Источник информации: http://promved.ru/sep_2001_01.shtml (Промышленные ведомости. № 16 — 17. Сентябрь 2001.)
Игорь Мазурин, руководитель отделения “Энергоресурсосбережение” ОКБ-1 Энергетического института им. Г.М. Кржижановского, к.т.н.
Евгений Уткин, помощник руководителя Росгидромета, ответственный секретарь Межведомственной комиссии РФ по проблемам изменения климата
Анатолий Королев, учёный секретарь физического факультета МГУ, к. ф.-м. н.
МРАКОБЕСИЕ ПО КИОТСКОМУ ПРОТОКОЛУ
Монреальский протокол по защите озонового слоя оказался пилотной моделью, на которой отрабатывался современный вариант заботы о будущем всего человечества — защите от парникового эффекта.
В постановочной части озоновой проблемы, изложенной в Венской конвенции 1985 г., фреоны были указаны в числе пяти вероятных причин гибели озона. Всего один эксперимент, расписанный в виде вестерна Шароном Роуном в книге “Озоновый кризис”, дал такой “блестящий” результат по поиску виновников. Ими оказались хлорсодержащие фреоны. В первую очередь фреон-12. Увы, этот непонятно как выполненный эксперимент и никем больше не подтверждённый и явился фундаментом Монреальского протокола выпуска 1986 года. Последующие четырнадцать лет мы наблюдаем PR-акцию или информационную агрессию по проблеме, которая нормальной, не политизированной наукой изложена в виде довольно простых зависимостей ещё в 1989 году без всякого упоминания фреонов в качестве причины “дырявости” озонового слоя.
Свыше 10 лет финансовый потенциал стран — участниц Монреальского протокола использовался исключительно для поддержания идеи виновности фреонов в образовании “озоновых дыр”. В 1998 году стало ясно, что это заблуждение мирового масштаба, т. к. стратосферный озон по концентрации неожиданно вернулся на домонреальский уровень и двинулся на дальнейшее увеличение, полностью лишив достоверности версию о влиянии фреонов на образование озоновых дыр. Однако запреты на производство фреонов остались без изменений. Status quo поддерживается уже несколько лет с помощью тех же СМИ, но теперь уже на деньги заинтересованных монополистов — производителей безфреоновых хладагентов, так как средств стран – участниц протокола едва хватает на организационные мероприятия. Понятно, что финансовая поддержка ряженых защитников озона никогда не афишировалась.
Интересна судьба национальных законов в отношении массового применения новых веществ взамен фреонов. Эти ядовитые и взрывоопасные “озонобезопасные” соединения стали очень широко использоваться в качестве рабочих сред для бытовых холодильников и в качестве пропеллентов (спреев). По законам домонреальского периода, по крайней мере в России, это были и есть уголовно наказуемые деяния. После 1987 года за них никого не судили, да и вряд ли смогут, поскольку международные договорённости политиков объявлены выше национальных законов и нормативов по безопасности веществ. В итоге законы по охране прав потребителей и их здоровья не соблюдаются. Для примера: опасные для человека хладагенты с кодом 24-1240 выведены из-под обязательной сертификации постановлением Госстандарта № 5 от 01.10.1998 г. (код хладагентов по Общероссийскому классификатору продукции). Что явилось основанием для такого “смелого” шага и почему сделано это без согласия органов санэпидемнадзора? Взрыв в переходе на Пушкинской площади в Москве со следами интенсивного горения углеводородов является иллюстрацией детонации баллончиков с “озонобезопасными спреями”, а на самом деле заправленными обыкновенным пропан-бутаном. К кому теперь предъявлять претензии? В Монреальский протокол Росссия вступила добровольно, но выйти из него даже при наличии человеческих жертв практически невозможно! Заклюют.
Теперь попробуем посмотреть на Монреальский протокол как на первую ласточку идеи глобализации экономики. Основная цель этого мероприятия – под страхом мировой катастрофы захватить рынки и уничтожить производство хладагентов в странах, конкурирующих с лидером. В качестве иллюстрации: за десять послемонреальских лет выпуск холодильных компрессоров в США вырос на 60%, а в Европе сократился ровно на столько же. Россия ежегодно выпускала около 100 тыс. тонн хладагентов. Теперь она их не выпускает. Результаты впечатляющие.
По схеме Монреальского протокола теперь успешно раскручивается Киотский протокол. Только цель при этом иная: под прикрытием борьбы с парниковым эффектом налаживание торговли виртуальным товаром – выбросами углекислоты. Она образуется, в частности, при выработке электроэнергии (при сжигании углеводородного топлива) в известном соотношении: на 1 кВт.час электроэнергии выбрасывается 0,6 кг углекислоты. Считается, что углекислота якобы и виновна в потеплении климата и только она обеспечивает парниковый эффект. Поэтому, мол, мировой потоп неизбежен, если эту углекислоту мы будем по-прежнему выбрасывать в атмосферу. Перемножив количество углекислоты, выделяемой на каждый кВт.час электроэнергии, получили данные, которые средства массовой информации связывают с темпами роста концентрации СО2 в атмосфере и потепления за последние 100 лет. Результат налицо и прогноз “очевиден”: глобальное потепление и потоп. Причину обозначили через СМИ под видом последних научных открытий. Затем установили размеры санкций за увеличение выбросов СО2 от сжигания углеводородов аналогично запретам Монреальского протокола. Однако версия парника в её модернизированном варианте не выдерживает критики по следующим причинам.
1. Водяных паров в атмосфере Земли в пять — десять раз больше углекислого газа, но удельное поглощение ими энергии Солнца практически идентично. Почему же ни слова о водяных парах в официальной версии Киотского протокола? Это станет ясно чуть позже.
2. Как можно в 2001 году достичь предписанного протоколом уровня выбросов парниковых газов на 5% меньше в сравнении с уровнем 1990 года? Ведь для промышленно развитых стран за 15 лет производство электроэнергии удваивается только потому, что это условие роста валового продукта на уровне лишь 2-3% в год. Это мировая аксиома. Поэтому ни Китай, ни Индия, а теперь и США Киотский протокол не признают.
3. Что такое парниковые газы и каков уровень их воздействия на климат всей планеты? Разве 10 — 500 тыс. тонн любого химически инертного фреона идут в сравнение (а их десятитысячные доли процента) с влагой или углекислотой атмосферы, которых на 7-8 порядков больше? Чтобы уменьшить неприличный разрыв в порядках величин, ввели “расширенное” понятие “времени жизни” газа.
4. Что означает понятие “время жизни” газа в атмосфере, на котором построена вся фискальная часть Киотского протола в отношении промышленно важных газов? Увы, это совсем не то, что подразумевается по здравому смыслу. Это время жизни молекулы на высоте 20-30 км при температуре –70оС, если бы она туда была кем-нибудь занесена. Но туда антропогенная молекула может попасть либо с поверхности Земли, либо из двигателей самолёта. И пока она доберётся до высоты 20-30 км, с ней многократно прореагируют другие, “непромышленные” молекулы, что прекрасно изучено химией атмосферы. И уж если она туда попала и поглощает солнечное тепло, то почему в этой зоне холоднее, чем под и над ней? Но подробной расшифровки понятия “времени жизни” ни в России, ни за рубежом вы не найдёте, как и не существовало в природе методики расчёта потенциала озоновой опасности. Эти величины виртуальные, согласованные с политиками.
Вывод очевиден. Ни в парниковой, ни в озоновой проблемах нет и не может появиться в ближайшее время строгих доказательств истинных причин наблюдаемых эффектов. Ясно, что они не однозначны. А пока эти вероятностные предположения утверждаются голосованием “участников” под прессингом заинтересованных монополистов, т. е. налицо одна только вульгарная политика. Её цели просты: примитивный захват рынков под предлогом заботы о “счастливой жизни будущих поколений”.
Единственным защитным механизмом здесь остаются национальные академии наук и службы санитарного, радиационного и пожарного надзора, которые могут хоть как-то противостоять напору чужого мракобесия, развиваемого по стандартному сценарию: малоизученный физический феномен средствами массовой информации раздувается до уровня мировой катастрофы, которая, по словам принца Чарльза, должна была неминуемо произойти через две исторические минуты. Мощнейший прессинг, в котором участвовали и Маргарет Тэтчер, и Джордж Буш-старший, закончился подписанием Монреальского протокола. Дальнейшие действия по потрошению кошельков стран – участниц протокола ничем не отличаются от обыкновенного грабежа на церковной паперти. Вроде и рядом со святым храмом, и во имя светлого будущего, но — грабёж.
Что может противопоставить аферам государство, не имеющее академии наук, когда речь идёт о научном подлоге? Только мнение парламента, поскольку большинство стран мирового сообщества теперь демократические. При каждом парламентарии есть учёные-эксперты. Однако более 150 стран ратифицировали Монреальский протокол. Парламент каждой страны был первым барьером, но он был блестяще пройден озоновой мафией благодаря СМИ. Наличие учёных-экспертов не гарантировало от принятия ложных решений. Второй барьер крылся в законах, регламентирующих санитарное благополучие населения. В России таких законов было несколько. Но М. Горбачёв ввел расширенное понятие экологии, которое всё запутало до абсурда. Всё это вместе привело к печальным результатам: Монреальский протокол мы подписали, в России третья по объёму выпуска хладагентов в мире отрасль была уничтожена, рабочие места были утрачены, рынки захвачены, политическая игра проиграна. Можно считать убытки и прогнозировать социальный взрыв по Чижевскому.
Значит, парламент для мистификации — не преграда. Поэтому нужен закон, который ещё до парламента поставит преграду аферам типа монреальской. Суть его может кратко сводиться к простой мысли – предотвращение климатических изменений на планете на современном этапе знаний о климате может быть пока только предметом международных деклараций, но не договоров с обязательственной частью, т. к. договор при заблуждениях любого из партнёров бессмыслен, а климатические расчёты принципиально недостоверны и во всех случаях носят только вероятностный характер из-за больших погрешностей и наших скромных знаний.
Основной задачей любого государства является защита своей конституции, гражданского и трудового права. На примере Монреальского протокола отчётливо видно, что первой мишенью глобализации является взламывание основ суверенитета той или иной страны через принятие ею международных обязательств, противоречащих национальному законодательству. В частности, речь идёт о замене в Конституции России приоритета человека на приоритет озонового слоя. Это свершившийся факт. Его последствия выражаются в отмене запретов на использование ядовитых веществ в промышленности и в быту. Кроме того, налицо многомиллиардные финансовые потери России из-за утраты внутренних и внешних рынков и потери рабочих мест по причине уничтожения целых отраслей промышленности. Такова экономическая цена глобализации, полученная благодаря раскручиванию маховика Монреальского протокола, научным фундаментом которого стала ошибочная гипотеза, обернувшаяся глобальной аферой.
Сегодня вместо озоновой “опасности” миру навязывается парниковая, которую также ставят выше приоритета человека. Под угрозой мирового потопа обывателю через средства массовой информации уже надёжно вбита идея о вреде парниковых газов. Наука безмолвствует по причине своей нищеты и отсутствия собственных СМИ. В этом случае если международные обязательства вновь ставятся выше национальных законов, то далее всё будет как при Монреальском протоколе, но уже с запретом выработки электроэнергии на тепловых электростанциях.
В итоге Россия по Киотскому протоколу зимой будет вырабатывать электроэнергию прямым преобразованием солнечной энергии или энергии ветра в условиях своих приполярных районов и полярной ночи. Этот абсурд вполне соответствует целям уменьшения выбросов СО2. Однако мало кто вспоминает о реальном потенциале этих видов энергии. В общем объёме вырабатываемой сегодня энергии их доля не превышает 2%. Поэтому рекомендации по поводу этих “чистых” видов энергии пока не более чем шутка.
Итак, если бы удалось вернуться к 1987 году, какие условия надо было оговорить России при заключении Монреальского протокола, учитывая, что принятие обязательств по международному договору не должно противоречить Конституции России и приоритет человека безусловен?
Для договоров о глобальных изменениях климата необходимы три условия.
1. Наличие строгой научной доказанности конкретного вида техногенного влияния человека на климат в масштабе планеты, т. е. при гарантированном условии отсутствия заблуждения.
2. Наличие международного законодательства по порядку ответственности за последствия от ложных доктрин климатического характера или целевого введения в заблуждение партнёра или всего мирового сообщества.
3. Научные доказательства должны быть получены каждой страной (или группой стран) самостоятельно за счёт собственных научных исследований, опять же чтобы исключить заблуждения.
В климатологии эпоха получения достоверных данных в XXI столетии вряд ли наступит, несмотря на потрясающие успехи информационных технологий. Достоверная картина климата Земли пока ещё не по карману мировому сообществу. Государства, не имеющие собственной научной школы по обсуждаемым вопросам, могут быть только наблюдателями климатологических договоров или участниками деклараций. Поэтому действия договоров могут распространяться только на территории стран в исследованных регионах Земли, причем только на основе их добровольного согласия. Любые экономические санкции стран-участниц за невыполнение договоров могут распространяться только на непосредственных их участников.
Законодательные основы ответственности за ущерб, наносимый лжепророками от климатологии, требуют разработки. Их сложность заключается в том, что каждый конкретный человек живёт в законодательных рамках своего государства, которое по экологическим вопросам имеет законодательную базу, не противоречащую международному праву (в России — в соответствии со ст.15 Конституции). Однако не следует исключать и тот факт, что экология как понятие по российскому законодательству входит в раздел санитарного благополучия населения.
Поэтому озонобезопасные, но при этом ядовитые или взрывоопасные вещества можно всё-таки запретить после их взрыва или отравления ими и затем не пускать в Россию в соответствии с реакцией общественного мнения. Но до момента “наглядной иллюстрации” возможностей углеводородов или новых “озонобезопасных” хладагентов, особенно фторпроизводных трёхкомпонентных смесей, не регламентированных по значениям предельно допустимой концентрации в них вредных веществ и почему-то по решению Госстандарта выведенных в категорию несертифицируемых, пока непонятно, к кому направлять иск частного пользователя кондиционера или холодильника, содержащих подобные хладагенты.
Обратная связь утрачена и человек беззащитен, а транснациональные монополии никогда в России ни за что не отвечали, т. к. пока даже нет законодательства на этот счёт. Эти законы ещё надо создать, чтобы однозначно связать риск за последствия от климатических ошибок с авторами и виновниками ошибочных версий и проводниками этих милых “заблуждений”.
Позиция России по отношению к Киотскому протоколу пока не отличается самостоятельностью, характерной для периода до 1989 года, когда глава советской делегации проф. В. М. Захаров усомнился в научной состоятельности хлорной версии озонового кризиса. Английская газета “Дейли Стар” 7.3.89 заявила, что “СССР отказался сократить на 100% выпуск своих ХФУ(хлорфторуглеродов) и надеется на новые научные обсуждения в августе”. Тогда “зелёный” принц Чарльз и “железная леди” Маргарет Тэтчер принудили Советский Союз подписать монреальские документы по запретам на производство ХФУ. Это при том, что климатолог проф. В. М. Захаров хотел немногого: “Мы готовы предпринимать любые совместные шаги, которые будут научно обоснованными”. Сегодня в роли В. М. Захарова по Киотскому протоколу оказался Дж. Буш-младший. В своём письме от 13 марта 2001 года он довольно просто аргументировал несостоятельность этого договора:
— договор не имеет характера глобального документа, т. к. государства, не принимающие его обязательств, занимают 80% территории Земли;
— сенат США проголосовал против подписания договора (голосование 95:0), который экономике страны может принести серьёзные убытки;
— СО2 по закону США не является загрязнителем воздуха;
— произойдёт повышение отпускной цены электроэнергии, и пострадают интересы американских граждан;
— данные по предмету договора находятся в “состоянии незавершённого научного знания о причинах потепления”.
Пока ответная реакция Европейского сообщества аналогична реакции 1989 года, однако есть и существенное отличие. Сейчас Евросоюз готов и без США, но с Россией и Японией ввести в действие Киотский договор. И дело здесь не в потеплении, а в деньгах, которые потекут из России и развивающихся стран в Евросоюз. Если по состоянию на 1997 год суммарные убытки США от запрета фреонов составили 150—200 млрд. долларов, то убытки Европы оценивались в 45—50 млрд. долларов.
Прогноз убытков по Киотскому протоколу также известен. За уменьшение выбросов в размере 310—390 млн. тонн СО2 (от “превышающей” выработки электроэнергии) дополнительные ежегодные инвестиции США должны составить 50—90 млрд. долларов. Налицо более высокий уровень расходов на “заботу” о будущих поколениях. Выбор таков: либо плати, либо замораживай производство электроэнергии. Последствия такого замораживания для стран с нехолодным и нежарким климатом могут оказаться ничтожными, особенно для стран со значительной долей выработки электроэнергии на атомных станциях. В первую очередь для Франции. Атомные электростанции углекислоты не выбрасывают, но в равной мере с тепловыми станциями загрязняют атмосферу излишним водяным паром из бассейнов-охладителей. Вот почему среди парниковых газов не упоминают пары воды, хотя есть и другие причины.
Приполярные или тропические страны, расположенные на больших территориях, по Киотскому протоколу в этой климатической рулетке могут оказаться в ловушке из-за непрогнозируемого изменения погоды, вызванного очередным изменением активности Солнца. Поэтому Китай и Индия отказались играть в Киотскую рулетку, поскольку за каждые 1000 кВт.час электроэнергии, выработанной сверх обязательств десятилетней давности, придётся платить 50 долларов на поддержание армии международных чиновников. Для России, производящей на АЭС и ГЭС около 33% электроэнергии, вступление в Киотский протокол может обернуться удвоением её отпускной цены в самое ближайшее время.
В добавление к аргументам Дж. Буша-младшего, прозвучавшим 13 марта 2001 года, с учётом условий России можно добавить ещё и такие:
— в Киотском протоколе не предусмотрен механизм ответственности за последствия международных ограничений при производстве тепла централизованными системами теплоснабжения России, работающми в экстремальных условиях Севера и Дальнего Востока, энергетику территорий которых нельзя приравнивать к европейским системам;
— система учёта и составления энергетических балансов быстро окажется инструментом экономической и военной разведки других государств, поскольку данные по энергетике наиболее полно характеризуют потенциал любой страны, и предоставлять их во вне в неискажённом виде может только ребёнок или иностранный агент — разведчик;
— в условиях нашей страны, территориально на 60% расположенной за Полярным кругом и имеющей несколько крупных городов и промышленных предприятий в зоне вечной мерзлоты и полярной ночи, подписание Киотского протокола будет означать снятие с обязанности государства конституционных гарантий по обеспечению жизненных условий для миллионов граждан России и перепоручение этих обязанностей “мировому сообществу”. А оно, судя по тексту протокола, очень хочет торговать квотами на выбросы СО2 и совсем не намерено заботиться об участи жителей северных районов России;
— при любом развитии событий необходимо обозначить предельно допустимую величину удорожания электроэнергии за счёт неизбежных нарушений правил игры в “парниковую опасность” и штрафов для России, поскольку иных экономических целей у Киотского протокола нет. При этом величина удорожания должна быть выражена в доле от среднестатистической зарплаты потребителя каждой страны-участника Киотского протокола.
Киотский протокол, если он будет подписан Россией, потребует изменения энергетической политики государства в сторону увеличения доли атомной энергетики и гидроэнергетики, не связанных с выбросами СО2. Но самое главное последствие подписания Киотского соглашения для России будет состоять в необходимости быстрого перевода теплоснабжения от централизованного к автономному. Объём затрат при этом окажется колоссальным.
В отношении логики Монреальского и Киотского протоколов очевидно противоречие, состоящее в том, что мировое сообщество пошло на замену фреона-12 “озонобезопасным” фреоном-134а, совершенно не обратив внимания на энергетическую неэффективность замены: энергопотребление фреона-134а в сравнении с фреоном-12 на 15—25 % больше. К чести разработчиков новых холодильных машин с “озонобезопасным” фреоном им удалось сгладить в них потери и практически сравнять энергопотребление старых и новых холодильных агрегатов.
Но если учесть невиновность фреона-12 в озоновом “эффекте”, прояснившуюся после 1998 года, то возврат реабилитированного фреона-12 в новые конструкции холодильных агрегатов даст гарантированную экономию энергопотребления не менее 10—15%. Для официальной цели Киотского протокола это гигантский шанс. Для России этот ход будет означать возврат рабочих мест и восстановление прежнего производства хладагентов, а для мирового сообщества — окончание озонового мракобесия, которое длилось около 15 лет. Итак, в любом случае пришло время смены декораций.
Игорь МАЗУРИН, руководитель отделения “Энергоресурсосбережение” ОКБ-1 Энергетического института им. Г.М. Кржижановского, к.т.н.
Евгений УТКИН, помощник руководителя Росгидромета, ответственный секретарь Межведомственной комиссии РФ по проблемам изменения климата
Анатолий Королев, учёный секретарь физического факультета МГУ, к. ф.-м. н.