О. В. Аксенова
Принципы римского права
Аксенова О. В., Академия управления «ТИСБИ». Опубликовано : Вестник ТИСБИ. — 2007. — № 1. Полный текст документа: URL: http://law.edu.ru/doc/document.asp?docID=1263556
Для древних римлян, которым был присущ органический, целостный взгляд на мир, Вселенная («божественный космос») представлялась в качестве живого организма, в котором человеку также отведено определенное место. Поэтому право для них в онтологическом аспекте представало, прежде всего, как часть жизненного процесса, направленного на поддержание и упорядочение социальной жизни, придание ей высшего смысла. Государство как «общий правопорядок» с его установлениями и законами является, как указывал Цицерон, по своей сущности воплощением того, что по природе есть справедливость и право. Поэтому «человеческие установления» (политические учреждения, писаные законы и т.д.) должны соответствовать справедливости и праву, «ибо справедливость и право не зависят от мнения и усмотрения людей».
Римские юристы, видевшие в справедливости онтологическую и аксиологическую основу права, считали справедливость идеей, идеалом права, а само право — целенаправленным движением к достижению справедливости. Именно этим объяснимо высказывание Ульпиана в 1-й книге Институций, ошибочное с этимологической точки зрения, но абсолютно верное в смысле его соответствия исходным представлениям о праве как справедливом явлении: «Изучающему право надо прежде всего узнать, откуда произошло слово «право». Право получило свое название от слова «справедливость», ибо, согласно превосходному определению Цельса, право есть искусство доброго и справедливого (Iusestars boni et aequi)».
Однако римское понятие справедливости нельзя полностью соотносить с ее современным пониманием, более того, ряд моментов позволяет говорить об ином видении справедливости в античности. Прежде всего, следует указать, что римское право использует два разных термина, которые на русский язык чаще всего переводятся одним словом — «справедливость». Так, Институции Юстиниана открываются определением Ульпиана, объясняющим, что такое iustitia, обычно переводимое как «справедливость». Однако заметим, что более предпочтительным представляется перевод iustitia словом «правосудие», хотя и оно в полной мере не передает точного смысла латинского слова: русское «правосудие» означает «деятельность судебных органов, cправедливое решение дела, спора», тогда как латинское iustitia, по сути, обозначает сферу, область действия ius (права). Iustitia, по определению Ульпиана, — «это постоянная и неизменная воля вменять каждому свое предписание — ius», поэтому юриспруденцию («мудрость, знание права») он определял как «познание божественных и человеческих дел, а также знание справедливого и несправедливого».
Другое понятие, которое также переводится на русский язык как «справедливость», — это аequitas, точное значение которого — «равномерность, соразмерность, равенство». В приложении к правовым явлениям в римской юриспруденции это понятие приобрело значение «справедливость», явившись конкретизацией понятия справедливости, обозначаемого словом iustitia. Это объясняется тем, что iustitia как общий принцип римского права включал в себя, согласно воззрениям Платона, Аристотеля, Цицерона, философов стоицизма, оказавших влияние на римских юристов, момент равенства, соразмерности (то, что именуется в русском языке латинизмом «эквивалентность») в человеческих взаимоотношениях.
Aequitas являлась важнейшим принципом создания и толкования римского права, хотя римские юристы теоретически его не разработали и даже не дали определения. Творческий характер принципа aequitas проявлялся тогда, когда необходимо было разрешить противоречие между устоявшимся применением права и конкретным нестандартным случаем. Aequitas «»контролирует» право и по мере возможности смягчает его суровость.
Для законодателя aequitas означает «применение равного масштаба» — общего блага всего народа — к различным субъектам. Допускается наделение отдельных групп преимуществами, но лишь для укрепления общего блага. Для юристов-практиков действие данного принципа означает руководство не буквой, а смыслом закона, согласия решения, вывода со смыслом и идеей норм права[1].
Там, где нового толкования уже было недостаточно, необходимо стало изменить норму, правовое состояние. И в этом случае в области правотворчества аequitas помогала реализовать важные экономические, социальные и этические моменты, приспосабливая действующее право к изменяющимся условиям общественной жизни, сохраняя его жизнеспособность. Римский законодатель и претор, формулируя и применяя нормы права, оценивали эти нормы и саму реальность в свете социально-этических ценностей и идеалов.
Кроме принципов, Институции Юстиниана формулируют предписания права (iurispraecepta). Первое предписание — «honestevivere», обычно переводимое, как «честно жить». Латинское honeste («достойным уважения образом, достойно, с честью») является однокоренным словом с понятием honor, которым обозначалась одна из главных ценностей римского общества и включала в себя, помимо понятия «честь», значения: «слава; почетная должность, государственный пост; почетная награда, награждение; благодарственная церемония, воздание хвалы». Сопоставительный семантический анализ русских и латинских лексем наглядно подтверждает, что если русское «честно» соотносится с моральными качествами человека, достойными уважения, то латинское honor корреспондирует, прежде всего, оценке личности обществом как гражданина и выдвигает требования к определенному образу действий, соответствующему системе римских ценностей. Поэтому латинское honestevivere означает «жить, соответствуя римскому образцу гражданина», и в этом проявлялось отражение «общественности» мировоззрения римлянин, их устремленности, прежде всего, к общественному бытию. При этом предписание права honestevivere было не просто дидактическим наставлением: римское право достаточно последовательно проводило это положение в жизнь, применяя к каждому конкретному лицу высокий этический критерий «поступать в соответствии с честью» для разрешения любых ситуаций. Так, римский юрист Юлий Павел отмечал: «Бесчестно назначать императора наследником вследствие судебного спора, ибо не подобает, опираясь на величество императора, приобретать возможность творить несправедливость».
В римской системе ценностей «соответствующей чести» должна быть не только жизнь, но и смерть человека, и это положение также находило свое выражение в праве. Так, имущество самоубийцы, если он лишил себя жизни из-за какого-либо совершенного им позорного деяния, переходило к фиску. В случае же самоубийства по причинам «отвращения к жизни, стыда из-за задолженности, плохого здоровья» имущество фиском не востребовалось, а наследовалось в обычном порядке.
Второе предписание римского права alterumnonlaedere имеет перевод — «никому не вредить», но латинское alter — это не просто «кто-либо другой» («всякий человек в отношении к другому»), а «равный, второй такой же, сходный», иначе говоря — «свой» как антитеза «чужому». «Чужими» были, прежде всего, чужеземцы, и показательно, что латинским словом hostis римляне обозначали и гостя, и чужестранца, и врага. Соответственно любой иностранец, кроме латинов (жителей латинских общин, входивших вместе с римлянами в состав Латинского союза), рассматривался в Риме как потенциальный неприятель, стоящий вне правового общения, который мог быть захвачен в плен и таким образом превращен в раба, а определенную защиту он мог приобрести только путем клиентела.
«Чужими» также становились римляне, которые утрачивали римское гражданство либо вследствие того, что попали в плен, либо отлученные за преступление от совместного проживания с согражданами (interdictio aquae et ignis) и удаленные в изгнание. Примечательно, что в случае возвращения такого изгнанника в Рим любой римлянин мог убить его, и такие действия были санкционированы государством.
Что касается глагола laedere, то его значение «причинять вред» относится не просто к абстрактному вреду, вреду вообще, а имеет тот смысловой оттенок, который доминирует у Цицерона, Горация, Саллюстия и который можно перевести на русский как «оскорблять своими действиями, дурно влиять». Не случайно понятие государственной измены связано у римлян с laesamaiestas — «оскорблением величия римского народа».
Таким образом, alterumnonlaedere — не абсолютная нравственная максима («никому не вредить»), а строго конкретное предписание по поводу недопустимости неблаговидных, с точки зрения римского общества, действий в отношении сограждан.
Следует отметить, что принцип alterumnonlaedere обнаруживает несомненную связь с известным определением Цицерона, в котором он объясняет, что справедливость (iustitia) требует не вредить другим (alterumnonlaedere). Cовершенно очевидна не только близость, но и текстуальное совпадение идей Цицерона с принципами права Юстиниана, из чего следует вывод о том, что эти цицероновские идеи были почти дословно воспроизведены римскими юристами.
Что касается третьего предписания права: «каждому свое», которое можно найти и у других римских авторов, то трудно не заметить здесь влияния известной идеи Платона о справедливости, которая состоит в том, чтобы каждому воздать должное. Справедливость, по Платону, — это тот аспект в отношениях между людьми, который укрепляет общество и положение каждого индивида в нем. Одно из важнейших конкретных проявлений основного принципа справедливости «воздать каждому свое» Платон видел в том, чтобы каждый в силу того, что люди различаются по своим природным способностям и склонностям, занимался только своим, свойственным ему делом, не мешая другим делать то же самое. При этом самым главным, позволяющим государству оставаться здоровым, Платон полагал единство жизненных целей граждан и сословий, согласование между собой всех этих дел, которые бы служили к удовлетворению разумных потребностей, возникающих в обществе.
В юридической литературе указывается, что сформулированное требование Ульпиана «предоставлять каждому свое право» является основным принципом естественного права не только римских юристов, но и многочисленных предшествующих и последующих представителей естественно-правовой доктрины, отправной точкой которого было формальное равенство граждан перед законом, правом[2].
Действительно, римские юристы проводят мысль, что рабство есть только установление положительного права, которое противоречит требованиям естественного права. Так, например, Ульпиан говорит: «Что касается цивильного права, то в нем рабы не являются субъектами прав; однако не так по естественному праву, ведь что касается естественного права, то здесь все люди равны» (Д.50,18,32). Трифонин также указывает: «Свобода исходит из естественного права, а господство (dominatio) из права народов (exiuregentium) введено» (Д.12,6,66).
Однако представляется, что римские правовые принципы далеки от признания тезиса античных софистов об исходном естественном равенстве всех людей, а базируются на признании исходного разнообразия способностей и нравственных качеств людей и их природного неравенства. Римлянам близка платоновская органическая теория общества, согласно которой каждый индивид и каждое сословие выполняют в обществе свою социальную функцию, раскрывая при этом все свои возможности. Поэтому справедливость состоит не в применении равного мерила к различным индивидам, а в соответствии той мере, в которой каждый индивид и социальная группа содействуют благополучию общества.
Рабство же, как считал, например, Цицерон, обусловлено самой природой, которая дарует лучшим людям владычество над слабыми для их же пользы. Рабство «справедливо потому, что таким лицам рабское состояние полезно и это делается им на пользу, когда делается разумно. То есть, когда у бесчестных людей отнимут возможность совершать беззакония, то угнетенные окажутся в лучшем положении, между тем как они, не будучи угнетены, были в худшем. Господин так же правит рабом, как лучшая часть души (разум, мудрость) правит слабыми и порочными частями души (страстями, гневом и т.п.). К рабам следует относиться как к наемникам: требовать от них соответствующей работы и предоставлять им то, что полагается»[3].
Считается, что эти суждения противоречат высказанным Цицероном же общим положениям о том, что по природе «все мы подобны и равны друг другу», что между людьми никакого различия нет, что человек — «гражданин всего мира, как бы единого града». Однако противоречия тут нет: мир, по представлению Цицерона, имеет определенную иерархию, идеи о которой он и развивает в своих трудах. Например, Цицерон, выдвигая тезис о «великом равенстве» (aequabilitasmagna) как достоинстве смешанного устройства государства, не только не сводит его к какой-либо унификации, но и не вкладывает в это понятие смысл юридического равенства, равенства прав. Для Цицерона важен, прежде всего, учет вклада каждого в общее дело, определение различий «по достоинству», от которых проистекают льготы и преимущества. Если же людям, занимающим высшее положение, и людям, занимающим низшее положение, оказывается одинаковый почет, то само равенство в высшей степени несправедливо: «…само равенство несправедливо, если при нем нет ступеней в общественном положении», и именно «безумие и произвол толпы» при таком равенстве послужили причиной того, что община афинян «не могла сохранить своего блеска»[4].
Сенека также признавал рабство как социально-политический институт, призывая к гуманному обращению с рабом как с духовно равным субъектом, тоже основываясь на философском понимании рабства: все люди равны потому, что все — «сотоварищи по рабству», поскольку одинаково находятся во власти судьбы. «Покажите мне, кто не рабствует в том или другом смысле! Этот вот — раб похоти, тот — корыстной жадности, а тот — честолюбия… Нет рабства позорнее, чем рабство добровольное»[5].
Римские юристы, обращая внимание на то, что естественное право исходит из свободы и равенства всех людей, признавали, тем не менее, закономерным то, что собственно право (в римском правопонимании отсутствовало специальное понятие позитивного права) базируется на различиях, в чем они и видели воплощение идеи общественного порядка и стабильности.
Римское право по своей сути отвергает равенство всех перед законом, подтверждая это всеми положениями, т.к. право, применяя равную мерку к индивидам, отличающимся друг от друга и физически, и умственно, и нравственно, нарушает, по мнению римлян, справедливость, которая заключается в том, что лучшие должны получить лучшее, а худший — худшее. Поэтому у римских философов и юристов, согласных в этом вопросе с Платоном и Аристотелем, можно найти утверждения, оправдывающие рабство. Согласно им, человеку, который не умеет подчинять свои чувственные вожделения разуму, «надлежит быть рабом» того, у которого руководящее начало разумное, таким образом, понятие рабства представлено не только в точном смысле этого слова, но и несколько расширительно. При этом подчеркивается, что хозяин должен осуществлять свое господство над рабом в интересах самого раба.
Таким образом, в римском праве нашли отражение философия избранности и элитарность римского сознания, которые воплощены в его принципах и предписаниях. О том, что в римском праве не было формального равенства, говорит хотя бы тот факт, что все социальные институты Древнего Рима, включая право, были созданы без учета интересов женщин и в открытой форме были направлены на защиту и поддержание господства мужчин. Такая трактовка справедливости, обусловленная элитарностьюантичного мировоззрения и социальной жизни, неприемлема в современном демократическом обществе, в котором ни один человек не может быть признан менее ценным, чем кто-либо другой. Современное понимание справедливости требует свободы для всех людей, тогда как в античности даже демократическое общество было элитарным, и из свободных только самые обеспеченные обладали досугом, который они могли посвятить изучению «свободных» наук (свободных от утилитарности) и занятиям политикой.
Традиционно государственное устройство Рима определяется как аристократическое, на что указывает как сама социальная, так и политическая структура римского общества. Уже в самих юридических нормах прослеживается присутствие в римском праве отдельных элементов аристократической римской идеологии. Особенно это видно в законах «о должностных лицах» (магистратах), в которых присутствует сугубо аристократический принцип их комплектования. Однако «Рим не погряз в сословном аристократизме, а способности и заслуги hominisnovi («нового человека») могли дать дорогу к власти»[6].
В социальной структуре Рима в период империи появилась градация на honestiores («уважаемые, почтенные») и humiliores («низкого происхождения»). Honestiores были граждане Рима, принадлежавшие к высшим социальным слоям: сенаторы, всадники, декурионы в провинциальных городах. Humiliores были гражданами низших общественных категорий (плебс). Со II в. эти, ранее только социальные термины приобрели юридическое значение: карательные санкции против humiliores были строже, чем для представителей высших слоев — где первым грозила смертная казнь, вторым — изгнание; где первым — квалифицированная смертная казнь, вторым — обычная и т.д. Такие наказания, как распятие на кресте, растерзание дикими зверями, работа на рудниках, были допустимы только для humiliores.
Таким образом, принципы римского права, координирующие содержание и направленность правовых норм, исходили из особого понимания справедливости, лежащей в основе общественной идеологии и права, основой которой было «служить общей пользе». Для римской юриспруденции позитивное право, как можно понять из предписаний права, содержит в себе элемент несправедливости, поскольку его основу составляют абстрактные нормы, а справедливость, по мнению римских юристов, конкретна и продиктована целью стабильности социальных отношений.
[1] См.: Хвостов В.М. Система римского права: Учебник. — М., 1996. — С.18-19.
[2] См.: История политических и правовых учений: Учебник для вузов / Под общ. ред. В.С. Нерсесянца. — М.: НОРМА (НОРМА — ИНФРА·М), 2001. — С. 97.
[3] См.: Цицерон Марк Туллий. О государстве. О законах. О старости. О дружбе. Об обязанностях. Речи. Письма. — М.: Мысль, 1999. — С. 312.
[4] См.: Цицерон Марк Туллий. О государстве. О законах. О старости. О дружбе. Об обязанностях. Речи. Письма. — М.: Мысль, 1999. — С. 66, 70.
[5] См.: Сенека Луций Анней. Нравственные письма к Луцилию. — Антология мировой философии: В 4-х т. — Ч. I. — М., 1969. — Т. 1. — С. 509.
[6] Зелинский Ф.Ф. Римская империя. — СПб.: Алетейя, 2000. — С. 124.
Источник информации:
Сайт Академии управления ¨ТИСБИ¨ (Татарский институт содействия бизнесу). Вестник ТИСБИ. ( http://www.tisbi.ru/science/vestnik/2007/issue1/Low2.htm )
Информация обновлена:10.10.2007
Леонид Кофанов, доктор юридических наук
НАСЛЕДИЕ РИМСКОГО ПРАВА
(экскурс по истории права)
URL: http://www.senator.senat.org/roma.html
Леонид КОФАНОВ — профессор, доктор юридических наук Авторитет, которым римское право обладало в Европе на протяжении столетий, можно считать уникальным явлением. На первый взгляд, его распространение в странах античной и средневековой Европы является следствием длительного политического господства Рима и влияния христианства. Однако глубочайшее проникновение этого юридического института в национальные культуры всего цивилизованного мира нельзя объяснить лишь внешними причинами. Скажем, христианство взяло на вооружение институты римского права потому, что оно содействовало успеху распространения учения Христа, отражая в правовой сфере идеи всеобщей справедливости и универсализма. Римское право само по себе обладало рядом внутренних черт, привлекавших к нему обитателей Европы. Кроме того, вполне можно предположить, что римское право не являлось продуктом творчества лишь одного народа – римлян, а вобрало в себя весь многовековой и позитивный юридический опыт древних культур Средиземноморья.
Каковы были эти внутренние свойства римского права, в чем состояла их привлекательность? Попробуем ответить на этот вопрос, рассмотрев некоторые особенности формирования римского права и его распространения в древней Европе.
ЗАКОНЫ ЛИКУРГА И СОЛОНА
Рим всегда был более или менее открытой общиной, принимавшей новых граждан независимо от их этнического и религиозного статусов. Недаром древние авторы удивлялись, что римляне даже из рабов делают граждан, готовых защищать свое новое отечество. Римское гражданство было предметом особого вожделения многих средиземноморских народов, и римляне стремились обеспечить им, по крайней мере, сильнейшую часть народа, который подпадал под их влияние. Итог такой политики известен: все жители необъятной Римской империи стали ее гражданами.
Принцип впитывания, органического присоединения к себе всего объективно полезного господствовал не только в системе римского гражданства. Вся римская культура – это глубокий органичный синтез элементов культур самых разных средиземноморских народов. Римский автор Симмах писал: «Оружие мы заимствовали у самнитов, знаки отличия – у этрусков, а законы – из обители Ликурга и Солона».
В современной популярной и даже научной литературе довольно часто встречается весьма низкая оценка вклада римлян в античную культуру. Якобы римляне были простыми эклектиками, не дали миру ничего или почти ничего ни в искусстве, ни в философии, ни в науке. Безусловно, римляне были весьма восприимчивы к чужим культурам, однако они не слепо заимствовали достижения других народов, а синтезировали их, творчески перерабатывая и вбирая самое ценное. Эта открытость свидетельствует не о слабости, а об огромном позитивном потенциале самой римской культуры, способной вобрать в себя и переварить столько чуждых элементов, придав им новые черты, очищенные от узко национальных или кастовых интересов или ограничений.
Именно так обстояло дело и в римском праве, где римляне в синтезе узконациональных и общеевропейских универсальных институтов достигли наивысших результатов. Античная историческая традиция утверждает, что римляне довольно часто для управления государством и написания законов приглашали представителей соседних народов. Широко известно сакральное законодательство VIII века до Рождество Христова, сабинянина Нумы Помпилия, законы этруска с греческими корнями Тарквиния Древнего и сына рабыни то ли этрусского, то ли латинского происхождения – Сервия Туллия (Dionys), деятельность грека Гермодора Эфесского в составлении законов XII таблиц. При этом у римлян, в отличие от многих других народов древности, занятия правом и юридической практикой были весьма почитаемым видом деятельности, указывающим на аристократический статус.
Заимствования римлянами юридических норм из законодательств иных народов также были весьма обширны. Известно, что уже в царский период римляне переняли право фециалов у народа фалисков, известных своей справедливостью в трактовке международных договоров, в актах заключения мира и войны. Несколько столетий спустя, в 451 году до Р.Х., уже децемвиры при составлении XII таблиц вновь обратились к международным законам фалисков. А многие установления о характере царской власти, кстати, вместе с атрибутикой, были заимствованы римлянами у этрусков. Особенно многочисленными были обращения к греческому праву.
Повествуя о создании законов XII таблиц, древние авторы единогласно утверждают, что римляне чуть ли не целиком взяли наиболее знаменитые в середине V века до Р.Х. законы Солона из Афинского полиса. Децемвирами использовались и так называемые «законы Ликурга» из Спарты, и правовые нормы некоторых южноиталийских греческих полисов. Несомненно, и некоторое влияние в III-II веках до Р.Х. отдельных правовых норм карфагенян, по крайней мере, в области земельного права.
Приведенные факты вроде бы не свидетельствуют об оригинальности римлян в области права. Однако те же законы XII таблиц, служившие на протяжении столетий основным и единственным сводом римских законов, являлись, по меткому выражению Тита Ливия, «основным источником публичного и частного права», и включали в себя все важнейшие нормы обычного права самих римлян, относящиеся к царскому периоду и началу республики. Практически все из заимствованных норм были, что называется, «творчески переработаны, систематизированы и органически вписаны» в собственно римские обычаи.
Именно этот творческий подход римлян позволил Цицерону через 400 лет сказать: «Оттого-то знание права и доставит вам радость и удовольствие, что вы увидите, насколько наши предки оказались выше всех народов государственной мудростью; достаточно сравнить наши законы с их Ликургом, Драконтом, Солоном. Нельзя даже поверить, насколько беспорядочно – прямо-таки до смешного – все право кроме нашего. Об этом я не устаю твердить каждый день, противопоставляя мудрых наших соотечественников всем прочим людям и особенно грекам».
Главное, что отличало право римлян от законов других народов – это его систематизация. На системе римского права следует остановиться особо. Цицерон в своем трактате «Об ораторе» устами Красса утверждает: «Нет науки более легкой для изучения, чем гражданское право». Но тут же оговаривается: «…однако большинство считает иначе».
Мнение большинства основывается на многочисленности законов и юридических комментариев к ним. Цицерон же апеллирует к системности и ясности принципов римского права: «Понять и изучить это право легко, если овладеть общими началами, на которых строится всякая наука».
Несомненной удачей римлян в построении свода законов стало обращение к древним принципам религиозно-философского мироздания (в частности, к авгурской науке предвидения и философии Пифагора). Конечно, очередное хаотичное накопление новых правовых норм вновь ставило задачу их систематизации. Но римляне, будучи хорошо знакомы с системными принципами, рано или поздно справлялись с этой задачей. Так произошло и с преторским эдиктом, систематизированным во II веке, и со всей огромной массой римских юридических сочинений и императорских конституций, систематизированных императором Юстинианом в знаменитом Corpus iuris civilis.
ПРАВО РИМА – ПРАВО НАРОДОВ
Основные системные принципы построения римского права сформировались уже на раннем этапе, в VII-V веках до Р.Х. Еще более широкими и глубокими они стали в следующем периоде, который обычно связывают с интенсивным развитием в IV-I веках до Р.Х, так называемого, «преторского права». Черты этого времени связаны со стремительным превращением Рима в Средиземноморскую державу, объединившую в своей империи десятки разных народов.
Обилие судебных тяжб заставило римлян в 366 году до Р.Х. ввести особую должность судебного магистрата – городского претора, разбиравшего иски граждан. В 247 году до Р.Х., когда во время первой Пунической войны Рим был наводнен иностранцами, была введена должность претора перегринов, в обязанности которого входило разбирать споры как между римскими гражданами и перегринами, так и между самими перегринами.
Деятельность претора перегринов основывалась не на цивильном праве, а почти исключительно на так называемом ius gentium – праве народов. Это право формировалось на международных мирных договорах и торговых соглашениях. В отдельных случаях преторы были вынуждены учитывать и действующие законы других стран. Таких дел было достаточно много, решать их следовало быстро – за 10 дней, а нормы различных стран часто противоречили друг другу и римским законам. Поэтому у преторов возникла необходимость в выработке некоторых общих универсальных юридических принципов справедливости в судебных решениях, которые удовлетворили бы интересы представителей различных стран. И такие принципы были найдены – это был особый раздел римского права ius gentium.
К вопросам права народов римские юристы относят почитание богов, родителей и отечества, защиту прав человеческой личности, манумиссии, международные договоры, раздел имущества, установление границ, строительство зданий, торговые сделки, договоры найма и обязательства, не регулирующиеся цивильным правом. Сфера применения права народов была достаточно обширна, и, соответственно, не менее обширным было его влияние на собственно римское цивильное право.
«Подобно почитанию Бога мы должны повиноваться родителям и родине… Мы должны отражать насилие и противоправность, ибо правом установлено, что если кто-либо сделает что-либо для защиты своего тела, то считается совершившим правомерный поступок; и так как природа установила между нами некое родство, то, следовательно, противоправно, когда один человек строит козни другому…
Освобождение от рабства относится к праву народов… так как по естественному праву все рождаются свободными… Этим правом народов введена война, разделение народов, основание царств, разделение имуществ, установление границ полей, построение зданий, торговля, купли и продажи, наймы, обязательства за исключением тех, которые введены в силу цивильного права».
Право народов формировалось и развивалось благодаря преторскому эдикту, включавшему и судебные решения преторов перегринов – edictum provinciale. Цивильное право также оказывало влияние на ius gentium через отдельные институты и систему в целом. В то же время многие принципы права народов активно проникали и в деятельность городского претора, и в судебные дела римских граждан. Спор между цивильным правом, требовавшим придерживаться буквы закона, и преторским, строившимся под влиянием ius gentium на универсальных принципах всеобщей справедливости, то есть духа закона, решался преимущественно в пользу последнего.
Второй период развития преторского эдикта еще более обогатил римское право и сделал его действительно универсальным для всех народов Средиземноморья. Римское право давало реальную защиту подданным Римской империи от произвола римских наместников, о чем свидетельствуют многочисленные судебные процессы I веке до Р.Х., в частности, знаменитое дело «Против Вереса». Окончание в начале II века разработки преторского эдикта и издание edictum perpetuum объективно подталкивало процесс распространения римского гражданства на всех подданных империи, что и случилось в 212 году. На этом завершился второй этап развития римского права.
Заимствования имели место и в более поздний период, относящийся ко времени несомненного господства законодательной деятельности римских императоров – к III-VI векам. Это влияние было менее явным, но зато гораздо более обширным. Наиболее значимым является официальное признание императорами христианской религии, принципы которой существенно отличались от принципов римского права.
Однако за последний век существования Западной империи римское право сумело органично слить сакральные институты языческой юридической науки и христианской морали. Настолько, что сама церковь стала строить свою деятельность не только на нормах Священного писания, но и римского права. Содержится это и в знаменитом тезисе из Corpus iuris canonici: «Церковь живет по римскому закону».
Это влияние было обоюдным, о чем свидетельствует I книга Кодекса Юстиниана. Для римского права идея христианской справедливости и равенства людей перед Богом не была абсолютно новой, так как вполне вписывалась в блестяще изложенные Цицероном еще в I веке до Р.Х. взгляды римлян на ius divinum и божественное происхождение права. Гармоничное существование христианской морали и римского права позволило последнему выжить, даже когда Рим погиб под натиском варваров. По меткому выражению Блаженного Августина, «На место града земного пришел град Божий». Римским правом руководствовались и в эпоху так называемых «темных веков», когда Европа, имея высокое финансово-экономическое развитие, не очень нуждалась в глубоких разработках институтов купли-продажи, найма, подряда, кредита и других.
Удивительно, но уже в VI веке германские племена стали активно реципировать, хотя и в весьма усеченно, римские юридические нормы. Завоеватели западного Средиземноморья очень быстро оказались во власти римского права. Такой же процесс происходил и в восточном Средиземноморье: не раз совершавшие на Византию набеги славянские племена в X веке вместе с христианством добровольно заимствуют и римское право. Можно сделать вывод, что сила всякой правовой культуры состоит не столько в ее оригинальности и исключительности, сколько в восприимчивости к чужому опыту, в способности вырабатывать ясные системы, строящиеся на понятных, и поэтому универсальных, принципах справедливости.
БИБЛИЯ ЮРИСТА
Особого внимания заслуживает судьба Corpus Iuris Civilis Юстиниана, который на протяжении всего Средневековья и Нового времени был важнейшим источником права для многих европейских стран. К слову сказать, именно древнерусский перевод Новелл Юстиниана является древнейшим из известных переводов законодательства Юстиниана на иностранный язык. Особенно значимы Дигесты Юстиниана, которые в Средние века называли «писанным разумом». Они играли, и отчасти до сих пор играют, роль «Библии юриста». Дигесты – это сборник тысяч казусов, созданных как воображением римских юристов, так и взятых из реальной жизни. Их изучение позволяет правильно понять суть многих юридических институтов древнего Рима. Наконец, Дигесты являются источником богатейшей юридической лексики латинского языка.
И в Западной Европе, и в России юристы (особенно цивилисты) всегда сохраняли и продолжают сохранять глубокое уважение к римскому праву как основе всего современного европейского права. Однако научная юридическая школа римского права перестала существовать еще в 50-е годах XX века. С другой стороны, российские историки – Н.А. Машкин, Е.М. Штаерман, И.Л. Маяк и другие, сохранили научную школу изучения римских источников права. Но историки порой недооценивали как самих источников, так и необходимость глубоких знаний римского права. Поэтому они не всегда правильно интерпретировали язык римских юридических понятий и терминов. Филологи-классики, в свою очередь, почти не занимались юридической латынью, достаточно далекой от их традиционных научных лингвистических интересов.
Еще в середине XX века российские юристы в главе с профессором И.С. Перетерским проделали гигантскую работу по переводу Дигест Юстиниана на русский язык. Перевод был издан много лет спустя, только после смерти И.С. Перетерского. К тому же он включает в себя фрагменты только первых 26 книг и составляет не более 15% от общего объема Дигест Юстиниана. У специалистов по романским культурам до сих пор популярен базовый учебник римского права, изданный еще в середине прошлого века коллективом ученых под редакцией И.Б. Новицкого и И.С. Перетерского.
Безусловная заслуга историков состоит в том, что они никогда не переставали работать с источниками, публикуя новые переводы римских юридических памятников. Именно историки были инициаторами переиздания известного латино-русского юридического словаря Ф. Дыдынского.
Все это стало базой, позволившей группе историков, юристов и филологов-классиков, объединенных в Центре изучения римского права, начать работу по переводу всей массы Дигест Юстиниана. С самого начала работы переводчики и редакторы столкнулась с целым рядом проблем. Ведь юридическая латынь Дигест Юстиниана – это особый язык, понять и правильно интерпретировать который возможно лишь при глубоком знании не только грамматики, исторических реалий, но и всей системы римского права. Неточное понимание отдельных юридических терминов ведет к искажению смысла целых кусков юридических текстов. С этой проблемой столкнулись не только российские переводчики Дигест, но также их итальянские, английские и немецкие коллеги. Как справедливо отметил профессор Сандро Скипани, ссылаясь на слова древнегреческого переводчика Бен Сиры, «при всяком переводе на другой язык часто теряется сила (potenza) слова первоисточника, особенно если речь идет о юридических терминах, несущих в себе определенную правовую концепцию».
КАЗУСЫ ИЛИ «ПОЛЕЗНЫЙ ИСК»
Важной целью и одновременно проблемой перевода Дигест является поиск соответствующего русского эквивалента каждому латинскому юридическому термину. Порой приходится вводить в современный русский язык для обозначения некоторых важнейших римских юридических понятий принципиально новые русские термины. Прямой перевод некоторых терминов не всегда возможен, в этих случаях каждый раз приходится решать конкретную проблему в индивидуальном порядке. В качестве примера можно привести термин actio utilis, дословный перевод которого как «полезный иск» не только не отражает содержание термина, но и вводит читателя в заблуждение относительно истинного его значения. На сегодняшний день в русском тексте Дигест имеется две вариации перевода actio utilis: «иск по аналогии» по предложению историков и «производный иск» по предложению юристов.
Необходимо было также скорректировать некоторые уже принятые ранее неточные переводы юристов. Так, например, первоначально переводчики в выборе русских эквивалентов латинским юридическим терминам ориентировались на уже имеющийся перевод И.С. Перетерского. Однако при всем уважении к выдающемуся российскому ученому необходимо отметить, что далеко не во всех случаях его перевод того или иного термина является правильным. Например, И.С. Перетерский всегда переводит термин pactum как «договор», что в некоторых случаях приводит к абсурду отдельные утверждения римских юристов. Так, фраза ne ex pacto actio nascatur переводилась бы как «из договора иск не возникает», что прямо противоположно смыслу данного утверждения римского юриста. Соответственно, везде при употреблении термина pactum он переводился словом «соглашение».
Переводы историков тоже не всегда отличаются точностью, что, как правило, связано с недостаточным знанием римского частного права. Так, например, историк Е.М. Штаерман переводил термин proprietarius как «владелец», а термин possessor как «собственник», не улавливая огромной разницы между институтами собственности и владения.
С этой же проблемой незнания римского частного права связаны и ошибки переводов филологов-классиков. Они, стремясь к унификации перевода, забывают, что один и тот же термин в разных контекстах имеет иногда прямо противоположное значение. Термин lex не всегда означает «закон». В юридических текстах он может означать, например, и дополнение к основному договору или соглашению сторон. Весьма характерен в этом смысле термин socius, значение которого может значительно меняться в зависимости от контекста. Наиболее нейтральный его перевод на русский язык – это слова «товарищ» или несколько устаревшее «компаньон». Однако в зависимости от контекста он может переводиться как «совладелец», так и «сособственник».
Грамматика юридической латыни имеет некоторые свои особенности, которые порой ускользают от филологов. Например, право не любит сослагательного наклонения, поэтому конъюнктив во многих случаях следует переводить будущим временем, особенно в конструкциях «если…, то…». Вообще, главное в юридическом тексте – это адекватное отражение смысла текста, а не буквальный перевод, часто искажающий или затемняющий смысл первоисточника. Здесь хотелось бы повторить цитату из Иеронима, удачно примененную Сандро Скипани по отношению к главной цели перевода Дигест на современный язык: «Одни занимаются слогами и правилами написания, мы же ищем смысла (слов)».
КЛЮЧ ОБЩЕПРАВОВОГО ПРОСТРАНСТВА
Значение русского перевода Дигест для высшего юридического, исторического и филологического образования и русской правовой культуры трудно переоценить. Практически все современное европейское право в основе своей опирается на римское право. Объединение Европы в единое правовое пространство в значительной мере облегчается тем, что юристы этих стран говорят на едином языке основных юридических понятий – языке римского права. До 80% всех юридических терминов в этих странах – это термины римского права.
В современном российском праве юридическая терминология латинского происхождения тоже весьма заметна. Но России как европейской державе сегодня особенно необходимо говорить со странами Европейского союза на одном юридическом языке, поэтому нужно готовить специалистов международного и гражданского права с более глубоким знанием основ. Иногда ссылка на «писаный разум», т.е. на глубоко продуманные, логически обоснованные и выверенные веками постулаты римского права, и сегодня может служить весьма серьезным аргументом при обсуждении международных и общеевропейских правовых вопросов.
В качестве примера жизненности принципов римского права в современных условиях можно привести сборник юридических казусов, выбранных из Дигест Юстиниана (в редакции Мануеля Гарсия Гарридо), ставший в современной Испании бестселлером у далеких от древнеримского права практикующих адвокатов. Действительно, для адвоката не так важно, когда произошел тот или иной казус. Важнее логическое обоснование его разрешения, чем особенно богаты Дигесты Юстиниана.
Сегодня юристы Италии, Германии, Испании, Голландии и Польши работают над идеей более широкого применения принципов римского права в современной практике. Особенно известна книга Райнхарда Циммермана. Отталкиваясь от практики применения так называемого «римско-голландского права» в современной ЮАР, он говорит о желательности и возможности возрождения пандектного права в объединенной Европе в качестве ядра общеевропейского гражданского права. России необходимо присоединиться к этому процессу, а перевод Дигест Юстиниана является именно тем ключом, который должен помочь ей открыть дверь в общеевропейское правовое пространство.
Важность дальнейшей разработки современного римского права связана еще и с тем, что оно находится вне политики и вне ангажированных политических и правовых теорий. Дигесты Юстиниана демонстрируют главенство принципа максимального сочетания общих и частных интересов. Например, российский ученый В.А. Савельев на примере анализа Дигест Юстиниана блестяще продемонстрировал, что в Риме никогда не существовало института абсолютной частной собственности, а защита частных интересов была обусловлена соблюдением правил, в том числе и общественных. Вместе с тем, римское право воспитывает в юристах чувство глубочайшего уважения к правам собственника, истинного хозяина, созидателя. Оно всегда гармонизировало отношения в обществе, направляя его к созиданию, а не самоуничтожению.
Общеправовая культура, владение языком римских юридических терминов важно не только для юристов, но и вообще для гуманитариев. Ведь одна из целей современного гуманитарного образования – это воспитание общества, в котором право является достоянием всех граждан, а не отдельных элит. Хотелось бы верить, что усилия, предпринимаемые российскими юристами и историками для издания Дигест Юстиниана и иных римских правовых источников, издание научного журнала «Древнее право», создание курсов повышения квалификации по римскому частному праву для преподавателей юридических вузов России и стран СНГ будут способствовать росту российской правовой культуры. А возрождение российской научной школы римского права в будущем позволит сблизить правовые системы Европейского Союза и Российской Федерации.
НАШЕ ДОСЬЕ
Леонид КОФАНОВ — профессор, доктор юридических наукОкончил исторический факультет МГУ имени М.В. Ломоносова, был сотрудником Института археологии АН СССР, а после службы в Советской Армии работал в Государственном историческом музее.
Кандидат исторических наук – учился в аспирантуре Института всеобщей истории АН СССР и защитил диссертацию по теме «Долговой вопрос в раннем Риме». С 1992 года и по настоящее время – научный сотрудник Института всеобщей истории РАН. В 1996 году при содействии Института всеобщей истории РАН и Юридического факультета МГУ основал фонд «Центр изучения римского права» и журнал «Древнее право».
Доктор юридических наук – в 2001 году, на юридическом факультете МГУ, защитил диссертацию по теме «Возникновение и развитие римского права в VIII-V веках до нашей эры». В 2001 году на юридическом факультете МГУ организовал постоянно действующие курсы повышения квалификации по римскому частному праву для аспирантов и преподавателей вузов России и стран СНГ.
Леонид Кофанов – инициатор и ответственный редактор издания первого полного русского перевода Дигест Юстиниана, является автором многочисленных статей и отдельных монографий по римскому праву.