практической деятельности организация стремилась прежде всего подорвать развитие военной промышленности.

Первоначально члены организации открыто выступали против строительства военных заводов под прикрытием того, что это дорого и непосильно, вредительски рекомендуя военное производство налаживать в гражданской промышленности.

В этой своей деятельности УНШЛИХТ, КОЛЕСИНСКИЙ, БОТНЕР и другие блокировались с антисоветской троцкистской группировкой СМИЛГИ в ВСНХ.

В дальнейшем от рискованных открытых выступлений против военного строительства организация перешла к более замаскированным методам подрыва советской оборонной базы.

При проработке в Секторе обороны Госплана СССР планов капитального строительства военной промышленности члены организации умышленно распыляли средства по многим строительным объектам и не обеспечивали нужными средствами решающие стройки. В результате — строительство военных заводов растягивалось на длительные сроки, создавалась некомпетентность в мощности отдельных цехов, поощрялась практика беспроектного строительства.

В этом отношении особенно характерен срыв строительства и реконструкции снаряжательных заводов, направленный в сочетании с другими вредительскими действиями к созданию «снарядного голода» на время войны.

В ряде районов, например на Урале, были построены только снарядные заводы, снаряжательные же отсутствовали. Это приводило и приводит к тому, что производство корпусов снарядов находится на расстоянии нескольких тысяч километров от мест, где они могут получить снаряжение. В тех же случаях, когда строительство снаряжательных заводов все-таки велось, разворот его сознательно тормозился, а обслуживающее снаряжательные заводы хозяйство (вода, пар, энергия, канализация) дезорганизовывалось.

Также намеренно срывалось строительство и реконструкция заводов производства корпусов снарядов. УНШЛИХТ, КОЛЕСИНСКИЙ, БОТНЕР в практическом контакте с троцкистской организацией в промышленности (ПЯТАКОВ, СМИЛГА, ЕРМАН, ЯРОЖЕВСКИЙ) намеренно запутывали мощность этих заводов, затягивали их строительство и реконструкцию.

Аналогичное положение имело место и с производством порохов. При проработке в Секторе обороны Госплана плана строительства новых пороховых заводов, УНШЛИХТ, КОЛЕСИНСКИЙ, БОТНЕР принимали и проводили в жизнь вредительские установки РАТАЙЧАКА, в частности расчеты мощностей по устаревшим нормам. Одновременно с этим вредительство шло по линии задержки строительства новых объектов (например, Алексинского порохового комбината Московской области), дезорганизации обслуживающего хозяйства пороховых заводов и срыва реконструкции старых пороховых заводов (Казанского №-40, им. Косякова и др.).

По линии планирования же организация проводила умышленное занижение планов потребления в металлах для военных заказов, давала ложные, заведомо преуменьшенные сведения о производственных мощностях военной промышленности, доказывая, что планы заказов Военведа для военной промышленности невыполнимы, и максимально сокращала мобилизационные заказы Военведа и НКПС, в результате чего из года в год росло недовыполнение программ оборонного строительства и недобор мобилизационных запасов.

Планы обеспечения мобилизуемой промышленности рабочей силой вовсе не разрабатывались в течение ряда лет.

Несмотря на дефицит в обеспечении военных производств цветными металлами в военное время, мероприятия по замене цветных металлов тормозились так же, как и развитие промышленности редких металлов.

Отдельные участки мобилизационной подготовки в Секторе обороны Госплана намеренно оставлялись заброшенными, в частности мобилизационная подготовка в области здравоохранения и в области сельского хозяйства.

Лично УНШЛИХТ, при помощи завербованного им для польской разведки троцкиста ЕМШАНОВА, провел значительную вредительскую работу в транспортном секторе Госплана СССР.

Эти вредительские действия были направлены к дезорганизации завоза сырья на заводы, срыву вывоза готовой продукции и осуществлялись путем установления намеренно заниженных норм и показателей. Необходимый ремонт транспорта систематически срывался путем урезки заявок НКПС на металл. Ликвидация узких мест транспорта искусственно тормозилась путем вредительского распределения ассигнований при утверждении титульных списков капитальных работ на транспорте.

План мобилизационных перевозок на железнодорожном транспорте в течение длительного периода времени составлялся так, что с объявлением войны хозяйственные перевозки должны были почти вовсе прекратиться, что означало срыв мобилизации промышленности и нормальной жизни тыла страны.

Серьезнейшая вредительско-диверсионная работа была проведена в системе Военно-морского флота и Главморпрома одним из руководителей ПОВ — МУКЛЕВИЧЕМ Р.А.

С момента своего назначения начальником морских сил РККФ в 1925 году, МУКЛЕВИЧ начал энергично сколачивать антисоветские кадры для использования их в работе ПОВ.

МУКЛЕВИЧ привлек к вредительской работе своего заместителя зиновьевца КУРКОВА П.И., входившего в антисоветскую организацию в морском флоте, и через него использовал эту группировку в интересах ПОВ.

Вредительская работа МУКЛЕВИЧА во флоте началась с торможения строительства торпедных катеров, сторожевых кораблей и первой серии подводных лодок. Проектирование этих судов МУКЛЕВИЧ поручил ИГНАТЬЕВУ, возглавлявшему группу вредителей в научно-техническом комитете. Утвержденные Реввоенсоветом сроки проектирования и строительства этих судов самовольно нарушались и изменялись. Заложенные на стапелях суда по нескольку раз расклепывались и перекладывались заново. Заказы на оборудование размещались несвоевременно и некомплектно.

Перейдя в 1934 году на должность начальника Главморпрома, МУКЛЕВИЧ и там сформировал вредительско-диверсионную организацию, не теряя одновременно контакта с антисоветской организацией в РККФ.

Во вредительскую организацию в системе морского судостроения МУКЛЕВИЧ вовлек более 20 руководящих работников судостроительной промышленности из числа троцкистов, зиновьевцев и антисоветски настроенных специалистов. С их помощью МУКЛЕВИЧ развернул широкую вредительскую и диверсионную деятельность в Главморпроме и на заводах судостроительной промышленности.

В результате этой деятельности задержано строительство и сдача Военведу ряда судов и подводных лодок. В частности, путем задержки производства дизелей сорвана сдача в текущем году подводных лодок для Дальнего Востока. В подлодке «Малютка» вредительски увеличен габарит, лишающий возможности перевозить ее по железной дороге. Сорвано строительство серийных эсминцев. На лидерах-эсминцах корпус корабля сделан слишком легким, что мешает использованию кормовой артиллерии. На крейсерах зенитная артиллерия размещена так, что не может быть одновременно введена в бой. Сорвана подготовка стапелей для закладки линкоров на Николаевских заводах.

По договоренности с антисоветской организацией в РККФ испытание уже готовых кораблей систематически тормозилось, и они не вводились в строй.

Наряду с широким вредительством МУКЛЕВИЧ подготовлял и диверсионные акты.

Так, в частности, по указанию МУКЛЕВИЧА члены организации в промышленности морского судостроения СТРЕЛЬЦОВ и БРОДСКИЙ должны были организовать вывод из строя больших стапелей Балтийского судостроительного завода. Эту диверсию намечено было осуществить либо путем замыкания электрических проводов, которые в большом количестве имеются на окружающих стапеля лесах, либо путем организации взрыва. Однако, осуществить эту диверсию МУКЛЕВИЧУ не удалось.

Также подготовлялся вывод из строя ряда крупных военных заводов в Ленинграде, в том числе часть агрегатов Кировского завода, помощник директора которого, Леон МАРКОВСКИЙ, также являлся членом ПОВ.

Диверсионные группы на крупнейших авиационных (завод №-22, Пермский авиазавод и др.) и артиллерийских заводах (им. Молотова , «Баррикады», Тульский, Киевский арсенал) в химической промышленности были созданы ЛОГАНОВСКИМ, БУДНЯКОМ, АРТАМОНОВЫМ, БАРАНСКИМ и др.

Крупнейшую базу для диверсионной сети в промышленности составляют перебежчики и эмигранты из Польши, осевшие преимущественно на Урале и в Сибири. Поскольку, однако, за последние годы велась чистка основных оборонных предприятий от этих категорий, польская разведка и ПОВ в целях создания особозаконспирированной диверсионной сети вербовала различные непольские элементы, работающие в оборонной промышленности и не разоблаченные до сих пор.

Диверсионная работа польской разведки на транспорте концентрировалась преимущественно на железных дорогах Западного театра войны и Сибирской магистрали, главным образом на Уральском участке, с целью отрезать Дальний Восток от центральной части Союза. Однако вскрытие польских диверсионных групп на транспорте до сих пор совершенно не развернуто.

В ряде случаев, в целях проверки готовности созданной на военное время диверсионной сети, организация производила в ряде мест диверсионные акты.

Так, участник организации ПОВ в Днепропетровской области ВЕЙХТ, по директиве украинского центра ПОВ, произвел диверсионный акт на Каменской электростанции, при котором станция была полностью уничтожена.

Террористическая работа польской разведки

По директивам из Варшавы УНШЛИХТ, ПЕСТКОВСКИЙ, МАКОВСКИЙ, ДОМБАЛЬ, ВИСЛЯК, МАТУШЕВСКИЙ и другие, вместе с троцкистами, вели подготовку центральных террористических актов.

Так, например, МАТУШЕВСКИЙ создал в аппарате московской милиции группу ПОВ, вовлек в нее вместе с ШИПРОВСКИМ (быв. секретарь парткома милиции) большое количество работников милиции (в том числе и не поляков), проводивших свою подрывную деятельность на различных участках милицейской службы (наружная служба, связь, охрана метро, комвуз милиции).

По директивам ДОМБАЛЯ, МАТУШЕВСКИЙ и ШИПРОВСКИЙ готовили центральные террористические акты, используя нахождение участников группы на охране объектов, посещаемых членами правительства.

Завербованный СОСНОВСКИМ в Саратове польский агент КАСПЕРСКИЙ (редактор областной газеты «Коммунист») входил в состав троцкистской организации, был связан с саратовским краевым троцкистским центром и, наряду с участием в его диверсионно-вредительской работе (диверсионная группа на заводе комбайнов, свинцовых аккумуляторов, заводе-195 и др.), включился в подготовку центральных террористических актов.

В деловом контакте с краевым троцкистским центром находились также СОСНОВСКИЙ и ПИЛЛЯР, сам участвовавший в подготовке террористических актов.

Саратовская группа ПОВ, через того же КАСПЕРСКОГО, находилась в связи с антисоветской организацией правых в Саратове.

Ликвидируемый сейчас филиал ПОВ в Днепропетровской области вел подготовку центральных терактов совместно с троцкистско-эсеровской организацией в Днепродзержинске, с которой контактировал также всю свою диверсионно-вредительскую работу.

Наряду с террористической работой в настоящее время, московский центр ПОВ имел директиву подготовить ряд боевых групп для совершения центральных террористических актов в момент военного нападения на СССР.

Работу по созданию таких групп вел член московского центра ПОВ ПЕСТКОВСКИЙ.

Вредительство в советской разведывательной и контрразведывательной работе

После окончания советско-польской войны, основной кадр организации возвращается в Москву и, используя пребывание УНШЛИХТА на должностях зампреда ВЧК—ОГПУ, а затем зампреда РВС, разворачивает работу по захвату под свое влияние решающих участков деятельности ВЧК—ОГПУ (ПИЛЛЯР — нач. КРО ВЧК, СОСНОВСКИИ и его группа в КРО ВЧК, МЕДВЕДЬ — председатель МЧК, позднее сменил МЕССИНГА на посту ПП ОГПУ в ЛВО, ЛОГАНОВСКИЙ, БАРАНСКИЙ и ряд других в системе ИНО ВЧК—ОГПУ—НКВД и Разведупра РККА — БОРТНОВСКИЙ и др.).

Работа организации в системе ВЧК—ОГПУ—НКВД и Разведупра РККА в течение всех лет направлялась в основном по следующим линиям:

1. Полная парализация нашей контрразведывательной работы против Польши, обеспечение безнаказанной успешной работы польской разведки в СССР, облегчение проникновения и легализации польской агентуры на территорию СССР и различных участках народно-хозяйственной жизни страны.

ПИЛЛЯР, ОЛЬСКИЙ, СОСНОВСКИИ и другие в Москве, Белоруссии, МЕССИНГ, МЕДВЕДЬ, ЯНИШЕВСКИЙ, СЕНДЗИКОВСКИЙ и другие в Ленинграде — систематически срывали мероприятия наших органов против польской разведки, сохраняли от разгрома местные организации ПОВ, предупреждая группы и отдельных членов ПОВ об имеющихся материалах, готовящихся операциях, консервировали и уничтожали поступавшие от честных агентов сведения о деятельности ПОВ, заполняли агентурно-осведомительную сеть двойниками, работавшими на поляков, не допускали арестов, прекращали дела.

2. Захват и парализация всей разведывательной работы НКВД и Разведупра РККА против Польши, широкое и планомерное дезинформирование нас и использование нашего разведывательного аппарата за границей для снабжения польской разведки нужными ей сведениями о других странах и для антисоветских действий на международной арене.

Так, член ПОВ СТАШЕВСКИЙ, назначенный УНШЛИХТОМ на закордонную работу, использовал свое пребывание в Берлине в 1923 году для поддержки БРАНДЛЕРА в целях срыва и разгрома пролетарского восстания в Германии, действуя при этом по прямым директивам УНШЛИХТА.

Член ПОВ ЖБИКОВСКИЙ, направленный БРОНКОВСКИМ на закордонную работу Разведупра РККА, вел провокационную работу в целях осложнения взаимоотношений СССР с Англией.

По директивам УНШЛИХТА, члены организации ЛОГАНОВСКИЙ и БАРАНСКИЙ использовали свое пребывание по линии ИНО в Варшаве в период отстранения ПИЛСУДСКОГО от власти под прикрытием имени ОГПУ диверсионных пилсудчиковских организаций, действовавших против тогдашнего правительства эндеков в Польше, и готовили от имени резидентуры ИНО провокационное покушение на французского маршала ФОША во время его приезда в Польшу в целях срыва установления нормальных дипломатических отношений между Францией и СССР.

3. Использование положения членов ПОВ в ВЧК—ОГПУ—НКВД для глубокой антисоветской работы и вербовки шпионов.

Эмиссар ПИЛСУДСКОГО и резидент 2-го отдела ПГШ И. СОСНОВСКИЙ широко использовал свое положение в органах для установления контакта с различными, преимущественно националистическими антисоветскими элементами и возглавил их подрывную деятельность в Закавказье, Средней Азии и других местах.

Однако едва ли не самый большой вред нанесла нам теория и практика пассивности в контрразведывательной работе, упорно и систематически проводившаяся польскими шпионами, проникшими в ВЧК—ОГПУ—НКВД.

Пользуясь захватом в свои руки руководящих постов в нашем контрразведывательном аппарате, польские шпионы сводили всю его работу к узкооборонительным мероприятиям на нашей территории, не допускали работы по проникновению нашей контрразведывательной агентуры в центры иностранных разведок и других активно-наступательных контрразведывательных действий.

Срывая и не допуская основного метода контрразведывательной работы, заключающегося в перенесении нашей борьбы против иностранных разведок на их собственной территории, польские шпионы в наших органах достигли такого положения, при котором советская контрразведка из органа, которому пролетарским государством поручена борьба против иностранных разведок и их деятельности в целом, была на ряд прошедших лет превращена в беспомощный аппарат, гоняющийся за отдельными мелкими шпионами.

В тех же случаях, когда попытки контрразведывательного выхода за кордон делались, они использовались польской разведкой либо для внедрения своей крупной агентуры в СССР (дело САВИНКОВА), либо для установления контакта с деятельностью антисоветских элементов и их активизации (дело МОСКВИЧА-БОЯРОВА, проф. ИСИЧЕНКО и др.).

Провокаторская работа польской разведки в компартии Польши

Проникновение крупной польской агентуры в компартию Польши, польскую секцию ИККИ и в аппарат Коминтерна предопределилось тем обстоятельством, что, при образовании в конце 1918 года компартии Польши, в ее руководство автоматически включился ряд крупных членов ПОВ, ранее состоявших в ППС-левице и польской социал-демократии, объединившихся при образовании компартии.

Независимо от этого, руководящая головка ПОВ на протяжении всех последующих лет систематически внедряла свою агентуру в ряды компартии посредством различных провокационных мероприятий, одновременно вербовала новую агентуру из числа националистически настроенной интеллигенции, примкнувшей к коммунистическому движению, продвигала эту агентуру в руководящие органы партии, в целях ее разложения и использования в своих интересах, и широко использовала политэмиграцию и обмен политзаключенными для массового внедрения своей агентуры в СССР.

Примером крупнейшей политической провокации пилсудчины является созданная ПОВ в 1919 году так называемая «оппозиция ППС», руководство которой, во главе с ЖАРСКИМ, ЛЯНДЕ-ВИТКОВСКИМ, Витольдом ШТУРМ-де-ШТРЕМОМ, состояло из крупнейших провокаторов-пеовяков. Имея первоначально своей задачей не допустить отход революционизирующихся элементов от ППС к компартии, «оппозиция», не будучи в состоянии удержать под своим влиянием рабочие массы, отколовшиеся от ППС в 1920 году, влилась вместе с ними в компартию Польши и захватила там ряд руководящих постов.

Другим, наиболее крупным актом широкой политической провокации уже внутри компартии Польши со стороны пилсудчиков, проникших в ее руководство, является использование влияния компартии в массах во время майского переворота ПИЛСУДСКОГО в 1926 году, когда эти провокаторы выдвинули и осуществили политику поддержки компартией пилсудчиковского переворота.

Предвидя, что та часть членов ПОВ, проникших в руководство компартии Польши и прямо работавших над использованием компартии для содействия пилсудчиковскому перевороту (ВАРСКИЙ, КОСТРЖЕВА, КРАЕВСКИЙ, ЛЯНДЕ-ВИТКОВСКИЙ), будет этим скомпрометирована и отстранена от руководства, ПОВ держала в резерве другую группу членов ПОВ (во главе с ЛЕЩИНСКИМ), которая внешне находилась в стороне от содействия перевороту 1926 года и предназначалась для захвата руководства КПП после провала группы ВАРСКОГО.

После майского переворота, в целях отвлечения рабочих масс от противодействия установлению ПИЛСУДСКИМ нового фашистского режима и для ослабления и разложения компартии изнутри, ПОВ разработала и провела план широкой фракционной борьбы между группой ЛЕЩИНСКОГО (т.н. «меньшинство» в КПП) и группой ВАРСКОГО-КОСТРЖЕВЫ (т.н. «большинство»). Обеим группам «ПОВ» удалось втянуть в фракционную борьбу партийные массы и надолго парализовать работу партии.

В итоге, руководство партией удалось захватить группе ПОВ, возглавляемой членом московского центра ПОВ ЛЕЩИНСКИМ, сосредоточившим свою работу над дальнейшим разложением партии и торможении революционного движения в Польше.

В последние годы все усилия варшавского и московского центра ПОВ в отношении их работы внутри компартии Польши были направлены к срыву единого и народного фронта в Польше и, главным образом, к подготовке использования компартии для антисоветских действий во время военного нападения Польши на СССР.

В этом направлении УНШЛИХТОМ и ЛЕЩИНСКИМ велась специальная работа по использованию партийных каналов для службы связи польской разведки во время войны и был разработан план ряда политических провокационных мероприятий (предъявление ультиматумов Коминтерну и ВКП(б) от имени компартии Польши о неприкосновенности «польской независимости», выпуск антисоветских воззваний к рабочему классу Польши, раскол партии и т.д.).

Начиная с 1920 года и особенно широко после майского переворота, ПОВ использует каналы компартии и польской секции Коминтерна, в которую проникли такие крупные члены ПОВ, как СОХАЦКИЙ-БРАТКОВСКИЙ, ЛЕЩИНСКИЙ, ПРУХНЯК, ВЕРТИНСКИЙ, БРОНКОВСКИЙ и ряд других, — для систематической широкой переброски в СССР диверсионно-шпионской агентуры различного масштаба под видом политэмигрантов и политзаключенных. Так, под видом политзаключенных в СССР были переброшены польские шпионы ПИЛЛЯР, БУДЗИНСКИЙ, НАУИОКАЙТИС, ВЫСОЦКИЙ, ДОМБАЛЬ, БЕЛЕВСКИЙ; в качестве политэмигрантов — ВИСЛЯК, Генрих ЛЯУЭР (руководил сектором металлургии Госплана СССР), ЗДЗЯРСКИЙ, ГЕНРИХОВСКИЙ, БЖОЗОВСКИЙ и многие десятки и сотни других шпионов, проникших на самые различные участки государственного аппарата, промышленности, транспорта и сельского хозяйства СССР.

Не одна только компартия Польши использовалась как прикрытие для шпионов и диверсантов. Агентура польской разведки перебрасывалась в СССР также и под прикрытием принадлежности к компартиям Западной Белоруссии, Западной Украины и других революционных организаций, в самое возникновение которых польская разведка активно включалась в провокационных целях.

Так, например, существовавшая в свое время т.н. «Белорусская Громада» — массовая крестьянская организация в Западной Белоруссии — была активно использована польской разведкой и фашистской организацией белорусских националистов, существующей в Вильно, для разгрома крестьянского движения в Западной Белоруссии и переброски своей агентуры в СССР.

Такая же массовая организация, как «независимая крестьянская партия» («незалежна партия хлопска») в коренной Польше, была создана крупнейшим провокатором — офицером 2-го отдела ПГШ ВОЕВУДСКИМ специально для перехвата движения революционизирующегося польского крестьянства и также использована для переброски агентуры в СССР под видом «крестьянских» деятелей, спасающихся от полицейского преследования.

Все материалы следствия по настоящему делу с исчерпывающей несомненностью доказывают, что подавляющее, абсолютное большинство т.н. политэмигрантов из Польши является либо участниками «ПОВ» (выходцы из коренной Польши, в том числе польские евреи), либо агентами 2-го отдела ПГШ или политической полиции (поляки, украинцы, белорусы и др.).

Антисоветская работа польской разведки в Белоруссии и других местностях СССР

Организация ПОВ в Белоруссии, возглавлявшаяся в последнее время членом московского центра ПОВ БЕНЕКОМ, членами минского центра ПОВ ВОНСОВСКИМ, КЛЫССОМ, кроме того, по многим каналам руководимая ПИЛЛЯРОМ, СОСНОВСКИМ, ГЕЛЬТМАНОМ, ДОМБАЛЕМ, установила органические связи с организацией белорусских национал-фашистов, троцкистским подпольем и антисоветской организацией правых, в результате чего в Белоруссии существовал единый антисоветский заговор, во главе с ЧЕРВЯКОВЫМ, ГОЛОДЕДОМ, БЕНЕКОМ.

Объединенное подполье развернуло в Белоруссии широкую вредительскую и разрушительную работу, увязанную с военными планами польско-немецких генеральных штабов.

Подрывной работой объединенного подполья были поражены все отрасли народного хозяйства Белоруссии: транспорт, планирование, топливно-энергетическое хозяйство, строительство новых предприятий, все отрасли легкой промышленности, сельское хозяйство, строительство совхозов.

На протяжении нескольких последних лет объединенное подполье, путем искусственного распространения инфекционных заболеваний (менингит, анемия, чума), провело большую работу по уничтожению поголовья свиней, конского поголовья в Белоруссии, в результате чего только за один 1936 год было уничтожено по БССР свыше 30 000 лошадей.

В процессе своей работы по подготовке захвата БССР поляками, объединенное подполье выдвинуло и пыталось осуществить вредительский проект осушения полесских болот, являющихся естественным препятствием против наступательных действий польской армии. В то же время ДОМБАЛЬ, проводивший разработку проектов «Большого Днепра» во вредительском духе, включил в план работы прорытие в Белоруссии глубоководного канала, предназначенного для открытия доступа военным судам поляков на советскую территорию.

Одновременно с вредительской работой в сельском хозяйстве БССР, объединенное подполье вело активную работу по подготовке повстанческих кадров и вооруженного антисоветского восстания, широко практикуя различные методы искусственного возбуждения недовольства населения против Советской власти (планомерные «перегибы» при проведении различных хозяйственных кампаний на селе, переобложение, незаконные массовые конфискации за неуплату налогов и т.д.).

Осуществляя связь с Польшей по многим каналам (через московский центр ПОВ), Минское польское консульство, виленский центр белорусских национал-фашистов и со 2-м отделом Польглавштаба непосредственно вели шпионскую работу, имея ряд своих связей в частях Белорусского военного округа и контакт с военно-фашистской группой изменника ТУХАЧЕВСКОГО, в лице участника этой группы УБОРЕВИЧА.

По прямому поручению ЗИНОВЬЕВА, троцкист ГЕССЕН организовал из участников объединенного подполья террористическую группу, которая готовила покушение против т. ВОРОШИЛОВА во время его пребывания в Минске осенью 1936 года.

Свою работу по ликвидации руководящей головки антисоветского объединенного подполья в Белоруссии НКВД БССР развернул на основе минимальных данных, полученных в начальной стадии следствия в Москве, и передопросов арестованных ранее белорусских национал-фашистов, показав этим умелое оперативное использование небольших исходных данных для разгрома организующих сил врага.

Совершенно неудовлетворительно шла до сих пор работа по ликвидации ПОВ в ДВК, Сибири, Свердловской и Челябинской областях и на Украине. Имея в период 1933—1935 гг. исключительно большие возможности для вскрытия пеовяцкого подполья (аресты группы СКАРБЕКА, СТАСЯКА-КОНЕЦКОГО), аппарат НКВД Украины не развернул тогда следствия до необходимого предела полного разоблачения деятельности ПОВ на Украине, чем и воспользовался сидевший тогда в Особом отделе центра шпион СОСНОВСКИЙ для локализации провала вообще.

Рассылая при этом сборники протоколов допроса УНШЛИХТА и других арестованных, ПРЕДЛАГАЮ ознакомить с настоящим письмом всех начальников оперативных отделов ГУГБ и руководящих работников 3 Отделов.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР

Генеральный комиссар госбезопасности ЕЖОВ

Опубликовано: Судоплатов А.П. Тайная жизнь генерала Судоплатова: Правда и вымыслы о моем отце: В 2 кн. Кн. 1. — М.: Современник: Олма-Пресс, 1998. С. 366—393.

Спецсообщение Н.И. Ежова И.В. Сталину с приложением копии телеграммы А.И. Успенского об аресте польских

шпионов и диверсантов

Источник информации — http://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/61177

10.09.1937

№ 59846

Совершенно секретно

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ

Направляю копию телеграммы № 373 начальника УНКВД по Оренбургской области.

Дал указание об аресте всех указанных в телеграмме лиц.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР ЕЖОВ

Совершенно секретно

МЕМОРАНДУМ № 30124, 30156, 30157

Из Оренбурга

НАРКОМУ ВНУДЕЛ тов. ЕЖОВУ

Нами арестован комиссар учебного центра начсостава запаса ПРИВО батальонный комиссар АНТОНЕВИЧ Владислав Феликсович, польский дворянин. На допросе АНТОНЕВИЧ признался, что он является членом ПОВ с 1922 года, завербован СКАРБЕКОМ. В 1924—28 г.г. АНТОНЕВИЧ, занимая политическую должность в частях Красной Армии, расположенных в Полтаве и Харькове, вел разведывательную работу и был связан с ЛОНГВА. В 1928 году АНТОНЕВИЧ работал в Разведотделе Штаба УВО по составлению обзора будущего театра военных действий с Польшей и, по указанию СКАРБЕКА, составил для этого бригаду, в которую вошли члены ПОВ: ПРИСТУПА, ВОЙТЮК, ХОЛОДНЫЙ и другие. В руки этой группы ПОВ попал список агентуры Разведупра УВО в Польше. В 1933—1936 г.г. АНТОНЕВИЧ вел разведработу в Москве, работая начальником курсов противовоздушной обороны. В Москве АНТОНЕВИЧ был тесно связан с УНШЛИХТОМ и московским центром ПОВ. По заданию центра ПОВ, лично инструктируемый УНШЛИХТОМ и ЛОНГВА, АНТОНЕВИЧ был переброшен в Ульяновск для работы в учебном центре ПРИВО. АНТОНЕВИЧ показывает, что ПОВ еще давно поставил задачу создать резидентуру в учебных центрах военкругов для шпионской и военно-подрывной работы с антисоветскими кадрами из начсостава запаса. УНШЛИХТ и ЛОНГВА поручили АНТОНЕВИЧУ аттестовать белогвардейские и антисоветские кадры запаса, повышать им категории, одновременно зааттестовать и снижать категории преданному советской власти начсоставу запаса, освобождать от сборов коммунистов, тем самым снижать их военные знания и в военном отношении дисквалифицировать. В 1936 году УНШЛИХТ дал установку перенести учебный центр ПРИВО из Ульяновска в Оренбург, с целью расстройства мобилизации в казачьих районах через Управление мобокругами и для внедрения разведывательной работы ПОВских кадров в Оренбургской авиашколе, а через нее и в других авиачастях РККА. Выполняя установку центра ПОВ, в итоге учебный центр ПРИВО создал польскую резидентуру в составе: КЛИМЕЦКОГО — начальника учебного центра, поляка-националиста; КАРЕЦКОГО — преподавателя артиллерии, поляка; ЯСУТИСА — выходца из Польши; РУДЬ — белого офицера; преподавателя ОСТРОМЕЦКОГО — поляка, агента 2 отдела ПГШ, которые по прибытии АНТОНЕВИЧА возглавляли польскую резидентуру учебного центра, работая преподавателями. АНТОНЕВИЧ привлек для шпионской диверсионной работы и изменнических действий во время войны 20 человек дутовских и колчаковских белогвардейцев из начсостава запаса. В Управлении мобокругами АНТОНЕВИЧЕМ был завербован начальник мобчасти — бывший офицер ТЕЛЕГИН и райвоенкомы в казачьих районах: Орском — поляк ЛУКША, Оренбургском — поляк ФЕДОРОВИЧ, Сорошанинском — кулак, исключенный из партии БАРАБАНОВ. Через них АНТОНЕВИЧ проводил дезорганизаторскую работу по срыву мобпланов. Было намечено расстроить мобилизацию путем неверных приписок призывным пунктам, путаницы сроков мобилизации и т.п. В целях внесения замешательства среди населения и призывников, было намечено при объявлении мобилизации вывесить в общественных местах постановления за подписями врагов народа РЫКОВА и ЧЕРВЯКОВА, которые были изданы несколько лет назад и хранились с мобдокументами в Райисполкомах, как подлежащие расклейке в момент мобилизации. В 1936 году АНТОНЕВИЧ по установке центра ПОВ связался в Оренбурге с резидентом 2-го отдела ПГШ КОВАЛЬЧУКОМ, вместе с ним повел работу по насаждению в авиашколе шпионской сетки. В состав ее были завербованы: ПАВЛОВСКИЙ — нач. цеха авиамастерских, брат его служит офицером польской армии; ГРИНКЕВИЧ — нач. полигона авиашколы, давнишний польский разведчик; КАМИНСКИЙ — командир эскадрильи, поляк, националист; ЦИХОН — старший авиатехник, ранее служил в польской армии. В гор. Оренбурге АНТОНЕВИЧ совместно с КОВАЛЬЧУКОМ имел еще связь с польскими разведчиками, переброшенными из Польши на территорию СССР, — ДРЕВНИКОМ, КРЕЗОВСКИМ, КРАУЗЕ, КАПЛАНСКИМ и ЖАКА. Эти в свою очередь имели сеть польских перебежчиков. В районах области создано 14 польских диверсионных групп из числа польских перебежчиков и политэмигрантов, которые отсиживались в глухих районах и являлись резервами на военный период.

По состоянию на 3.IХ-с.г. арестовано 160 польских шпионов и диверсантов, из них: перебежчиков 115, политэмигрантов 5, бывших военнопленных 8, местных польских националистов 17, бывших польских офицеров 1, бывших польских членов антисоветских партий 3, беженцев империалистической войны 11. Развертываем следствие и дальнейшие операции. Списки на 100 человек смогу представить 10—15 сентября. Прошу санкционировать арест КЛИМЕЦКОГО, КАРЕЦКОГО, ЯСУТИСА, РУДЬ, ТЕЛЕГИНА, ПАНКОВСКОГО, ГРИНКЕВИЧА, КАМИНСКОГО и ЦИХОНА».

№ 373, УСПЕНСКИЙ

АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 254. Л. 160—164. Подлинник. Машинопись.

*—* на полях имеется рукописная помета: «Ежову. Санкционируйте арест этих мерзавцев. И. Сталин».

Спецсообщение Н.И. Ежова И.В. Сталину о ходе польской операции

Источник информации — http://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/61182

14.09.1937

№ 60020

Секретно

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ

В результате дальнейшего хода операции по ликвидации кадров польской разведки на 10 сентября с.г. из числа польских перебежчиков, политэмигрантов, военнопленных, консульских связей и других контингентов, подозрительных по польскому шпионажу *арестовано по СССР — 23.216 человек*.

В это количество входят:

По УССР 7 651 (из них созналось 1.138)

Ленинграду 1 832 (« — « — » 673)

Московской области 1 070 (« — « — » 216)

БССР 4 124

Западной области 837

Западной Сибири 1 325

железнодорожному транспорту 2 943

Наряду с развертыванием следствия по делам, охарактеризованным в первой записке, результаты дальнейших мероприятий по операции в отдельных республиках и областях представляются в следующем виде:

*УССР*

За последнее время ликвидирован ряд новых шпионско-диверсионных формирований, созданных польской разведкой.

Показаниями арестованного в Харькове ксендза ГАШИНСКОГО вскрыта антисоветская националистическая организация, созданная ГАШИНСКИМ по указанию польского консульства. ГАШИНСКИЙ назвал 19 человек, завербованных им лично.

Арестованный зам. главного бухгалтера макаронной фабрики в Харькове ГОРОДЕЦКИЙ сознался в шпионско-диверсионной деятельности по заданию польского консульства. С 1930 г. ГОРОДЕЦКИМ создана шпионская сеть на Харьковском тракторном и электромеханическом заводах.

Старослужащие сахарных заводов в Харьковщине ПОНЯТОВСКИЙ и СМЕРЧИНСКИЙ в шпионаже в пользу Польши дали показания о наличии сети нелегальных ходоков в Польшу со шпионскими материалами.

Арестованные в Олевске — б. агенты разведотдела КВО ЛАПКИН, ГРОБЧУК и ИГНАТЮК сознались, что являются с 1928 г. польскими шпионами и в своей деятельности дезинформировали и провоцировали Разведупр.

Аналогичные показания получены по Киеву от арестованных бывших агентов разведотдела КВО БОРЕЙКО и САВЧУК, также оказавшимися польскими шпионами-двойниками.

В Киеве арестованный польский агент ФОРНОЛЬСКИЙ, завербованный польским консульством, сознался, что по заданию консульства создал на Селиванковском сахарном заводе диверсионную группу в количестве 11 человек.

В Житомире арестован, переброшенный в СССР в 1932 г. под видом политэмигранта, польский разведчик МАЦИЕВСКИЙ. По его показаниям вскрыта боевая ячейка ПОВ в Житомире.

В Славянске вскрыта шпионско-диверсионная группа, созданная польскими шпионами КАРВА и ШИШКЕВИЧЕМ.

Арестованный в Сталино КУЛИНО-КУЛИНОВСКИЙ сознался, что в 1931 г. переброшен в СССР Виленской эспозитурой для шпионской деятельности. Будучи в ссылке в Златоустье, затем, работая в Мариуполе на заводе Азовстали и в Москве, КУЛИНО-КУЛИНОВСКИЙ всюду создавал шпионско-диверсионные группы. По шпионской работе был связан с работающим в польском посольстве МАЛИНОВСКИМ.

В Одессе арестованный ФИНШВАЛЬ сознался в участии в польской шпионско-диверсионной организации в Кирово, созданной польским инженером Бруно ЗИМЕКОМ, находящимся в настоящее время в Ленинграде. ФИНШВАЛЬ назвал 12 участников организации.

В Добровеличковском районе Одесской области вскрыта шпионско-повстанческая организация, насажденная польской разведкой во главе с неким ХУДЫМ и БОЖАКОВЫМ. Организация была связана с польским консульством.

В Киеве арестован бывший начальник боепитания 29-го стрелкового батальона МИЗЕРНИК А.А.

МИЗЕРНИК сознался в том, что, проживая в 1924 г. в Польше, был завербован польскими разведорганами и в том же году нелегально направлен в СССР для шпионско-диверсионной работы, которую проводил до дня ареста.

До посылки в СССР МИЗЕРНИК использовался поляками как провокатор среди рабочих гор. Варшавы.

МИЗЕРНИКУ были даны несколько явок на Москву и Харьков.

На протяжении всего времени пребывания в СССР МИЗЕРНИКОМ были переданы польразведорганам сведения, характеризующие состояние отдельных частей РККА и оборонные объекты.

МИЗЕРНИК назвал следствию 6 агентов польразведорганов, проживающих на территории СССР.

Арестованный начальник эксплуатационного участка Киевского укрепрайона ДЬЯЧЕНКО Е.А. признал свою принадлежность к польским разведывательным органам, в которые был завербован в 1932 году польским агентом ЖЕЛТОБРЮХОВЫМ.

Вплоть до марта 1937 года передавал ему, а также явившемуся к ДЬЯЧЕНКО от имени ЖЕЛТОБРЮХОВА из Польши курьеру разведки ряд совершенно секретных данных о состоянии оборонных сооружений, боеспособности и расположении частей РККА, а также характеристики командного состава Киевского и Винницкого укрепрайонов. ЖЕЛТОБРЮХОВ устанавливается для ареста.

*БССР*

Сознанием арестованных поляков ДУДОРЧИКА Антона и его сына Михаила вскрыта диверсионная организация польской разведки на минской электростанции и длительная подготовка диверсионной работы на ней.

Арестованная в Минске АПОЗНАНСКАЯ А.И. призналась, что была завербована польским консульством в Москве. По заданию польской разведки входила в доверие к семьям военнослужащих и похищала хранившиеся на квартирах командиров различные военные документы. Часть похищенных документов была обнаружена у нее на квартире.

Арестованный в Орше польский шпион ОШКЕР М.С. назвал на следствии агентуру польской разведки, действующую на подмосковных заводах, в частности на авиазаводе № 22.

В Смиловическом районе ликвидирована диверсионно-повстанческая низовка «ПОВ» под названием «Кулка Пилсудского» в составе 15 человек. Организацию возглавлял СКОРОБОГАТЫЙ С.К., связанный по своей деятельности с агентами 2-го отдела ПГШ БУЛГАКОМ и ВРУБЛЕВСКИМ, нелегально приходившим на территорию СССР.

Помимо проведения диверсионной и шпионской работы участники организации подготовляли террористические акты против руководителей местного советского и партийного аппарата.

На участке 18 погранотряда задержано 7 польских перебежчиков, по национальности белорусов. Следствием установлено, что вся эта группа переправлена польскими разведывательными органами с заданием осесть на территории БССР.

Показаниями польского агента ДРОЗДОВИЧА устанавливается массовая переброска им антисоветского элемента в Польшу для последующей обработки и вербовки этих лиц польской разведкой и обратной переброски в СССР. ДРОЗДОВИЧ называл несколько десятков польских шпионов, направленных через него в течение 11 лет и осевших в глубоком тылу СССР.

Всего по показаниям арестованных по данной операции в БССР выявлены и разоблачены 26 польских шпионов в других городах Союза.

*ЗАПАДНАЯ ОБЛАСТЬ*

Вскрыто и ликвидировано 24 польских шпионско-диверсионных формирований и разоблачено 33 польских агента. В частности арестованный инженер спецснарядного бюро завода «Красный Профинтерн» в г. Орджоникидзеграде НОВАКОВИЧ И.И., показал, что в 1934 г. будучи в Ленинграде был завербован там для шпионажа в пользу Польши польским разведчиком ПИНЧУКОМ (арестовывается). Последнего НОВАКОВИЧ снабжал рядом секретных материалов и в частности о технологическом процессе производства 12-дюймовых снарядов. По показаниям НОВАКОВИЧА ПИНЧУК по контрреволюционной шпионской деятельности был связан с расстрелянным участником военно-фашистского заговора ФЕЛЬДМАНОМ.

На Рославльском вагоноремонтном заводе ликвидирована шпионско-диверсионная группа в составе 3 чел. Арестованный по делу поляк ПРОКОПОВИЧ — зам. нач. электроцеха признался, в 1933 г. был завербован для шпионской работы в пользу Польши польским перебежчиком КИСЛЯКОВЫМ, и совместно с последним завербовал ряд других лиц для шпионско-диверсионной работы. Последние арестовываются.

Арестованный польский перебежчик МИХНЮК М.А., пом. машиниста депо ст. Унеча Белорусской ж.д., сознался в том, что в 1930 году был завербован помощником начальника Микошевической политической полиции ЯНУСОМ Э. и нелегально переброшен в СССР. Здесь МИХНЮК в качестве резидента установил связь с рядом польских шпионов, переброшенных польской разведкой, в частности, работающих на Белорусской ж.д.

Арестованный поляк КРАВЦЕВИЧ С.И., работавший слесарем Бытлшского стеклозавода, сознался, что в 1929 году он был завербован польперебежчиком ЛОБАДИНСКИМ в шпионско-диверсионную группу. По заданию последнего, им в свою очередь завербован польперебежчик МАЧУЛЬСКИЙ. Все арестованы

Арестованный польперебежчик КОСАЧ Иван Иванович сознался, что он в 1929 году был завербован конфидентами польской разведки братьями РУБАНИК Герасимом и Захаром. В том же году вместе с агентами польразведки РУБАНИК Захаром и ЗАКРУТО были переброшены в СССР с заданием подставить себя для вербовки нашей погранохране.

В Вязьме арестован пограничник ЧУЕВСКИЙ И.К., который с 1928 г. является польским шпионом, будучи завербован польским разведчиком РАДКЕВИЧЕМ, бежавшим в Польшу.

ЛЕНИНГРАД

Следствием по делу арестованных поляков раскрыт ряд диверсионных групп ПОВ на военных заводах Ленинграда: на заводе взрывателей № 4, на артиллерийском № 7, на заводах «Большевик», Ижорском, Кировском и судостроительном им. Марти. Эти группы предназначались для взрыва и поджога важнейших цехов заводов в мобилизационный период.

Так инженер завода № 4 ЛАБИНСКИЙ показал, что является одним из руководителей диверсионной группы «ПОВ», существующей на этом заводе. Для шпионско-диверсионной работы был завербован в 1934 году агентом 3 отдела ПГШ ПОДВЫСОЦКИМ. ЛАБИНСКИЙ назвал 11 участников диверсионной группы, подготовлявших диверсионные акты на сборочных цехах завода.

Независимо от группы ЛАБИНСКОГО на том же заводе № 4 вскрыта другая резидентура польской разведки — ЮРЧАКА. Последний был завербован в 1930 г. польской дефензивой и послан в Германию для шпионской работы среди польских политэмигрантов. Затем под видом политэмигранта был переброшен в СССР и по заданию резидента 2 отдела ПГШ БРУКОВСКОГО проник в Ленинграде на завод № 4, организовав там сбор шпионских сведений и подготовку диверсий. По поручению польской разведки содействовал проникновению и устройству на завод двух германских разведчиков — МИХАЛЕВСКОГО и АЛЕКСАНДРА.

На Ижорском заводе арестованный инженер ЛОСИЦКИЙ показал, что является членом ПОВ и резидентом 2 отдела ПГШ. Он сознался в подготовке диверсионных актов на ряде цехов завода и выдал состав диверсионной группы ПОВ на Ижорском заводе в числе 12 человек.

По судостроительному заводу им. Марти. Работавший на заводе бывший сотрудник УНКВД ЛО ВУЙЦИК сознался, что с 1920 года являлся членом «ПОВ» и что по шпионской работе был связан с польским консульством в Ленинграде, создав по заданию последнего две диверсионные группы на заводе.

По заводу № 7. Помимо вскрытой в начале операции по полякам диверсионной группы ПОНЕВЧИНСКОГО, на заводе выявлена шпионская группа мастера БАХРУШИНА, завербованного в 1936 г. офицером 2-го отдела ПГШ ЧЕЛЕВИНСКИМ, и диверсионная группа мастера ОМЕРЧИКА, созданная в количестве 7 участников — резидентом 2-го отдела ПГШ СТАНКЕВИЧЕМ.

По Кировскому заводу — главный механик ГЛАВДЕЦКИЙ показал, что является одним из руководителей диверсионной группы ПОВ, готовившей взрывы в энергетическом хозяйстве завода. Назвал 11 участников этой диверсионной группы, которые арестованы и часть из них уже созналась.

По заводу «Большевик» — арестован начальник электросилового хозяйства завода ШАЙЧИНСКИЙ, показавший, что является членом ПОВ с 1929 года и входил в диверсионную группу, намечавшую вывод из строя электросиловое хозяйство завода. Диверсионная группа ПОВ была связана с ликвидированной троцкистской организацией, действовавшей на заводе.

Наряду со вскрытыми при проведении операции группами «ПОВ» арестован ряд отдельных шпионов и диверсантов, показаниями которых устанавливается исключительно широкий фронт проникновения польской разведки на предприятия Ленинграда и военные учреждения ЛВО.

Так, БОРТКУН, быв. секретарь партбюро 15-го военсклада ЛВО показал, что был завербован для шпионской работы польским шпионом КОХАНОВИЧЕМ и передавал ему секретные сведения об оперативной работе склада. Арестованный в связи с этим лекпом того же склада КОХАНОВИЧ подтвердил, что является польским разведчиком и что связан он с резидентом 2-го отдела ПГШ ДОГЕЛЕМ, по заданию которого помимо сбора шпионских сведений готовил поджог 15-го склада, получив для выполнения этой задачи специальные средства.

ХИНЦЕВ — летчик 101-го авиаотряда показал, что входил в состав повстанческой организации, созданной арестованным польским шпионом БАРТАШЕВИЧ.

ТАЛАН — техник 53-й авиабригады показал, что в 1935 г. был завербован польским вице-консулом КАРШ, которому передавал данные о состоянии 53 авиабригады.

МЕРЖВИНСКИЙ — военный инженер 9-й мехбригады ЛВО показал, что в 1925 г. был завербован ксендзом ГАШИНСКИМ для разведывательной работы в пользу Польши. Передал ГАШИНСКОМУ данные о работе Лужского артиллерийского полигона.

Значительные результаты дает операция также по ряду районов и областей, не являющихся ни пограничными по отношению к Польше, не насыщенных населением польской национальности.

Так, в Казахской ССР арестованные начальник электростанции Прибалхашстроя — МОНЧУНСКИЙ И.Ю., начальник водоснабжения Прибалхашстроя КРАСОВСКИЙ В.И. и работник Северо-Аральской моторыболовной станции РОЗЕНБЕРГ В.К. сознались, что являются польскими разведчиками.

В г. Горьком вскрыты ряд формирований, созданных польской разведкой на автозаводе им. Молотова, дзержинских оборонных химпредприятиях и Выксунском металлургическом заводе.

Показаниями арестованного ЛОПАТА А.Д. — начальника мартеновского цеха Выксунского металлургического завода, б. члена ВКП(б), исключенного за развал работы цеха установлено, что он был завербован польской дефензивой в 1925 году и был переброшен в СССР для шпионско-диверсионной работы.

Прибыв в Нижнеднепровск, ЛОПАТА связался с польским шпионом ВЕНЕЦКИМ, работавшим в то время директором завода им. Коминтерна, и по заданию последнего развернул шпионскую и диверсионную работу.

С переездом на Выксунские металлургические заводы ЛОПАТА связался с к.-р. троцкистско-диверсионной организацией и до дня ареста проводил диверсионную и вредительскую работу на заводе.

В Сталинграде арестован б. зав. кладовой завода «Баррикады» поляк ШЕРЕЙКО В.Л., который сознался, что в 1932 году был завербован сотрудником польского посольства СЛЯЖИНСКИМ, специально приезжавшим для этой цели в Сталинград. ШЕРЕЙКО передал польской разведке план расположения завода «Баррикады», описание и количество выпускаемых заводом артиллерийских систем, а также количество отгруженных для РККА орудий за 1932—36 г.г. ШЕРЕЙКО был передан СЛЯЖИНСКИМ на связь к резиденту польской разведки СТАНКЕВИЧУ — юрисконсульту Нефтеторга (арестован).

Там же арестован ЛОЖЕЧНИК Р.В. (поляк, кулак, ремонтный рабочий службы пути ж.д.), который показал, что в 1932 году был завербован сотрудником польского консульства в г. Москве БАРЖАНОВИЧЕМ во время посещения им консульства по вопросу о выезде в Польшу.

Выполнял задания по сбору разведывательных данных о жел. дорожных сооружениях, прохождении грузов, в частности военных. Сведения систематически передавались непосредственно в польские консульства в Москве и Минске, а также приезжавшему из Минска агенту КОСТЮКЕВИЧУ.

По заданию минского консульства в 1926 году ЛОЖЕЧНИК легально выезжал в Польшу, где в Барановичах окончил специальную разведшколу (руководитель школы Джембицкий) и в 1927 году вернулся в СССР со шпионскими и диверсионными заданиями. Диверсионная деятельность приурочивалась к началу военного нападения Польши на СССР. В первую очередь намечался взрыв дор. моста через реку Медведицу и спуск под откос поездов.

Вместе с Ложечником окончили разведшколу в Барановичах и были переброшены в СССР ряд других названных им шпионов.

В гор. Грозном арестован ряд польских шпионов, проникших на нефтя-ные промыслы «Грознефти». Так арестованный б. комвзвода РККА поляк ИВАШКО С.Г. показал, что в 1926 г. был завербован своим братом Владимиром ИВАШКО, нелегально приезжавшим из Польши. В течение ряда лет по заданиям поляков проводил шпионскую и подрывную работу, как в рядах РККА, так и после демобилизации на предприятиях «Грознефтезаводы». В частности систематически похищал планы и секретные документы для польской разведки.

Там же арестован польский шпион поручик польской армии КВЯТКОВСКИЙ, работавший зав. школой № 18 и скрывавшийся под чужой фамилией. КВЯТКОВСКИЙ был связан с группой польских шпионов и перебежчиков.

В гор. Иванове арестованный ИЕРЕМА-ЕРЕМИН Ю.Я., польский эмигрант, рабочий прокатного цеха Кольчугинского металлообрабатывающего завода, дал показания о том, что он с 1931 года занимался шпионско-диверсионной работой в пользу Польши. ИЕРЕМА-ЕРЕМИН был завербован поляком БУГАН, работавшим бухгалтером на радиостанции.

По заданиям БУГАН ИЕРЕМА-ЕРЕМИН передавал ему сведения о производственных мощностях и ассортименте продукции, выпускаемой Кольчугинским заводом, а также информировал его о настроениях рабочих.

В апреле месяце с.г. с целью диверсии вывел из строя электрокран нагревательной печи, а также пытался изломать прокатный стан «Трио» в прокатном цехе, но этот диверсионный акт был предотвращен рабочими цеха.

Арестованный юрисконсульт фабрики «Большевик» в г. Родники Ивановской обл. ПРУСС-ЖУКОВСКИЙ показал, что с 1926 г. является польским шпионом. Назвал ряд соучастников, часть из которых проживала в Москве. Эта группа лиц помимо шпионажа вела также подготовку к совершению терактов. Шпион КРАСНОПОЛЬСКИЙ, в частности, изучал район Кунцевского шоссе и движение по нему автотранспорта, подготовляя теракт против тов. СТАЛИНА, МОЛОТОВА И КАГАНОВИЧА. КРАСНОПОЛЬСКИЙ дал задание ПРУСС-ЖУКОВСКОМУ подобрать человека, способного совершить террористический акт.

В Ярославле арестованный политэмигрант ШИКОВ показал, что в 1926 г. он был завербован 2-м отделом ПГШ и по заданию последнего создал повстанческую организацию в 67 человек, из них бывших белых офицеров 39 чел. и активных участников ярославского мятежа 20, и шпионско-диверсионные группы на Константиновском нефтеперегонном заводе 7 чел., Ярославгрэсе 3. Арестовано по показаниям ШИКОВА 77 чел., сознались 27 человек.

По делу вскрытого в результате данной операции Уральского центра ПОВ выявлены организованные этим центром диверсионно-шпионские группы в Свердловске, Надеждинске, Перми, Тагиле, Ворошиловске, Первоуральске и др. районах.

Помимо этого арестованный руководитель центра МАЛИНОВСКИЙ назвал 5 террористических групп, во главе которых стояли польские перебежчики ДАВИДОВИЧ, КОСАЧ, МУШИНСКИЙ, ЭЛЕНБЕРГ и ПРУССАК, привлеченные им для этой работы.

Общее руководство тергруппами было возложено МАЛИНОВСКИМ на начальника штаба 189 полка войск внутренней охраны НКВД КЛОЧКО.

Последний будучи арестован сознался, что в 1923 г. был завербован в Польше для шпионской работы и переброшен в СССР со специальным заданием внедриться в Красную Армию.

КЛОЧКО показывает, что он вовлек в организацию ПОВ пом. начальника отделения Управления внутренней охраны войск НКВД ЕМЕЛЬЯНЧИК и начальника боепитания 239 конвойного полка ГОДЫВСКОГО. КЛОЧКО назвал ряд участников ПОВ из числа военнослужащих Уральского военного округа.

По показаниям арестованных членов Уральского центра ПОВ ликвидированы также активные диверсионные группы ПОВ на Уралмашзаводе, Уралвагонстрое и Новотрубном заводе. Устанавливается ряд неразоблаченных еще польских шпионов на заводах № 172, № 9, Пермском, Уралэнерго, а также в войсковых частях Уральского военного округа.

Все собранные шпионские материалы переправлялись руководителем Уральского центра ПОВ Малиновским в Москву и передавались через специальных курьеров помощнику военного атташе польского посольства в Москве ХАРЛАНДУ.

В Новосибирске по делу вскрытого подпольного сибирского комитета ПОВ арестованы члены комитета: бывший ППСовец ФИЛИППОВИЧ, лично связанный со шпионом ДОМБАЛЕМ, ксендз, папский администратор Сибири ЖУКОВСКИЙ, капитан 2-го отдела ПГШ СОСЕНКО и политэмигрант ПЛЕБАНЕК. Установлено, что «польская организация войскова» была создана в Сибири еще в 1918 г., активно участвовала в колчаковском движении и создавала на территории Сибири нелегальные польские легионы. На базе старых кадров этой организации был в 1930 г. сформирован актив нелегального сибирского комитета ПОВ, который связался с приезжавшими в Сибирь в 1936 г. под предлогом сбора земли на могилу Пилсудского с места его сибирской ссылки работником польского посольства ЛАГОДОЙ и быв. адъютантом Пилсудского ЛИПИЦКИМ. Последние дали задание комитету подготавливать вооруженное выступление поляков в Сибири в случае возникновения войны.

Сибирский подпольный комитет ПОВ организовал польские повстанческие легионы, диверсионные и террористические группы в городах Иркутске, Красноярске, Новосибирске, Томске, Барнауле, Бийске, в Нарымском крае и др.

В результате операций по полякам вскрыт и ликвидирован ряд шпионских и диверсионных групп, созданных разведчиками других государств из числа польских контрреволюционных и националистических элементов.

Так в Ленинграде арестованный поляк ПЕРЕСВЕТ-САЛТОН сознался, что в 1930 г. работал на Дальнем Востоке, был завербован там агентом японской разведки ОГАВА. По заданию последнего создал диверсионную сеть в электрохозяйстве в составе 13 человек. Поддерживал связь с японской разведкой через специально прибывших курьеров. ПЕРЕСВЕТ-САЛТОН выдал явочную квартиру японской разведки.

В Алма-Ате при аресте поляка КИНЦ у него обнаружена японская валюта, запас типографского шрифта и изобличающие его как японского шпиона документы.

В Смоленске арестован по данной операции пом. командира батареи 85 стр. полка СОСНИЦКИЙ Г.Н., который показал, что в 1928 году он был завербован для работы в пользу румынской разведки своим двоюродным братом СОСНИЦКИМ-ГАЙДУКЕВИЧЕМ Александром. Последний в 1929 г. при очередном переходе из Румынии с заданиями диверсионно-террористического характера был задержан Молдавским погранотрядом и, находясь под арестом, покончил с собой.

После ареста СОСНИЦКОГО-ГАЙДУКЕВИЧА СОСНИЦКИЙ Г.Н. по день своего ареста поддерживал связь с резидентом румынской разведки КУНЕЦКИМ Н.П. — учителем села Карантин.

С момента вербовки СОСНИЦКИЙ Г.Н, передал для румынской разведки сведения о состоянии Ленинградского, Витебского гарнизонов, 25 и 29 стрелковых дивизий и Севастопольской зенитной школы.

Всего к 10 сентября с/г. осуждено и расстреляно 1251 польских агентов.

Народный комиссар внутренних дел

Генеральный комиссар государственной безопасности ЕЖОВ

АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 254. Л. 173—188. Подлинник. Машинопись.

На первом листе имеются рукописные пометы: «От т. Ежова»; «*Т. Ежову*. Очень хорошо! Копайте и вычищайте и впредь эту польско-шпионскую грязь. Крушите ее в *интересах СССР*. И. Сталин. 14/1*Х—37 г.*».

*—* подчеркнуто карандашом.

 

Спецсообщение Н.И. Ежова И.В. Сталину с приложением копии телеграммы Г.Ф. Горбача о ходе польской опрации

в Западно-Сибирском крае

Источник информации — http://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/61185

16.09.1937

№ 60129

Совершенно секретно

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ

Направляю копию телеграммы № 7827 начальника УНКВД Западно-Сибирской области тов. Горбача.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР ЕЖОВ

13 сентября

Из Новосибирска

Во исполнение вашей директивы № 00485 по польской операции.

По состоянию на 10 сентября всего арестовано 1 490 человек, из них: польских перебежчиков — 944, военнопленных Польши — 30, политэмигрантов — 30, членов ППС, прочих польских к.р. националистов — 471. Из этого числа работали: в оборонной промышленности — 144, на транспорте — 22, на оборонную промышленность — 368, сельскохозяйственных и других учреждениях — 954, РККА — 6.

По показаниям военнопленных австрийской армии польских националистов ВОЛИНЕПЕЦКОГО, ЩЕПАНКЕВИЧА вскрыта подпольная явочная квартира польской разведки в Новосибирске, на которой принималась агентура руководителем новосибирского филиала тов. ПЛЕБАНЕК. РЖЕПЕЦКИЙ назвал 9 человек польской агентуры. ЩЕПАНКЕВИЧ показал, что являлся членов Новосибирского комитета ПОВ и вербовщиком организации, руководил группой польских диверсантов на железнодорожном транспорте и прилегающих к Новосибирску колхозах в количестве 20 человек. Арестованные по Томскому филиалу ПОВ члены ППВ ЗОМБЕК, ШМУЛЬСКИЙ и польский националист ХАКАЦКИЙ показали, что являлись вербовщиками организации, создали диверсионно-террористические группы из числа польских перебежчиков и националистов и руководили их деятельностью. По показаниям ШМУЛЬСКОГО, ДМИТРИЧЕНКО, ХОКАЦКОГО устанавливаются связи Томского филиала ПОВ *с группой шпионов* 78 стрелковой дивизии через бывшего офицера польских легионов Колчака капитана Красной армии ЛУКАШУК участника Бийского филиала ПОВ. Офицер польской армии перебежчик ИГНАТОВИЧ показал, что переброшен на нашу территорию польской военной разведкой, назвал польские шпионско-диверсионные **резидентуры** в Минске, Астрахани, Омске, Бийске.

13.09.37 г.

ГОРБАЧ

АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 254. Л. 193—195. Подлинник. Машинопись.

На первом листе имеется резолюция: «Т. Ежов! Надо выяснить вопросы (смотри в тексте записки Горбача). Ст».

На полях имеются рукописные пометы Сталина:

*—* «что за группы шпионов?»

**—** «кого именно назвал?»

Спецсообщение Н.И. Ежова И.В. Сталину с приложением копии телеграммы Л.Б. Залина о результатах польской

операции а Казахстане

Источник информации — http://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/61190

19.09.1937

№ 60217

Совершенно секретно

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ

Направляю копию телеграммы № 2222 Народного Комиссара Внутренних Дел Казахской ССР тов. ЗАЛИНА.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР ЕЖОВ

ШИФРОВКА

Из Алма-Аты

НАРКОМУ ВНУДЕЛ т. ЕЖОВУ, зам. наркома т. БЕЛЬСКОМУ,

3-й отдел т. МИНАЕВУ

По состоянию на 15 сентября по Казахстану по польской операции арестовано 405 человек, в том числе по Турксибу — 49 человек, 2 по войскам НКВД, 2 сотрудника НКВД Казахской ССР. Из числа 405 имеем: перебежчиков 210, бывших военнопленных — 2, польского к.-р. актива — 162. В числе арестованных имеем: УВО — 2, ПОВ — 6, ППС — 2, ЭСДЕК — 1, «Ридна хата» — 2, сельроб — 4, стрелец — 2. Имеем признавшихся 44 человека, из них по шпионажу — 30, к.-р. 14. Заслуживающие внимания показания за отчетную пятидневку: 1) Поляк ПЛАШКЕВИЧ НИКИФОР ВИКТОРОВИЧ, бывший административно-ссыльный, в момент ареста без определенных занятий, признался в вербовке в 1927 году в Ленинграде польской разведкой, в Москве польскими шпионами ОШАНИНЫМ, ЕРЛОВИ, ГРУШЕВСКИМ НИКОЛАЕМ, СВИТКОВСКИМ ВЯЧЕСЛАВОМ (Ленинград информирован). В 1933 году, находясь в Хабаровске, был перевербован японской разведкой и имел связь с японским шпионом СИБЛУКОВЫМ Анатолием (Хабаровск информирован), по заданиям иноразведок собирал шпионские сведения об оборонной промышленности, авиамоторостроении. В 1934 году на станции Н.В. Плашкевич совершил диверсионный акт — крушение воинского эшелона. 2) Перебежчик МАЛЬЧЕВСКИЙ МАКСИМ ПЛАТОНОВИЧ (смотрите наш № 2127) признался в вербовке польской политполицией — комендантом местечка Гоша — Жезником. По заданию вербовал лиц для шпионско-террористической деятельности на территории СССР. Им завербованы и переброшены: БОНДАРЕЦ Степан Александрович, СОЛИМЧУК Роман Петрович (арестован), ПАНАЙ Арсений Иванович (устанавливается), ИВАНИН Петр (устанавливается), КУРУНЕЦ Афанасий, с 1935 года работающий на тракторном заводе в Челябинске (Челябинск информирован). В 1935 г. Мальчевский сам по заданию Жезника перешел нелегально в СССР для ведения шпионско-подрывной работы. 3) Поляк РИЗЕНБУРГ Роберт Фридрихович до ареста землеустроитель облЗУ показал, что он действительности являлся польским офицером ЯВОРСКИМ Владиславом Яновичем, завербованным дефензивой в 1920 году и под видом осужденного специально инсценированным судом при отступлении польской армии оставлен в Минской тюрьме, с целью шпионской деятельности на территории СССР при вербовке майором ДОМБРОВСКИМ получил задание по сбору сведений по экономике погранрайонов Украины, железных и шоссейных дорог, подготовке повстанческих кадров. Связи с разведкой поддерживал через Харьковское польское консульство. Последнюю встречу с польским разведчиком КШИВАЦКИМ (разыскивается) имел в июле в 1937 году на станции Уштобе Турксиб. 4) Перебежчик СТАХОВИЧ Андрей Михайлович показал, что он в 1923 году служил в польской полиции и был завербован начальником ЯБЛОНСКИМ для переброски в СССР с шпионско-диверсионной целью. В январе 1924 года СТАХОВИЧ нелегально перешел границу, имея задание в Киеве связаться с ксендзом Сокольским, получил пароль: «Я прибыл из 9 округа» или «Я пришел из Тернополя». У Сокольского получить документы и конкретное задание шпионской деятельности. 5) Перебежчик ПОУХ Вячеслав Осипович показал, что его в сентябре 1931 года работник польской разведки ШАРЕЙКО Станислав завербовал и перебросил в СССР для шпионской деятельности. ПОУХ границу переходил с односельчанином БОЛТАЧ Николаем, водворенным погранохраной обратно в Польшу. ПОУХ получил явку к своей сестре *ДУРМАНДИНОЙ Ефимии и ее мужу ДУРМАНДИНУ Ивану*, проживающим в Бобруйске. Через них должен был связаться и получить конкретные задания резидента польской разведки (Бобруйск информирован). 6) Перебежчик дезертир польской армии ГУРСКИЙ Станислав Иванович он же КИЛЕЩИК Франц Иванович показал, что в 1924 году, служа в погранкомендатуре Сарпенского округа, был завербован на загранработу Шепетовским погранотрядом, после провала был перевербован ротмистром ЗЕДЕНСКИМ и переброшен в СССР с заданием воспользоваться доверием советских пограничных органов осесть в Шепетовке, где устроиться на работу на железнодорожном транспорте и организовать конспиративную квартиру для польской разведки.

15.09. № 2222

ЗАЛИН

АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 254. Л. 216—220. Подлинник. Машинопись.

На первом листе имеется рукописная резолюция: «Ежову. Надо арестовать кой-кого (см. в тексте). Ст.».

*—* на полях имеется помета: «Ар.».

Спецсообщение Н.И. Ежова И.В. Сталину с приложением копии телеграммы К.Н. Валухина о ходе польской

операции а Омской области

Источник информации — http://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/61217

23.10.1937

№ 61299

Совершенно секретно

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ

Направляю копию телеграммы № 976 нач. УНКВД по Омской области тов. ВАЛУХИНА.

Народный комиссар внутренних дел СССР ЕЖОВ

НАРКОМУ ВНУДЕЛ тов. ЕЖОВУ

По состоянию на 20 октября по польской линии арестовано 577 человек, из них польских перебежчиков — 379, военнопленных — 35, политэмигрантов и политобменных — 12, членов ППС — 9, польской нац. к.-р. — 142. Из этого количества работали в армии — 3, в оборонной промышленности — 31, на транспорте — 171, не оборонной промышленности — 97, в колхозах, совхозах, учреждениях — 275. Сознались в к.-р. шпионской деятельности 57. Закончено следствием 93 дела на 165 человек, из них 21 дело на 29 человек по линии ДТО. Польский перебежчик СТРИШКЕВИЧ Михаил Иосифович признался в шпионаже, сказав, что завербован польским офицером САВЛЕВИЧЕМ и в 1931 г. переброшен на нашу территорию. Польский разведчик БЕХЛЕР признался в шпионской деятельности, указав, что завербован в 1932 г. и получил явку к ГРИНГОЛЬЦ, проживающему в Киеве.

ВАЛУХИН

АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 254а. Л. 6—7. Подлинник. Машинопись.

На первом листе имеется рукописная резолюция: «Надо арестовать Грингольца. И. Ст.».