Они были первыми. Беседа Гаяза Алимова и Андрея Иллеша 28 мая 1986 года с профессором Ангелиной Константиновной Гуськовой.

Гуськова о первых днях после аварии: "В 18. 00 подготовили к вылету аварийную бригаду. В числе первых, отбывших в Чернобыль, — двое моих сотрудников: Татьяна Владимировна Топоркова и Георгий Дмитриевич Селедовкин. Они участвовали в классификации пациентов. За первые сутки сделали до тысячи анализов и осмотрели сколько же людей!".

Они были первыми

Беседа  Гаяза Алимова и  Андрея Иллеша 28 мая 1986 года с профессором Ангелиной Константиновной Гуськовой

Чернобыль. Дни испытаний. "Радяньский письменник". Киев. 1988.  Беседа  Гаяза Алимова и  Андрея Иллеш 28 мая 1986 года с профессором Ангелиной Константиновной Гуськовой. Страницы 131 — 137.  URL:   http://stalker-dolg-my.clan.su/_ld/1/140_chernobyl-dni-i.pdf


Так уж случилось, что некоторые специальности врачей как бы вышли на первый план. Мы поименно знаем (и они это, без сомнения, заслужили ) знаменитых хирургов, кар диологов, «глазников»… Случается, что в зенит обществен ного признания выводит врача пациент. Точнее — личность спасенного. Так, например, операции, вернувшие звезд в большой спорт, как бы открыли нам нескольких великих хирурго в. Хирурги эти, понятно, оперировали и до звонких газетных статей. И Ангелина Константиновна Гуськова, заведующая отделением клинической больницы № 6, де лает с блеском свое дело давно. Но радиолог — кто нем говорит, пока не случится что — то совершенно чрезвычайное? И в кабинете Гуськовой одновременно столкнулись журналисты из нескольких изданий впервые. Их сюда привело эхо чернобыльской беды.

Профессор Гуськова закончила Свердловский медицинский институт — училась во время войны. В конце нынешнего мая она хочет на денек слетать в Свердловск, к сокурсникам на сорокалетие выпуска.

— Ангелина Константиновна, в вашей клинике находятся сегодня особо пострадавшие от лучевого поражения на Чернобыльской АЭС. Поэтому хотелось бы узнать о состоянии здоровья тех , кто первым оказался у аварийного реактора…

— Давайте договоримся так. Нынешние наши пациенты Действительно тяжелые. Среди них люди, за чью жизнь мы по-настоящему волнуемся. Поэтому всякое неосторожное слово, особенно связанное с конкретной фамилией, может оказаться мощным отрицательным фактором. Кроме того, всякие преждевременные суждения, даже в узких профессиональных кругах, — вещь неуместная.

— Врачи после аварии впервые в мирное время встретились с большой группой пациентов, которые находились в зоне облучения. Как вы строите их лечение?

— То, с чем мы столкнулись, — острая лучевая болезнь — очень сложна. Одновременно она наносит удар целому ряду органов и систем. Вот почему для лечения мы привлекли широкий круг специалистов самого разного профиля. И все-таки ведущие среди них — специалисты по болезням крови.

— Известно, что доктор Гейл, прибывший из Америки, принимал участие в совместных с вами операциях…

— Мы благодарны и не забудем помощи специалистов из Америки, которые работали в нашей клинике. Они обеспечивали очень важный аспект работы: замещение недостающего кроветворения с помощью трансплантации клеток крови и зародышевой печени. Круг наших совместных работ ограничивался девятнадцатью пациентами, которым в тот момент подобные операции были показаны . Конечно, присутствие владеющих мировым опытом специалистов было, безусловно, полезным. Замечу еще, что к то му времени, когда прибыли коллеги из США, мы сделали шесть первых пересадок. Самые первые решения, самые первые действия предпринял, в частности, Александр Евгеньевич Баранов. С американскими коллегами мы продолжали эту работу.

— С кем еще в контакте работают ваши специалисты?

— К нам многие готовы приехать помочь. Почему не приглашаем? Руководствуемся только одним — решаем, кто бы нам мог быть действительно полезен. Например, дальнейшее общение с людьми, уже участвовавшими в трансплантациях, имеет прямой смысл. Все остальные вопросы — противоинфекционные, предупреждение кровоточивости, лечение вторичных токсических явлений — с этим наши специалисты вполне справятся. Тут наши результаты не уступают зарубежным. Теперь о других помощниках. Помогают нам Институт кардиологии с его очень высокоразвитой биохимией, Институт гематологии со своей службой крови, Институт эпидемиологии и микробиологии, нарабатывающие нам специальные диагностические препараты, оценивающие концентрацию лекарств противоинфекционного действия, онкологический центр… С нами в контакте предприятия, производящие некоторые лекарственные формы, иногда — самые неожиданные. Например, из Латвии получаем очень полезный препарат для лечения ожогов… Звонят и просто люди, готовые помочь. Все предложения рассматриваем. И если есть что-то, способное принести хоть небольшую пользу, с благодарностью принимаем. Но мы, конечно, не можем на больных «испытывать» все лекарства, которые созданы в мире. Мудрость — и в сдержанности. Даем только те препараты, в которых уверены.

— Давайте попытаемся восстановить ваши первые дни после аварии.

— Наша клиника была сразу привлечена Министерством здравоохранения к консультациям. 26 апреля в 16. 30 я была уже «на аппарате» прямой связи с местными медицинскими учреждениями. В 18. 00 подготовили к вылету аварийную бригаду. В числе первых, отбывших в Чернобыль, — двое моих сотрудников: Татьяна Владимировна Топоркова и Георгий Дмитриевич Селедовкин. Они участвовали в классификации пациентов. За первые сутки сделали до тысячи анализов и осмотрели сколько же людей!

— Насколько важна была первая — «просмотровая» часть работы?

— Чрезвычайно. Представьте, как сложно среди большого числа людей — обгоревших или «наглотавшихся» дыма, просто взволнованных, уставших — отобрать нуждающихся в специальном лечении. Медики Чернобыля и наши врачи сделали все это, обеспечили и транспортировку тяжелых больных в Москву.

— После чего вы и приступили к непосредственному лечению?

— Да. И я горжусь тем, что небольшой коллектив клиницистов смог возглавить такую работу. Те, кто еще вчера были  младшими в отделении Баранова, — десять молодых людей, стали заведующими десятью отделениями. Людмила Николаевна Петросян, Светлана Георгиевна Пушкарева, Михаил Владимирович Кончаловский, между прочим, правнук великого терапевта, Наталья Борисовна Данилова, Элеонора Владимировна Евсеева… Они и другие умело, четко руководили старшими по возрасту, но менее опытными в этих вопросах коллегами.

Старую гвардию — первое терапевтическое отделение во главе с Галиной Николаевной Гастевой — хочу отметить особо. И ее, и средний медперсонал. Они приняли самых первых, самых тя желых — пожарных. Сестры этого отделения, хирургическая группа во главе с Анжеликой Валентиновной Барабановой взяли тех, кто находился в критическом состоянии. Среди наших сотрудников — заведующая отделением Александра Федоровна Шамардина, ветеран войны. Работает она так, как умеют это люди, прошедшие фронт.

Очень хорошо трудится Наталья Михайловна Надежина — несмотря на молодость, она моя ближайшая помощница. На ней лежат все строгости противоинфекционного режима, весь порядок, без которого успех просто невозможен.

За все, что связано с пересадкой костного мозга и с гематологией, отвечает Александр Евгеньевич Баранов, которого я уже называла.

А трансфузионное обеспечение возглавляет Георгий Дмитриевич Селедовкин. В районе аварии он оказался настолько нужен, что его долго не хотели от пускать. Но без такого специалиста в области переливания крови и ее составных частей и нам было бы трудно…

— Каков режим работы врачей?

— Он определен величиной беды. Поэтому — никаких норм. Такое изменение ритма труда встретило полное понимание — все прекрасно со знавали: от темпа, самоотвержен ности, готовности работать зависит все.

Сейчас на каждого тяжелобольного мы имеем круглосуточного индивидуального врача и сестру.

«Раскладка» такая: три смены врачей, четыре смены сестер и у дежурного по больнице работает целое войско. Коллектив проявил себя дружным. Отошли в сторону всякие мелкие обиды, недоразумения. Мне пришлось в эти дни иногда резко и круто говорить с людьми — не до дискуссий. Быть может, потом и будут какие — то обиды… Но обстановка была такой, что не до обсуждений. Не обошлось и без сложностей — сразу не смогли разместить людей так, как этого хотелось. Потом часть больных выписали, и появилась возможность устроить оставшихся получше. Дооснастить, дооборудовать палаты.

— Не пришлось ли врачам переучиваться?

    Пожалуй. Иногда даже приобретать новые специальности. Был у нас один сепаратор крови, сейчас — четыре. Была одна центрифуга — работают три. Получаем новую технику. Ее тут же осваивают врачи. Вечером аппарат в аэропорту Шереметьево. Утром — уже в работе. У докторов доверительный контакт с больными. Они и пациенты уже хорошо знают друг друга. Думаю, это важно. Наши зарубежные коллеги старались следовать этому же правилу, просили каждому пациенту перевести, что те находятся в надежных руках. Реакция больных — когда мы их предупредили, что придут американские врачи, — то же интересна. Они сказали: ну, пусть приходят… им ведь то же надо поучиться. Для нас такие слова — высшая похвала!

 

—  Как конкретно строилась работа с профессором Гейлом?

 

— Его приезд, повторяю, важен и результативен. Коллеги участвовали в работе корректно, уважительно. У нас, естественно, были и расхождения. И тогда мы поступали так , как сами считали нужным. В спорных моментах профессор Гейл говорил: «Стоп! Кончаем обсуждения. Делаем так, как велят хозяева». Наверное, и мы так же вели бы себя в его клинике.

 

— Ангелина Константиновна, как вы считаете, есть ли страна, которая могла бы самостоятельно, в одиночку справиться с такой бедой? Мы имеем в виду и техническое обеспечение, и уровень квалификации врачей…

 

— Убеждена: сейчас никто в мире не смог бы обойтись только собственным опытом. Еще раз повторю: никто и нигде в мирное время не сталкивался с подобной страшной, а в научном смысле — во многом неизведанной пробле мой. Убеждена: многие страны могли оказаться и в худшем положении.

 

— Сколько больных находится у вас сегодня?

 

— Поступило около двухсот. Выписано около семидесяти. Осталось порядка ста двадцати. Из них семьдесят — восемьдесят человек занимают наш ум и сердце постоянно. Сейчас наступила самая тяжелая полоса. Третья — шестая недели лучевой болезни для всех, даже среднетяжелых, труднейшая пора — она и называется «порой разгара». Потому я и просила вас, журналистов, не трогать моих по мощников: они сейчас постоянно около больных. Сегодня самый пустяк — ранка, больной зуб, потертость могут стать источником осложнений.

 

— Представляли какую-то опасность для врачей контакты с больными?

 

   Для нашего здоровья — никакой. Хотя некоторое превышение по дозам радиации зафиксировано у моих сотрудников. Но все это укладывается в границы нормы.

 

— Как вы поступаете в случаях, когда пациенту становится очень тяжело?

 

— Не жалеем любых средств, стараемся облегчить че ловеку страдания. Пытаемся всех подбодрить. Говорим с ними о будущем, — нам так важно занять их мысли дальнейшими жизненными планами. Да, не все просто…

— Сколько продлится лечение?

— Острая лучевая болезнь имеет очерченный цикл — два с половиной — три месяца. После этого врачей будут занимать только ожоги и местные поражения.

— Беда случилась весной. Имеет ли это для специалистов значение?

— Хорошо, что не было пока большой жары. Ведь она способствует инфекциям, лихорадке. Но и не холодно, а потому — не простудили в дороге больных…

— У вас на излечении только мужчины?

— Женщин мало. Из серьезных больных — две. Лежат, в основном, молодые мужчины. Среди них два доктора — оба работники «скорой помощи». Скромные, дельно описавшие нам ситуацию. Их рассказ был нам очень важен. Лежат пожарные… Вертолетчиков нет, они в полетах были достаточно защищены. Повторю : пациенты — в основном, персонал или те, кто в первые часы боролся с огнем, искал в четвертом блоке пострадавших.

— Мы были в Чернобыле. Там много разговоров о том, что, дескать, водка помогает в случае поражения ра диацией…

— Ни в коем случае! И мне звонил и из Киева — спрашивали о красном вине и водке. Алкоголь обманывает, не дает человеку правильно разобраться в собственном состоянии. В данном случае алкоголь опасен смещением симптомов, невозможностью для врача правильно понять: что, собственно, случилось?

— Мы понимаем: сегодня все ваши мысли связаны с больными из Чернобыля и Припяти. Но это, если так можно выразиться, «чрезвычайная медицина».

— Для врача любое страдание, любое тяжкое заболевание — чрезвычайно. Разве рак — это не ЧП наших дней, не бедствие? Я видела столько боли и мучений!.. На моей памяти и много успехов медицины — в основном, они касаются борьбы с инфекциями. А рак… Мечтаю увидеть то время, когда будут побеждены хотя бы основные его формы.

   А нам хотелось пожелать четвертому в роду медику (прадед А. К. Гуськовой военный врач, дед — фельдшер, отец — один из первых врачей, награжденных орденом Ленина) иметь минимум пациентов. Нельзя даже в мыслях допустить, чтобы радиология стала перспективной отраслью медицины конца XX века.

Беседу вели Г. Алимов, А. Иллеш. 28 мая.

 

 

Скриншоты

 

Чернобыль. Дни испытаний. "Радяньский письменник". Киев. 1988.  Беседа  Гаяза Алимова и  Андрея Иллеш 28 мая 1986 года с профессором Ангелиной Константиновной Гуськовой. Страницы 131 — 137.  URL:   http://stalker-dolg-my.clan.su/_ld/1/140_chernobyl-dni-i.pdf


 

 

 

 

 

 

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: