Философские и лингвокультурологические проблемы толерантности
Сборник статей под редакцией Н. А. Купиной и М. Б. Хомякова
Источник информации — http://bookinist.net/books/bookid-157447.html
Язык: Russian
Год издания: 2005
Издатель: ОЛМА ПРЕСС
Страниц: 542
В книге представлен философский очерк теории толерантности, разработана лингвокультурологическая проблематика: описаны языковые средства выражения толерантности, показано, как эта категория отражается в русской языковой картине мира; продемонстрированы формы проявления толерантности в пространстве функциональных стилей русской речи; охарактеризованы механизмы русского толерантного общения в аспекте традиций и новаций; выявлены проявления толерантности в межкультурной и внутрикультурной коммуникации.
статьи сборника:
Философские аспекты проблемы толерантности:
М. Б. Хомяков Толерантность и ее границы: размышления по поводу современной англо американской теории.
А. В. Перцев Современный миропорядок и философия толерантности.
Б. В. Емельянов Русский менталитет: возможности толерантности.
Е. Г. Трубина Повествование и наука: от вражды к толерантности.
В. Н. Маров Принцип толерантности в риторике и поэтике.
Выражение толерантности средствами языка:
О. А. Михайлова Толерантность и терпимость: взгляд лингвиста.
А. Д. Шмелев Терпимость в русской языковой картине мира.
О. П. Ермакова Толерантность и некоторые особенности русского менталитета в зеркале языка.
Т. В. Попова Толерантность русского словообразования (на материале новообразований конца XX века).
И. Т. Вепрева Вербализация метаязыкового сознания как реализация принципатолерантности.
А. И. Дунев Толерантность и интенциональность орфографии в текстах современной рекламы.
Н. Д. Голев Толерантность как вектор антиномического бытия языка.
Толерантность в пространстве функциональных стилей и жанров русской речи:
О. А. Крылова Толерантность, речевые жанры и функциональные стили современного русского литературного языка.
Л. М. Майданова Проблемность и вопросительность: журналистские аналитические тексты вчера и сегодня.
Л. В. Енина Оппозиция ?провинция ? столица? в журналистском тексте.
М. Ю. Федосюк Научная полемика как эталон толерантного речевого общения.
Ю. Б. Пикулева Телевизионная реклама как источник фрустрации.
О. П. Жданова Толерантность и виртуальная речевая среда.
Н. Б. Лебедева Толерантность и естественная письменная речь.
Е. Я. Шмелева, А. Д. Шмелев Толерантность как необходимое условие функционирования речевого жанра анекдота.
Н. А. Купина, К. В. Муратова Бытовая и идеологическая толерантность в художественном мире Владимира Высоцкого.
Толерантность в речевом общении:
И. А. Стернин Толерантность и коммуникация.
Н. И. Формановская Ритуалы вежливости и толерантность.
М. Я. Гловинская Постулат искренности vs постулат толерантности и их производные в разных культурных и языковых моделях поведения.
И. Н. Борисова Русский разговорный диалог: зоны толерантного и нетолерантного общения.
Л. А. Шкатова Речеповеденческие стратегии и тактики в конфликтных ситуациях.
И. В. Шалина Ошибка как средство коммуникативного контакта.
Язык ? культура ? толерантность:
Н. Д. Бурвикова, В. Г. Костомаров Единицы лингвокультурного пространства (в аспекте проблемы толерантности).
Н. А. Николина Национально культурные традиции русского речевого поведения в зеркале автобиографической прозы.
Л. П. Крысин Этностереотипы в современном языковом сознании: к постановке проблемы.
О. Йокояма ?Свои? и ?чужие?: межкультурная коммуникация и этнические стереотипы в чеховской России.
Э. В. Чепкина Журналист как медиатор в межкультурной коммуникации.
Цун Япин О национально культурных компонентах русской и китайской фразеологии.
Е. В. Харченко Корпоративная культура и причины тревожных состояний.
С. Ю. Данилов Очаги напряжения и конкуренция идеологем.
В. Е. Гольдин Толерантность как принцип культуры речи.
О. А. Михайлова
Толерантность и терпимость: взгляд лингвиста
Источник информации — http://bookzie.com/book_179_glava_17_TOLERANTNOST_I_TERPIMOST:_VZGL.html
В современном мире слово толерантность стало не просто широкоупотребительным и модным, его активизация отражает актуальность самой проблемы межличностного и социального взаимодействия членов социума.
Для России особенно существенным в этом плане является последнее десятилетие ХХ века, изменившее социальную структуру общества, принципы взаимодействия его членов, роль средств массовой информации и в какой-то мере сам менталитет народа. Плюрализм ценностей и размытость норм в современной культуре определили необходимость разработки понятия толерантность.
Проблема толерантности сейчас оказывается предметом внимания многих наук: философии, политологии, религиоведения, социологии, конфликтологии и др. Термин толерантность, употребляясь в разных научных парадигмах, наполняется собственным специфическим содержанием.
Так, с точки зрения этики толерантность представляет собой норму цивилизованного компромисса между конкурирующими культурами и готовность к принятию иных взглядов.
В политическом плане толерантность — это готовность власти допускать инакомыслие в обществе. Толерантность с позиций философии определяется как мировоззренческая категория, отражающая универсальное правило активного отношения к другому.
М. Б. Хомяков выделяет политическую, религиозную, экономическую и межличностную толерантность [Хомяков 2000].
Как бы ни понималась толерантность сегодня, очевидно, что она выступает как условие сохранения разнообразия, как основание демократического согласия. Исторически и по существу она является альтернативой насилию в конфликтах, обусловленных противоположностью мировоззренческих позиций, то есть представляет собой ненасильственный способ их разрешения. Толерантность делает возможным сотрудничество между индивидами, которые придерживаются несовместимых убеждений и верований (см., например: [Толерантность 2001]). Проблема толерантности в условиях этнических, социальных, политических, религиозных различий, в условиях плюралистического общества становится важнейшей проблемой, требующей интердисциплинарного исследования.
В парадигме лингвистики слово толерантность регулярно встречается в словосочетаниях принцип толерантности, фактор толерантности, максима толерантности, понятие толерантности, концепт толерантности, категория толерантности. Ряд словосочетаний, включающих в роли главного слова такие единицы, как принцип, фактор, максима, отражают важнейший аспект толерантности — коммуникативный. В этом смысле толерантность соотносится с максимой вежливости Лича, а также с принципом кооперации Грайса, и следование ей обеспечивает эффективность общения, ибо толерантность — это основа успешной коммуникации. Слово* сочетания другого ряда, образованные словами типа концепт, понятие, категория и под., выводят толерантность на лингвокогнитивный уровень; в них сделан акцент на семиотическую функцию слова, а именно на то, какое содержательное пространство покрывается этим языковым знаком.
С позиций лингвистики толерантность предстает как многослойное и недостаточно четко определенное в современной науке понятие. Содержательная сложность находит отражение в языке, что проявляется, с одной стороны, в разнообразии парадигматических связей данной лексической единицы, а с другой стороны — в семантической размытости соответствующего лексического значения.
Слово толерантность этимологически восходит к латинскому tolerantia — «терпение, терпимость», связанному с многозначным глаголом tolerare с тем же значением, что и в современном английском языке, — «выносить, переносить, сносить». В русском языке данная лексическая единица не зафиксирована ни в «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля, ни в других толковых словарях XVIII—XIX веков, то есть слово толерантность в его «ментальном», а не «биологическом, медицинском» значении является сравнительно недавним заимствованием.
В современных словарях существительное толерантность (со значением «терпимость, снисходительность к кому-, чему-либо») встречается лишь в семнадцати-томном академическом «Словаре современного русского литературного языка» (БАС, 1950—1965) и в разных изданиях «Словаря иностранных слов» (впервые отмечено в 1937 г.). В других толковых словарях слово «толерантность» в интересующем нас значении отсутствует. В «Словаре синонимов русского языка» З. Е. Александровой (1971) это существительное представлено как стилистически маркированное (с пометой «книжное») в синонимическом ряду с доминантой снисходительность.
Производящее прилагательное толерантный («терпимый») зафиксировано впервые в четырехтомном «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова (1935—1940), оно также включено в БАС и в словари синонимов (З. Е. Александровой, 1971, и под редакцией А. П. Евгеньевой, 1975).
Следует заметить, что в БАС и существительное, и прилагательное имеют помету «устаревшее», то есть в начале ХХ столетия лексемы толерантность, толерантный принадлежали к пассивному словарю. Речевые материалы также свидетельствуют о достаточно активном употреблении этого слова писателями XIX века и о его практическом отсутствии в первой половине ХХ века.
Отсутствие в русском языке слова толерантность, безусловно, не отрицало существования самого понятия, хотя русскими философами толерантность не признавалась специфической чертой национального самосознания [Перцев 2001], а идея толерантности никогда не была популярной в России и фактически отождествлялась с христианскими заповедями возлюбить ближнего своего, не противиться злу, нести свой крест.
В советском тоталитарном государстве толерантность как уважение к людям других политических взглядов, терпимость к иному мировоззрению, иной вере, иному мнению считалась недопустимым качеством. Возможно, в этом кроется причина почти полного отсутствия слова толерантность в толковых словарях советской эпохи.
Так как словари были проводниками языковой политики государства, слово, представляющее идеологическую опасность, не должно было включаться в лексикон рядовых носителей языка. Толкование слов толерантность, толерантный через слова терпимость, терпимый говорит об их семантической близости и о принадлежности к одному лексико-семантическому (и понятийному) полю.
В конце ХХ века, как уже отмечалось, слово толерантность активно вошло в русский язык и получило широкое распространение в современном речевом употреблении. В языковое сознание наших современников слово толерантность вошло в результате процесса становления гуманитарных прав, и сейчас можно говорить об определенном расширении и/или модификации его значения по сравнению с системно*языковым значением, зафиксированным словарями. Это связано не только с новизной слова и неоднозначностью его понимания в русском языковом сообществе, но и с социально-культурным контекстом, в котором оно функционирует, с его принадлежностью к национальной концептосфере.
Как справедливо заметил И. А. Стернин, в русском языке отсутствует концептуальное поле толерантности [2001: 124], оно только формируется с появлением нового слова. При этом новое заимствование накладывается на русскую лексическую систему, отождествляясь (часто неправомерно) с близкими понятиями и обогащаясь всеми нежелательными, порой отрицательными коннотациями, зависящими от социокультурного контекста. Появление концепта толерантность отражает смену культурно значимых ориентиров в современном обществе.
Будучи философским понятием, толерантность является также и лингвокультурологической категорией, поскольку получает различное осмысление в разных языках, и каждый язык привносит с собой множество специфических исторических и культурных коннотаций, а культурная интерпретация языковых знаков меняется в зависимости от установок ментальности.
В русском языке толерантность можно рассматривать в двух аспектах: она понимается, во-первых, как отношение и соотносится со словом терпимость, а во-вторых, понимается как деятельность, поведение, и соотносится со словом ненасилие.
Таким образом, толерантность является ядром лингвокультурологического поля, в которое входят все слова, семантически и ассоциативно связанные с терпимостью и ненасилием.
Наиболее близко толерантности в русском языке, как уже говорилось, понятие терпимость. По русским толковым словарям терпимость определяется, во-первых, как «способность мириться с кем-, чем-либо, во-вторых, как «терпимое отношение». Строго говоря, мы имеем дело с двумя лексико-семантическими вариантами, один из которых принадлежит полю «свойство, качество», а другой — полю «отношение».
В первом употреблении актуализирован психологический аспект понятия: способность относится к числу высоких душевных качеств личности наряду с такими близкими категориями, как великодушие, добро, сердечность, чуткость, отзывчивость, душевность, мягкость, готовность помочь. Эти качества личности являются, как отмечают исследователи, составляющими того, что называется русской идеей [Воробьев 1997].
Русская идея подразумевает чувство, сочувствие, доброту, она есть «идея сердца» (И. Ильин). Терпимость и терпение входят в систему культурных ценностей русской нации, то есть в такую систему, которая является социально детерминированным типом программирования поведения: это наш способ делать дело, наш способ существования в мире. Значимость терпимости как добродетели зафиксирована разными «культурными кодами» [Телия 1996], в частности в религиозных (сакральных) текстах и пословицах.
Так, в Нагорной проповеди Иисус Христос сформулировал требование не противиться злому и любить врагов своих. Национально-культурное мировидение воплощено в пословицах, закрепивших прескрипции народной мудрости:
За терпенье дает Бог спасенье; Терпенье дает уменье.
Терпимость и терпенье выступают признаками кротости, смирения, укрощения в себе гордыни, и в них же проявляются сила и величие духа. Однако в последнее время вышли работы, опровергающие «распространенный миф об извечной терпеливости русских» (см., например: [Горянин 2002]).
Некоторые современные концепции толерантности определяют ее также как основную добродетель. Это понимание идет еще от Сенеки, который считал толерантность главной добродетелью души.
Однако большинство исследователей сходятся в том, что толерантность «не эмоция, это осознанная и трезвая позиция, которая обуздывает эмоции. Толерантный человек лишь в той мере способен взять в шоры свои агрессивные эмоции, в какой способен сделать это с эмоциями вообще» [Соловьев 2001: 68].
Второе понимание терпимости, как мы уже сказали, сводится не к внутреннему свойству личности, а представляет собой отношение. Согласно словарям, это «терпимое, мягкое отношение к слабостям и недостаткам другого». В самом толковании при указании на объект отношения — к слабостям и недостаткам другого — уже заложен признак амбивалентности: терпимость может быть со знаком «плюс» (терпимость к чужому мнению, к неудобствам) и со знаком «минус» (терпимость к беспорядкам, к нарушению норм общественной морали).
В современных словарях набор членов синонимического ряда, включающего лексему терпимость, также отражает двуполярную оценочность: с одной стороны — это снисходительность, милость, милосердие, доброжелательность, либеральность, а с другой стороны, снисхождение, нетребовательность, невзыскательность.
Однако в русской наивной этике терпимость оценивается отрицательно, поскольку предполагает обычно терпимость к плохому и связана с понятием прощать [Стернин, Шилихина 2001].
Такое представление о терпимости находит отражение и в словарях. Так, в толковании слова снисхождение объект терпимости определен однозначно — «не слишком строгое отношение к вине кого-либо».
Терпимость презиралась и отвергалась в советскую эпоху. В лучшем случае ее трактовали как слабость, мягкотелость, чаще же — как измену. Оппонент рассматривался как враг, которого надлежит разоблачить и уничтожить.
Проявляя терпимость по отношению к кому-, чему-либо, субъект оставался бездеятельным: подобное отношение не было поиском взаимодействия с другим, но оказывалось «вынужденным допущением бытия другого» [Хомяков 2000: 105]. Потенциальная сема пассивности субъекта, возможно, мотивирована грамматической семантикой, поскольку слово «терпимость» восходит к страдательному причастию терпимый. В словаре В. И. Даля существительное терпимость имеет только «пассивное» значение, суть которого проявляется в иллюстрациях: терпимость веры, разных исповеданий; так же и слово терпимый — «что или кого терпят только по милосердию, снисхождению»: терпимая обстановка. Однако в современном русском языке у обоих слов развилось «активное» значение: терпимый человек «тот, кто терпит»; терпимость общества к разным политическим взглядам (о рассогласованности грамматической и лексической семантики данных слов см.: [Толстая 2001]).
При всей семантической близости понятий толерантность и терпимость отождествлять их нельзя. Толерантность в отличие от терпимости не оперирует аксиологическими категориями «хорошо — плохо», она основана на противопоставлении «свой — чужой»; это терпимость к «другому», «иному», при отсутствии враждебности или отрицательного отношения к «чужому». Возможно, в этом кроется объяснение факта лексикографической осторожности по отношению к слову толерантность в советскую эпоху.
Поскольку словари были тогда проводниками языковой политики государства, а в тоталитарном государстве терпимость и соответственно толерантность к иному мировоззрению, иной вере, иному мнению считалась недопустимой, постольку само слово толерантность представляло опасность и не должно было включаться в лексикон либо могло существовать только в пассивном запасе как устаревшее.
Толерантность основана на активном отношении к «другому» и подразумевает сознательное признание прав и свобод «другого», это «деятельное допущение существования другого» [Хомяков 2000: 105]. Если терпимость семантически сближается с глаголом смириться «перестать упорствовать, покориться обстоятельствам» [МАС, т. 4: 155], то толерантность имеет более сильные семантические связи с глаголом примириться «терпимо отнестись к чему-либо; прекратить состояние ссоры, вражды с кем*либо» [МАС, т. 3: 424]. В понятии терпимость акцент делается на психологической стороне отношения. Толерантность понимается шире или даже несколько иначе, поскольку акцентируются рациональная и социальная стороны отношения: это терпимое отношение к мнениям, убеждениям и верованиям «другого». Поэтому с понятием толерантность соотносится не только понятие терпимость, но и другие понятия, в частности миролюбие, сострадание, сочувствие, согласие, также выражающие идею преодоления конфликта, достижения консенсуса и структурирующие единое лингвокультурологическое поле.
Американский политолог Майкл Уолцер [Уолцер 2000] пишет о спектре из 5 возможных отношений, составляющих толерантность:
1) отстраненно-смиренное отношение к различиям во имя сохранения мира;
2) позиция пассивности, расслабленности, милостивого безразличия к различиям;
3) принципиальное признание прав другого, даже если способ пользования этими правами вызывает неприязнь;
4) открытость в отношении других, любопытство, возможно, даже уважение, желание прислушиваться и учиться;
5) восторженное одобрение различий.
Действительно ли все названные типы отношений можно рассматривать как толерантность?
Когнитивная структура, или ментальный образ ситуации, обозначенной словом толерантность, включает несколько компонентов: условие возникновения отношения, само отношение, субъект 1 и субъект 2. Условием возникновения проблемы толерантности является только ситуация конфликта (в широком понимании), ситуация разногласий, взаимного отрицания ценностей и норм другого субъекта. Именно поэтому нельзя считать толерантным пассивное, безразличное отношение (2-й тип, выделенный Уолцером).
Важной оказывается аксиологическая сторона отношения: какова ценность предмета разногласий для субъекта. Нельзя быть толерантным (или нетолерантным) к тому, до чего нам нет никакого дела. Парадокс толерантности состоит в том, что мы согласны не соглашаться с чем-то действительно для нас важным. Толерантность влечет за собой напряженность между приверженностью собственным взглядам и признанием убеждений других. Именно поэтому она в сущности своей не тождественна безразличию.
Как кажется, нельзя также считать толерантным отношением и выделенные Уолцером 4-й и 5-й типы, то есть открытость, уважение и тем более восторженное одобрение. Как можно говорить о терпимости в отношении того, что одобряется субъектом? Безусловно, этос толерантности не отрицается в этом случае, но здесь мы имеем дело с более высокой ценностью — уважением к достоинству человека. Если брать отношение не в конкретном взаимодействии и межличностной коммуникации, а шире — в масштабе социального взаимодействия — и если рассматривать толерантность не в коммуникативном, а в лингвокогнитивном аспекте, то, безусловно, следует различать толерантность и уважение. Выделенный Уолцером 1-й тип отношений (отстраненно*смиренное отношение к различиям во имя сохранения мира) нельзя, на наш взгляд, признать толерантным, ибо между терпимостью и толерантностью, как было показано, есть весьма существенные различия.
Таким образом, понятия безразличие, равнодушие, индифферентность, беспринципность, попустительство, а также уважение, одобрение, восхваление не являются разновидностями толерантности, так как уважение и безразличие — это то, что мы испытываем к тому, что любим, или к тому, к чему не питаем активной неприязни. Другими словами, в этих случаях отсутствует либо не осознается ситуация конфликта, обязательная для толерантности.
Но тем не менее все эти понятия входят в лингвокультурологическое поле «толерантности», во*первых, по причине их определенной семантической близости, во*вторых, на основе ассоциативных связей, устанавливаемых рядовыми носителями между названными понятиями (результаты эксперимента см.: [Стернин, Шилихина 2001]).
Взгляд на толерантность как на категорию межличностного общения, как на форму поведения позволяет соотнести понятия толерантности и ненасилия.
Можно ли отождествлять толерантность и ненасилие? Существительное ненасилие отсутствует в толковых и синонимических словарях и поэтому может быть определено через производящее существительное насилие. Насилие связано с принуждением, давлением; предполагает воздействие на кого-либо средствами авторитета, власти, силы с целью добиться желаемого для себя, но нежелательного для объекта воздействия. В связи с этим ненасилие означает «отказ от принуждения, притеснения; воздействие без применения силы». В социально-политическом смысле ненасилие есть отказ от насилия как способа разрешения общественных конфликтов, как средства борьбы за социальную справедливость. В таком понимании (особенно под влиянием советской идеологии) ненасилие обладает отрицательной коннотацией и вызывает эмоциональное сопротивление большинства людей и общественного мнения в целом. Почему существует такая позиция? Исследуя вопрос об этике и философии ненасилия, А. А. Гусейнов [2001] показывает, что в реальном историческом опыте (и не только нашей страны) чаще всего сознательно культивировались две нравственно-политические стратегии, возможные как ответ на ситуацию социальной несправедливости, — стратегия смирения (покорности) и стратегия боевого (и обычно вооруженного) сопротивления.
И хотя покорность, терпение всегда были свойственны русскому человеку, они не всегда вызывали симпатию. Поэтому в рамках такой альтернативы насильственное сопротивление является, несомненно, более предпочтительной позицией, поскольку действующие таким образом личности сохраняют ответственность за цели, хотя при этом снимают с себя ответственность за средства достижения этих целей. Ненасилие в такой ситуации означает, с позиций менталитета россиянина, отказ не только от средства борьбы, но и от справедливости как единственно достойной человека общественной цели. Оно воспринимается либо как форма социального лицемерия, либо как форма социальной трусости и капитуляции. Ненасилию отказывают в доверии, поскольку в нем видят отступление от героической морали, согласно которой нравственное качество жизни выше самой жизни, а идеалы общественной справедливости стоят того, чтобы идти за них в бой.
Но наряду с указанными стратегиями — покорностью и ответным насилием — существует еще одна стратегия поведения в конфликтной ситуации — это ненасильственное сопротивление, или толерантность. Толерантное поведение основано на убеждении: никто не может быть судьей в вопросах добра и зла, и потому нельзя квалифицировать межчеловеческие конфликты в этих категориях.
Отказ от того, чтобы выступать от имени добра и считать противоположную сторону носительницей зла, является единственной возможностью остаться в пространстве морали, когда мнения людей расходятся радикальным образом.
Толерантность выражается в человеческом стремлении достичь взаимного понимания и согласования самых разных мотивов, установок, ориентаций, не прибегая к насилию, подавлению человеческого достоинства, а используя гуманитарные возможности — диалог, разъяснение, сотрудничество. Эти категории признаются центральными при исследовании толерантного взаимодействия [Купина 2001: 236] и именно поэтому оказываются составляющими данного лингвокультурологического поля.
Таким образом, толерантность и ненасилие — не вполне тождественные понятия. Толерантность, в отличие от ненасилия, включает в себя деятельность и ответственность за цели деятельности, а в отличие от насилия — ответственность за средства достижения цели. Толерантность требует решимости, внутренней душевной силы.
Поведение субъекта в существенной для него ситуации разногласий, его действия по отношению к противоположной стороне, естественно, могут быть различными. В каком случае можно говорить о толерантности? В любом конкретном конфликте существуют альтернативные стратегии начала действия, два возможных пути поведения — примириться с конфликтом либо урегулировать его.
Субъект отказывается от разрешения конфликта, примиряется с ним, но в ущерб своим собственным ценностям и стандартам, в обмен на ограничение собственных прав. В таком случае нельзя говорить о толерантности, здесь речь может идти только о терпении и смирении.
Субъект стремится урегулировать конфликт, но такое решение может быть продиктовано двумя мотивами. Первый фактор, когда субъект пытается разрешить конфликт путем преимущественного продвижения своих планов, для чего использует силу, проявляет враждебность, прибегает к агрессии, в том числе и речевой.
Необходимо отметить, что агрессивность является, вероятно, наиболее простой для индивида реакцией на самые разнообразные ситуации, следовательно, и речевая агрессия (как реакция на вербальные и невербальные раздражители), являющаяся следствием напряженности в общении, возникает достаточно легко. Напряженность в общении может создаваться коммуникантами как преднамеренно, так и не преднамеренно, а «вследствие незнания этикетных, конвенциональных норм и принципов общения, культурных стереотипов. При контакте разных речевых культур напряженность выступает как… следование групповым и индивидуальным нормам, не совпадающим между собой или с нормами общекультурными» [Шалина 2000: 275].
Без специальных усилий напряженность разрешается чаще всего в агрессивный речевой акт. В сознании носителей языка толерантность предполагает ин толерантность в качестве своего непременного коррелята, поэтому в пространстве исследуемого лингвокультурологического поля располагаются единицы, имеющие по отношению к ядерной номинации обратный знак, — нетерпимость, агрессивность, преследование, насилие, диктат, враждебность, безапелляционность, конфликтность.
Второй мотив, которым может руководствоваться субъект для урегулирования конфликта, это мирное разрешение. Субъект понимает другого и поддерживает право каждого человека на возможность иметь мнение, отличное от его собственного; он стремится прийти к согласию, признавая при этом равноправие сторон и обеспечивая максимально полное удовлетворение интересов ценой взаимных уступок.
Эта позиция вытекает из морального стоицизма — принципиального признания равных прав человека на наиболее полное развитие своих способностей. Нейтрализация ситуации риска, возникающей в процессе коммуникации, предполагает взаимное приспособление либо адаптацию, когда хотя бы один из коммуникантов пытается обойти препятствие. Толерантное поведение, таким образом, предполагает использование тактик уступчивости, компромисса, сотрудничества.
Учитывая такое положение дел, мы должны признать, что в лингвокультурологическое поле толерантности входят понятия компромисс, примирение, уступчивость, бесконфликтность, вежливость.
Подводя итоги, следует отметить, что лингвокультурологическое поле с ядром толерантность представляется достаточно обширным и сложным, и мы рассмотрели лишь околоядерную часть. В его семантическом пространстве переплетены понятия толерантности как психологической сущности, как нравственной установки или расположения ума, а также как спектра различных типов поведения и межличностных отношений.
О национальном характере концепта толерантность можно говорить потому, что он представляет собой социально-культурный гештальт, функционирующую систему культурных ценностей. В его чрезвычайно емком содержании можно обнаружить и отрицательные коннотации как отголоски героического советского времени, и положительные оценки как отражение черт нового мышления.
Чтобы толерантность стала составной частью менталитета, чтобы толерантный тип поведения возобладал
над агрессивностью, необходима серьезная психологическая, рече*
ведческая работа и длительный период активного обучения и вос*
питания. И тогда известный в истории девиз справедливости suum
cuique tribuere, то есть «воздавать каждому свое», может воплотиться
в действие.