Сборник статей о ювенальной юстиции. 1. Александр Шурыгин. Ювенальная юстиция — возможна ли провокация? 2. Ксения Кириллова. Подводные камни законопроекта и системы ювенальной юстиции в России. 3.Савелий Кашницкий. Легитимный киднеппинг: детей отнимают из-за долгов. 4. Александр Привалов. Война с последним союзником. 5. Ирина Медведева. Ювенальная юстиция – современная форма фашизма.

Первичный источник информации — http://www.ruskline.ru/analitika/2010/06/12/yuvenalnaya_yusticiya_vozmozhna_li_provokaciya/ (Русская народная линия).

Вторичный источник информации — http://www.oodvrs.ru/article/index.php?id_page=54&id_article=1739

 Статья 1

Ювенальная юстиция — возможна ли провокация?

Александр Шурыгин

Не исключено, что когда начнут отнимать детей, социальных работников будут встречать с  ослопом   (с длинной дубиной, жердью —  смотрите словарь Ушакова) в руках, а приставов и сотрудников милиции — картечью.

В последнее время тема ювенальной юстиции порождает весьма жаркие споры в СМИ, и причины для этого имеются. Слишком уж важные вопросы решаются, и допустить ошибку в решении этих вопросов нельзя. На повестке дня не экономическое процветание, не спасение банковского сектора и даже не сохранение территориальной целостности страны. На повестке дня — физическое выживание народа. И, к сожалению, это не просто громкие слова.

О сущности проекта ювенальной юстиции сказано уже немало. Много сказано и о том, как аналогичные проекты проводятся в жизнь в других странах. Постараюсь в данной статье сконцентрироваться на вопросах, недостаточно освещённых, на мой взгляд, но имеющих большое значение.

1) О двух ювенальных юстициях

Если максимально упростить понятие "ювенальная юстиция", то получится, что она складывается из двух составляющих — противодействия детской преступности и обеспечения соблюдения прав ребёнка. При этом все без исключения сторонники создания в России ювенальной юстиции делают акцент сугубо на первой составляющей, зачастую просто замалчивая второй компонент. Действительно, состояние дел с подростковой преступностью в России ужасающее и ювенальная юстиция в первой своей части может быть полезна и даже нужна, при учёте необходимости тщательной проработки соответствующего законодательного сопровождения.

Но вот недостатки от внедрения второго компонента с лихвой перевесят все возможные плюсы. Уродливые формы, которые принимает ювенальная юстиция в странах Запада, демонстрируют ещё раз, что защита прав ребёнка — палка о двух концах. Так исторически сложилось, что защита прав человека в России пока не стала «национальной идеей» и у нас во имя прав человека не происходят массовые жертвоприношения. Но вот защита прав и интересов ребёнка вполне может стать такой идеей фикс.

Очень часто сторонники введения в России ювенальной юстиции говорят о том, что она существовала в Российской Империи в начале 20 века. Безупречный приём воздействия на оппонента — раз уж нашими дедами ювенальная юстиция была введена, то и нам она не повредит. Однако подобные утверждения — пример вольного обращения с фактами. Действительно, частично элементы ювенальной юстиции в Российской Империи существовали, но тогда она включала в себя только первый из двух компонентов, указанных выше. Права родителей по отношению к детям никоим образом не подрывались соответствующим законодательством. Напротив, права в отношении детей, их воспитания и быта не просто гарантировались, но признавались незыблемыми, важнейшими для социальной стабильности.

Действовавшее на тот момент законодательство предусматривало, в частности, следующее: "личная родительская власть [над ребёнком] прекращается единственно смертью естественною или лишением всех прав состояния, когда в последнем случае дети не последуют в ссылку за своими родителями" [1]. Более того, указывалось, что "в личных обидах или оскорблениях от детей на родителей не приемлется никакого иска, ни гражданским, ни уголовным порядком" [2]. Таким образом, очевидно, что сама возможность привлечь какую-либо государственную структуру или арбитра, чтобы навязать родителям чью-то волю, либо лишить их прав в отношении детей, противоречила напрямую действовавшему законодательству Российской Империи.

В том же, что касается обязанности содержать ребёнка, давать ему должное пропитание, одежду и воспитание, указывалось, что родители обязаны предоставлять всё это  "по своему состоянию" [3], т.е. с учетом материального положения семьи. Вместе с тем, на детях лежала обязанность "оказывать родителям чистосердечное почтение, послушание, покорность и любовь; служить им на самом деле, отзываться о них с почтением и сносить родительские увещевания и исправления терпеливо и без ропота"   [4]. Как написано, какие слова! А ведь это положения закона, хотя их можно прямо сейчас распечатывать и вешать на стену как руководство к достижению семейной гармонии. Можно сравнить с положениями современного Семейного Кодекса — нынче пишут кратко, но вот души не осталось даже следа, одна сухая норма.

Однако общий вывод таков — полноценной ювенальной юстиции (в нынешнем понимании) в Российской Империи не было и быть не могло — в части, затрагивающей отношения родителей и детей она бы противоречила действующему на тот момент законодательству. Да и сегодня вторая составляющая нам не нужна, она вредна и опасна.

2) А судьи кто?

Так получается, что все сторонники ювенальной юстиции говорят об особых требованиях, которые должны предъявляться к судьям и работникам социальных служб — упоминаются и знание детской психологии, и высокий профессиональный уровень, и человечность, и честность. Но вот где же взять этих судей, равно как и всех остальных служащих, которые будут обеспечивать работу ювенальной юстиции?

Взять их неоткуда. По крайней мере, в нашей стране, страдающей от затяжного коррупционного кризиса, поразившего всю бюрократическую систему государства. О причинах этого кризиса можно и нужно говорить отдельно, но вот о следствиях не сказать преступно. В стране, где обычным явлением стали оборотни в погонах, оборотни в белых халатах, оборотни с указкой и мелом в руках и сотни прочих разновидностей коррупционеров, глупо предполагать, что можно построить сколько-нибудь рабочую систему ювенальной юстиции. Это неизбежно будет ещё один из способов "кормления" за счёт населения, а если называть вещи своими именами — налог на детей, при котором родители будут под угрозой лишения родительских прав вынуждены содержать взятками штат "ювенальщиков". А ведь дети — это не машина и даже не квартира. За детей последнее отдашь. И будут отдавать, ещё как будут! Тем более, кто будет оценивать деятельность "ювенальщиков"? Или в каждом случае нужно будет писать письмо Президенту, чтобы помог, разобрался и отстоял?

Как сказал один известный общественный деятель в интервью, посвященном проблеме ювенальной юстиции, "Понятно, что каждый конкретный случай требует оценки и осмысления. И если на самом деле кто-то из каких-то социальных работников где-то в какой-то стране не оценил ресурсы конкретной семьи, не использовал их для сохранения этой семьи и помощи ребенку, а создал условия, в которых семья была разрушена, — это профессиональная ошибка."[5] Однако на практике всё может быть ещё страшнее — оценив ресурсы (прежде всего материальные) конкретной семьи социальный работник может их "использовать" для её сохранения. А может не использовать и разрушить нормальную семью, и это будет профессиональная ошибка. Профессиональная ошибка, которая разрушит судьбу даже не одного человека (как бывает, когда человека незаслуженно осуждают за преступление, которого он не совершал), а целого семейства. То есть, с какой стороны посмотреть — с одной стороны трагедия, а с другой — просто профессиональная ошибка.

Разумеется, найдутся и в системе ювенальной юстиции честные и квалифицированные люди, как есть они в милиции и в медицине и в образовании. Но всевозможного гнилья и просто некомпетентных людей тоже будет как минимум немало. Сейчас по-другому быть не может. Поэтому вводить ювенальную юстицию, а тем более её вторую составляющую, предусматривающую механизмы активной защиты интересов и прав ребёнка, сейчас нельзя ни в коем случае.

3) Семь раз отмерь и сто раз обсуди

Удивительно, но в открытом доступе присутствует достаточно мало материалов, описывающих в деталях, как должна работать система ювенальной юстиции в будущем. Нет критериев определения того, нарушаются ли права и ущемляются ли интересы ребёнка. Нет чёткости и конкретики. А когда нет конкретики — жди беды. Нет, я не сомневаюсь в компетентности законодателей и их помощников — работа, которую они делают, сложная, ответственная и важная. Но результат не всегда бывает красивым или даже просто работоспособным. Ознакомившись с особенностями российского права, зарубежные юристы нередко хватаются за голову. Во всех странах закон что дышло, но у нас возможность совершенно противоположных толкований — это врождённая особенность весьма существенного числа правовых норм. В результате стандартная политкорректная формулировка, с помощью которой консультанты зарубежных фирм описывают особенности нашей правовой системы, звучит примерно так: "положения российского законодательства зачастую противоречат друг другу, отличаются нечеткостью, а их применение и приведение в исполнение зависит от ряда обстоятельств и отличается субъективным подходом". В разных вариантах эта формулировка встречается во всех отчётах и заключениях, посвящённых российскому праву и подготовленных для иностранных компаний.

Нет никаких оснований полагать, что с ювенальной юстицией будет по-другому. Однако если в других сферах ошибка может стоить нескольких миллиардов экономике и неизбежно выявится достаточно быстро, то в данном случае цена, которую может заплатить российское общество, неизмеримо выше. Поэтому проекты любых законодательных актов, посвященных проблеме ювенальной юстиции, должны быть подвергнуты не просто широкому, а всенародному обсуждению, и уж тем более не должны замалчиваться.

Наконец, где критерии оценки? Ведь именно в них кроется тот заряд негатива, который может быть заложен в проект ювенальной юстиции. Возьмём элементарный пример — живёт в благополучной и даже зажиточной российской семье сын-подросток. Ходит в элитную школу, дружит с другими ребятами — всё как у остальных детей зажиточных родителей. Но вот папа очень много работает, дома почти не бывает. То командировки, то встречи, в лучшем случае приходит на ночь. Ни спортом позаниматься с ребёнком, ни "за жизнь" поговорить времени не хватает. Конечно, у папы ответственная работа, от него зависит много людей, но сотрудник социальной службы приходит однажды и говорит, что подросток в школе подрался, разбил нос однокласснику (нормальная жизненная ситуация), не был вовремя привит и не прошёл диспансеризацию, а социальные службы связывают это с недостатком родительского внимания. И посему вот вам ультиматум — или проводите время с ребёнком и чтобы никаких больше проблем, или мы вас в бараний рог. У нас, дескать, план и критерии — не меньше 4 часов в день продуктивного общения с каждым родителем, или 6 часов общения непродуктивного.

Возможна такая ситуация? Вполне возможна и даже вероятна. А теперь представим, что сына зовут Илья Дмитриевич Медведев, а его папа — Президент РФ. И вот Президент РФ говорит, что бросить работу не может — миллионы людей, кризис экономический, ответственность — войдите, дескать, в положение. А социальный работник отвечает, что это вы в суде расскажете, а ребёнка мы всё равно заберём и отдадим тем, у кого будет достаточно времени на него.

Ситуация, конечно, умышлено доведена до абсурда, но отчасти демонстрирует, что может выйти из этой инициативы при отсутствии чётких критериев, руководствуясь которыми можно будет принимать решения и отталкиваясь от которых такие решения можно будет обжаловать.

4) А может быть всё-таки провокация?

Поразительно, насколько мало уделяется внимания тому заряду нестабильности, который может быть заложен вместе с ювенальным проектом в самое сердце российского общества. Либо об этом просто никто не думал из авторов и сторонников ювенальной юстиции, либо в этом и заключается весь смысл.

Ведь негативные последствия внедрения ювенальной юстиции ударят не только по семье, по рождаемости, по людям — они ударят по стабильности и порядку, могут просто подорвать весь фундамент России в нынешнем её виде. Народ наш, слава Богу, терпелив, многое может вынести без ропота. Но вот ювенальной юстиции он может не вытерпеть и выдать такую реакцию, которой руководство страны может просто не ожидать, а инициаторы проекта — ждать с нетерпением. Ведь когда у человека отнимают доход, как у перегонщиков праворульных машин, или уменьшают социальные льготы, дело может закончиться потасовкой с ОМОНом. Но когда начнут отнимать детей, может дойти и до большой крови. При всей забитости и всех страхах среднестатистического россиянина, когда дело дойдёт до самого дорогого — до детей, никто просто так руки не сложит. А когда станет ясно, что правды не добьёшься, люди могут начать вести себя совершенно непредсказуемо. Финн Рантала, по сообщениям прессы, сам собирался отвести в социальный приют своего сына [6]. На то он и законопослушный гражданин сытого ЕС, там это норма — но у нас не исключено, что социальных работников будут встречать с ослопом в руках, а приставов и сотрудников милиции — картечью. И весьма вероятно, что общественное мнение встанет на сторону родителей, если только за ними не числится каких-то ужасных преступлений в отношении собственных детей.

На этом фоне могут серьёзно уменьшиться рейтинги руководителей страны, а там недалеко и до акций неповиновения. Ведь чтобы расшатать страну не нужно много усилий — надо приложить их к нужной точке. И семья — именно такая болевая точка, последняя крепость, сдавать которую ни один нормальный человек не станет.

Насколько высшее руководство страны осознаёт эти риски — сказать сложно. Есть вероятность, что просто не осознаёт, не хватает времени разобраться. Рассказали советники — хороший проект закона по снижению подростковой преступности и защите детей. Кто же против этого возразит — защищать, снижать, обязательно! Но вот о тех последствиях, к которым может привести внедрение ювенальной юстиции, руководители страны и законодатели, к сожалению, могут и не подозревать.

Примечания:

1. Свод Законов Российской Империи. Том Х. Свод Законов Гражданских. Книга I, Раздел I, ст.178.

2. Свод Законов Российской Империи. Том Х. Свод Законов Гражданских. Книга I, Раздел I, ст.168

3. Свод Законов Российской Империи. Том Х. Свод Законов Гражданских. Книга I, Раздел I, ст.172

4. Свод Законов Российской Империи. Том Х. Свод Законов Гражданских. Книга I, Раздел I, ст.177

5. К. Борисова. Опасна ли ювенальная юстиция? Интервью главы комиссии по общественному контролю за деятельностью правоохранительных органов и реформированием судебно-правовой системы Общественной палаты Российской Федерации А.Г. Кучерены и члена Общественной палаты Российской Федерации О.В. Зыкова пресс-службе Данилова мужского монастыря г. Москвы. (Москва, май 2009 г.) //Консультант +.
Источник: ruskline.ru

 Статья 2

Подводные камни законопроекта и системы ювенальной юстиции в России

Ксения Кириллова

Источник информации — http://roditeliplanet.ru/levoe_menyu/analitika

Наверное, сегодня уже нет смысла лишний раз говорить недостатках и перегибах западной системы «ювеналки». На эту тему существует множество материалов, а также ужасающая статистика отбора детей из вполне благополучных семей по самым ничтожным поводам.

К примеру, еще несколько лет назад российские СМИ облетела новость о том, что ювенальный суд Франции отобрал у российской актрисы Натальи Захаровой трехлетнюю дочь Машу с формулировкой «удушающая любовь матери». Девочку отправили в приют. Сейчас Маше уже двенадцать лет, но ей до сих пор не разрешают встречаться с Натальей. Не менее трагичная история произошла в семье чемпиона Европы по стрельбе Григория Пастернака, живущей в Нидерландах. Все началось с того, что дочь-подросток Ирина забросила школу и увлеклась мечтами о «красивой жизни», которые и принялась активно воплощать. Когда отец категорически запретил девочке ночные похождения и увлечение наркотиками (которые, кстати, легализованы в Голландии), дочь позвонила по детскому телефону доверия. После этого отец в течение трех лет не мог добиться встречи с ней. Таких случаев в зарубежных странах было немало, однако наибольшие опасения вызывает вопрос: насколько реальна угроза того, что система, которая сегодня вводится в нашей стране, будет аналогична западной?

Чтобы ответить на него, обратимся к единственному существующему на данный момент законопроекту от 14 февраля 2005 года, расположенному на официальном сайте сторонников ювенальной юстиции в России (http://www.juvenilejustice.ru).

Данный проект носит рамочный характер и порождает больше вопросов, чем ответов. Например, в ст. 4 закона предусмотрено, что любое физическое и юридическое лицо вправе осуществлять деятельность по реализации и обеспечению прав ребенка. Что это за лица, в каких случаях они вправе брать на себя эти функции и как соотносятся с их деятельностью права родителей, в тексте не разъяснено. Возникает резонный вопрос: если представитель, допустим, секты сатанистов, встретив на улице ребёнка, решит, что его права на свободу вероисповедания нарушаются, он может «защитить» их так, как считает нужным? Представители сексуальных меньшинств, кстати, тоже не прочь на свой лад «защитить» права чужих детей (своих, по понятным причинам, они не имеют).

Далее, проект закона предусматривает деятельность экспертных, консультационных, координационных и других советов (ст.11), полномочия которых также не определены. Не менее загадочна ст. 10, которая предусматривает создание множества органов, в том числе: «ярмарки социальных проектов, посвященные развитию системы ювенальной юстиции и (или) включающие направления и темы, соответствующие целям и задачам настоящего Федерального закона». На что будут направлены проекты? Какие организации могут их выставлять? Всё это остаётся тайной за семью печатями.

Зато красной нитью через весь текст проходит мысль о «доступности для ребенка и лиц, ответственных за его воспитание, знаний о своих правах, свободах и интересах, основанных на международных стандартах» (ст.17). Опять же, международных норм множество, и часть из них вполне может находиться в конфликте если не с российской правовой системой, то уж точно с нашей национальной культурой. Например, желание пить, курить и приходить домой под утро при желании вполне можно квалифицировать как «право ребёнка на индивидуальность». Другое дело, что в подобных случаях именно родители, а не подростки, гораздо лучше понимают, чем может закончить такой «индивид», если вовремя его не остановить. Кроме этого, наряду с упором на права ребенка в тексте ни слова не говорится о защите семьи как таковой.

При этом самой поразительной нормой законопроекта является п.4 ст.13, согласно которому «Материально-техническое и финансовое обеспечение входящих в систему ювенальной юстиции неправительственных некоммерческих организаций осуществляется за счет… международных, государственных, муниципальных, частных грантов, в том числе, полученных от российских и (или) иностранных физических и юридических лиц». Таким образом, законопроект прямо предусматривает международные и зарубежные гранты как один из источников финансирования!

Честно говоря, плохо верится, что щедрые зарубежные грантодатели начнут финансировать что-либо, противоречащее их понимаю о том, что будет лучшим для нашей страны. Напротив, мой опыт общения с европейскими коллегами показывает, что последние и без всяких грантов слишком агрессивно навязывают России свою правовую модель, будь то защита прав гомосексуалистов или секспросвет. В данном же случае принцип «кто платит – тот и заказывает музыку» сработает на все сто процентов.

Впрочем, он начал срабатывать уже сейчас. В некоторых российских школах, например, среди учащихся проводится анкетирование на тему: «Защищён ли я?», подготовленное Школой волонтеров Департамента по защите прав детей. Творцы анкеты вознамерились узнать, осуществляется ли в семьях школьников «насилие над детьми». Кстати, согласно распространяемым по российским школам книжечкам Совета Европы «Искоренение телесных наказаний для детей» под насилием понимается «любое наказание с применением физической силы и намерением причинить наказуемому физическую боль любой степени интенсивности или же неудобство, даже если оно незначительно». Безусловно, я тоже против того, чтобы родители зверски избивали детей, однако в документе под недопустимым насилием понимаются также обычные шлепки, встряски, толкания и даже «вынуждение ребенка сохранять продолжительное время неудобную позу» (с.7-8).

Таким образом, если мама решит ненароком шлёпнуть расшалившегося сорванца, или если старший брат, радуясь первому снегу, захочет шутливо спихнуть младшего в сугроб, тот вполне может подать в суд или в комиссию по правам ребёнка на «проштрафившегося» родственника. Про «сохранение неудобной позы» и говорить нечего: сюда может попасть как стояние в углу, так и обычный призыв не сутулиться…

Если же родителю каким-то чудом удалось при воспитании ребёнка избежать всего перечисленного, авторы книжки поясняют, что, оказывается, «существуют и другие формы наказания, которые – не будучи физическими и телесными – все же являются жестокими и унизительными, а поэтому они несовместимы с Конвенцией ООН о правах ребенка. Они наносят удар по самооценке ребенка и направлены на то, чтобы унизить его, оскорбить, очернить, внушить чувство виновности, запугать, терроризировать или же высмеять» (с.8).

Вообще-то, если на то пошло, цель любого наказания – дать человеку понять, что он виноват. Странно было бы придумать наказание, повышающее самооценку. Учитывая это, необходимо определиться с чёткими критериями, какие именно наказания являются унизительными, ведь иному ребёнку может показаться унижением даже попросить прощения у обиженного им человека.

Тем не менее, авторы книжки категорично утверждают, что законодательство должно быть таким, чтобы «каждому стало абсолютно ясно: бить, «шлепать», или «пороть» ребенка столь же противозаконно, как и взрослого; уголовный закон о противоправном нападении в равной степени применим к подобным актам насилия вне зависимости от того, определяются ли они как «акт дисциплинарного воздействия» или же как «разумная коррекция поведения» (с.25).

Понятно, что нарушения данных принципов при желании можно найти в любой семье, однако далеко не каждый ребёнок решится доносить об этом в различные инстанции. Видимо, чтобы навести его на эту мысль, и используется упомянутая уже анкета. Согласно её тексту, детям предлагается подумать, существует ли проблема насилия в семье и какие формы насилия в семье наиболее часто проявляются. Среди вариантов ответов предусмотрены физическое, психическое, сексуальное, экономическое, пренебрежительное и, наконец, другое. Трудно догадаться, что имеют в виду авторы анкеты под термином, например, «пренебрежительное насилие». Впрочем, отсутствие такого, с позволения сказать, «насилия» может быть расценено по данной логике как «удушающая любовь матери». «Экономическое насилие» тоже, видимо, стоит отнести к ноу-хау Департамента по защите прав детей. Впрочем, ребёнок, обиженный, допустим, на то, что ему не купили дорогую игрушку, вполне может решить, что стал жертвой такого насилия.

Далее авторы анкеты прямо пытаются выяснить, какие отношения у ребёнка с родителями, бесцеремонно нарушая при этом неотчуждаемые права самих детей на личную и семейную тайну. Среди вариантов ответов встречаются такие, как «родители далеки от меня», «я им безразличен», «напряженные», «могли бы быть и лучше», «оскорбляют словами, кричат, заставляют чувствовать плохим человеком». Нет слов, оскорблять детей, конечно, нельзя, но здесь очень многое зависит от того, как сам ребёнок оценивает свои отношения со взрослыми. Понятно, что если он будет заполнять анкету в тот период, когда у него произошла ссора с родителями
(а в какой семье не бывает подобных ссор?), результаты теста он покажет не лучшие.

Те же соображения относятся и к следующему вопросу: «какие методы воспитания обычно применяют твои родные по отношению к тебе?». Здесь встречаются такие ответы, как: «не замечают тебя, перестают разговаривать с тобой», «запрещают тебе делать то, что тебе нравится» (например, курить «травку» или напиваться в подъездах?), «ругают, кричат, обзывают» и, наконец, «применяют физические методы воздействия».

Одним из самых провокационных является, пожалуй, следующий вопрос.

 Приводим его полностью:

 «Укажи, пожалуйста, виды насилия, которые испытывал в своей семье или продолжаешь испытывать (не более 3 ответов):
1. психологическое насилие (манипулирование, обвинения, формирование чувства вины и др.)
2. эмоциональное (критика внешнего вида, манер, умственных способностей, оскорбления, брань)
3. экономический контроль, угроза лишения материальной поддержки
4. физическое (пощечины, толчки, побои, издевательства)
5. сексуальное насилие (принуждение)
6. эксплуатация (заставляют работать, отбирают деньги)
7. пренебрежение
8. препятствие в выборе друзей и встреч с ними
9. свой вариант ответа».

 Если воспринимать вопрос всерьёз, ситуация в самом деле может дойти до абсурда. Возьмём, к примеру, пункт «критика внешнего вида». По логике авторов, если дочь покрасит волосы в зелёный цвет, мама, видимо, должна изображать по этому поводу бурную радость, не допуская критических замечаний. Если подросток, допустим, украл из дома деньги, формировать у него чувство вины за этот поступок также запрещается. «Угроза лишения материальной поддержки» (говоря простым языком, угроза не выдачи в наказание карманных денег, потому что какая иная материальная поддержка может быть у ребёнка, который и так живёт на родительском иждивении?), согласно документу, также является формой насилия. Словом, если раньше для ребёнка родители и меры воспитательного воздействия имели хоть какой-то эффект, то теперь ему с юных лет внушается о «противозаконности» этих мер.

В этой связи вполне закономерен идущий в анкете вопрос: «Знаешь ли ты организации, в которые мог бы обратиться в случаях проявления жестокого обращения по отношению к тебе? (укажи их)». По сути, здесь ребёнок прямо призывается к доносительству на родителей.

Итак, как нормы законопроекта, так и документы, распространяемые в школах (преимущественно в регионах, где уже действуют «пилотные проекты» по ювенальной юстиции) не могут не настораживать.

Факты упрямо указывают на то, что в нашей стране насаждается именно западная система «ювеналки», где в принципе отсутствует приоритет традиционных семейных ценностей, а дети с юных лет учатся доносить на своих родителей в случае, если те не исполняют их прихотей. Думаю, можно предположить, что произойдёт с семьёй в случае её внедрения в России.

  Статья 3

Люди, потерявшие работу или зарабатывающие очень мало, с недавних пор рискуют потерять самое дорогое — родных детей. Наше больное государство жадно отнимает у таких людей единственную оставшуюся надежду в жизни — родных детей…



За долги по квартплате у московской семьи отобрали пятерых детей

Люди, потерявшие работу или зарабатывающие очень мало, с недавних пор рискуют потерять самое дорогое — родных детей. На начало мая 2011 г. число безработных, зарегистрированных в службе занятости Москвы, составило 48,7 тыс. человек.
 
Просроченные творожки

В московскую квартиру Сергея Супонева и Нины Кузнецовой не так давно пожаловала делегация: сотрудников районного отдела опеки сопровождал наряд полиции. Осмотрев жильё, где в то время шёл ремонт, и решив, что в таких условиях дети проживать не могут, «пришельцы»… увели пятерых ребят, старшему из которых 12 лет, младшему 3 года, с собой. Немногим позже «опекуны» вернулись и потребовали от матери подписать согласие на изъятие детей «в связи с тяжёлым материальным положением».
 
— Я тотчас помчалась к Нине, — рассказала «АиФ» Анна Егорушкина, тоже многодетная мать, сотрудница банка и жена юриста, которой Н. Кузнецова позвонила как своей подруге. — Осмотрев квартиру, убедилась: творится произвол. Расспросив друзей, предположила, что причина, вероятно, в большом долге по квартплате (около 300 тыс. руб.), скопившемся за восемь лет. А повод — в конфликте с завучем. Недовольная некоторыми порядками в школе, Нина пообещала пожаловаться в департамент образования. Завуч ей намекнула: сделаете — пожалеете…
 
Во время изъятия двое детей были больны, однако это не остановило чиновников. Старшего дома не было — его забрали прямо из школы. Ребят поместили в инфекционное отделение больницы, где они пробыли 8 дней. Правда, вскоре на заседании районной комиссии по делам несовершеннолетних было решено вернуть детей в семью. Но чиновники сделали это не по доброте душевной: соседи собрали подписи в защиту семьи, а А. Егорушкина добралась до уполномоченного по правам ребёнка в Москве. Он-то и помог, а вовсе не те, кто любит светиться на телеэкране, как благодетели и защитники детей.
 
После налёта на семью, Супоневы вздрагивают от каждого звонка в дверь. Дети перестали посещать центр социальной помощи, где прежде получали обеды, что далеко не пустяк для семьи, в которой отец-строитель — один из 48,7 тыс. москвичей, потерявших работу.
 
Что же касается долга по квартплате, в квартире, как выяснила Егорушкина, оказались прописаны неизвестные люди, поэтому в отдельные месяцы начисления делались на завышенное количество человек. В районном расчётном центре разбираться в ситуации, видимо, не захотели и пошли по более простому пути. Ведь Супоневы — не вице-спикеры Госдумы, о них в новостях не рассказывали, как о С. Журовой, у которой в квартире без её ведома оказалось прописано с десяток неизвестных.
 
Похожая ситуация возникла у защитницы Химкинского леса Евгении Чириковой: якобы по «сигналу» соседей органы опеки угрожали отнять у неё детей. Понятно, что не жестокое обращение с детьми стало причиной этой атаки, а общественная деятельность правозащитницы.
 
Так что же, органы опеки — не инстанция, помогающая родителям, а новая инквизиция?
 
Очень похожи на эти истории и другие — 9-летнюю Сабину из Тёплого Стана отобрали у Юлии Гришиной, которая задолжала по квартплате 100 тыс. руб. 9-летнего Алёшу «опекуны» района Строгино увезли в ОВД из коммунальной квартиры, где он живёт с матерью-одиночкой Галиной Яковлевой, когда та находилась на работе. Женщине не оставили даже записки: вернулась домой — ребёнок исчез. Мотив изъятия похож: в квартире не убрано, в холодильнике просроченные творожки. И подоплёка такая же — у женщины, не получающей алиментов от бросившего семью мужа, большие долги по квартплате.
 
— Когда я выложила сюжет с похищением детей в своём блоге, — продолжила А. Егорушкина, — с подобными историями мне стали звонить со всей страны. Помочь я могу только советом: немедленно обращайтесь в прокуратуру и не подписывайте просьб о размещении детей в приюте.
 
Когда органы опеки спасают детей от родителей-наркоманов, алкоголиков, это понятно. Но отбирать ребят у любящих матерей из-за просроченных творожков… Что с нами случилось?

Возникло «карательное попечительство», выгодное чиновникам, в ведении которых — сироты и приютские учреждения, — считает Борис Альтшулер, руководитель организации «Право ребёнка». — Дети, отобранные у мам и пап похожим образом, — «продукция» для «чиновничьих корпораций». Федеральное законодательство устроено в угоду их интересам, и поэтому Семейный кодекс РФ пронизан пренебрежением к интересам родителей. Новая формулировка одной из статей кодекса гласит: «Защита прав и интересов детей… при создании действиями или бездействием родителей условий… препятствующих их нормальному воспитанию и развитию… возлагается на органы опеки и попечительства». Этот закон вступил в силу 1 сентября 2008 г., и с тех пор страну сотрясают скандалы.

Кто и как будет определять, что такое «нормальное воспитание и развитие»? И зачем потребовалось массовое сиротство детей? Месячный бюджет московского интерната или приюта в расчёте на 1 ребёнка составляет около 30 тыс. руб. (в Москве — 50 тыс. руб.). В приютах России постоянно находятся 350 тыс. детей, из них настоящих сирот — 110 тыс. Всего в год на содержание таких ребят расходуют 3-4 млрд. долл. И конечно, немалая часть суммы прилипает к рукам тех, кто ею распоряжается. В странах Запада, как только забирают ребёнка, тотчас начинается комплексная работа психологов и социальных педагогов, цель которой — сделать всё, чтобы помочь ему вернуться в семью. И, к примеру, в США и Франции 70% изъятых возвращаются к мамам и папам. В России в 2009 г. забрали 115 тыс. детей, а вернулись к родителям всего 9 тыс.!

— Происшедшие с москвичами истории меня не удивляют. Система мер, направленных, как мне видится, на разрушение семьи, всё настойчивее внедряется в нашу жизнь, — считает Андрей Клычков, депутат Мосгордумы. — В столице так называемые ювенальные технологии применяют школы, социальные службы, учреждения здравоохранения и даже коммунальщики. В «группу риска» может попасть любая семья, в том числе и моя: я рано ухожу и поздно возвращаюсь с работы, значит, не уделяю должного внимания сыну.

Как этого избежать? Установить на федеральном уровне: цель работы органов опеки — НЕ изъятие детей, а помощь в улучшении условий жизни социально необеспеченных семей. Решения не должны приниматься на основании доносов из школы или жалоб соседей. Но ювенальные технологии придумываются не в Москве. Их нам навязывают, не задумываясь о создании систем реальной поддержки потерявших работу родителей или тех из них, кто попал в трудную жизненную ситуацию.

 Статья 4

Война с последним союзником

Александр Привалов

Источник информации — http://roditeliplanet.ru/pressa/p_margin_bottom_0_21cm_voyna_s_poslednim_soyuznikom  (2011-02-11), «Эксперт» № 2 (736) / 17 янв 2011.
          
Под предлогом защиты прав детей в стране разворачивается настоящая атака на семью. Убедить общество в правильности этих действий никто и не пытается

Всё большая часть публики всё твёрже убеждается, что под названием (более чем условным) «ювенальная юстиция» на страну надвигаются два новшества. Во-первых, у родителей будут отбирать детей — под предлогом широко толкуемого неблагополучия ребёнка в семье. Публика понимает это прямо: детей станут отбирать за бедность. Во-вторых, детей будут поощрять к доносам на родителей по поводу любого нарушения их, детских, прав: ну там папа накричал за двойку, мама запретила допоздна гулять или не купила мороженого. По таким доносам детей опять-таки станут изымать из семьи; бедные глупые павлики морозовы восплачут в детских домах, да будет уже поздно.

Лоббисты ювенальной юстиции нехотя и всё более раздражённым тоном публику успокаивают: да ничего подобного, кто вам рассказал эту чушь? Такие большие глаза — чтобы лучше видеть тебя, такие большие уши — чтобы лучше… то есть, тьфу; не так. Никаких ужасов ювенальная юстиция людям не готовит, а, напротив, несёт огромную пользу. Публика бы, думаю, и поверила: приведённые страхи настолько дики, что смерть как хочется, чтобы их кто-нибудь поскорее развеял. Но, к сожалению, текущие события то и дело подтверждают мнительным гражданам их худшие опасения.

При желании каждую отдельную неприятность, замечаемую вблизи этой больной проблемы, можно трактовать как чей-то ляп. Как сколь угодно скверный, но — анекдот. Вот в либеральнейшей газете проректор либеральнейшего вуза публикует призыв отбирать детей у жителей сёл Центральной России, поскольку там-де не сёла, а «источники социального загрязнения». Ну заучился человек: думал, что беседует в своём кругу, а брякнул при всех — с кем не бывает. Поплевались — забыли.

Вот в крае, возглавляемом просвещённейшим губернатором, объявляются вакансии с неплохой зарплатой; работа — выявление неблагополучных семей. От соискателей требуется опыт успешного — чего? оказания помощи? Нет: ведения процессов по лишению родительских прав. Ну так ведь сняли это объявление, сняли! И сам омбудсмен Астахов на своём сайте разъяснил, что к кадровичке, давшей некорректную информацию, «примут меры». Что сама работа по «выявлению» правильна и необходима, но что «недопустимо превращать очень важную государственную задачу — помощь социально незащищённым семьям и семьям, попавшим в сложную жизненную ситуацию, — в очередную кампанейщину и «охоту на ведьм». Ладно; публика посердилась — отошла.

Вот в том же самом крае (уже после скандала с вакансиями!) студентам предлагают за вознаграждение выявлять кандидатов на лишение родительских прав. За каждую социально неблагополучную семью, где есть дети школьного возраста, наводчику платят по 350 рублей, если ребёночек помладше, то даже 430. Признаки неблагополучия нехитры: плохие оценки, неремонтированное жильё… Оказывается, госзаказ был в регионе: вынь да положь 723 такие семьи — а самим чиновникам искать их было лень. Как раз этот госзаказ омбудсмен Астахов и назвал правильным и необходимым. Ну так ведь он же обещал, что это правильное дело не превратится в охоту на ведьм, — значит не превратится. К какому-нибудь чиновничку, возможно, «примут меры» за некорректность — зато небрезгливые студенты чуток подзаработали. Ладно; забыли и это.

Вот в школах пытаются с помощью «паспортов здоровья» собирать данные о жизни в семьях учеников — данные с явным прицелом на то, чтобы впредь не приходилось платить студентам за доносы. Ну так это какой-то умелец в Минобре в благородном усердии чуточку забежал за рамки Конституции. Забыли. Вот чиновники годами преследуют священника, без видимых оснований пытаясь отобрать у него то всех детей (семеро родных и двое приёмных), то хоть некоторых. Ну так это закусили удила работники конкретного органа опеки. Если достучится злосчастный поп хоть до кого-нибудь властного, к районным деятелям тоже «примут меры» (пожурят). И так неделя за неделей; и публика, кажется, уже устаёт всё это забывать — и устаёт каждый раз верить в чью-то личную глупость или гнусность. И каждая следующая новость — даже если она сама по себе не важна — воспринимается всё острее, поскольку бьёт в ту же боль.

Вот, например, в конце декабря три тысячи серьёзных людей, собравшихся в Москве на Всероссийский родительский форум «Спасём семью — спасём Россию!», чуть было не потребовали распустить к чертям всю Общественную палату*. А почему? Из-за пустяка. Участники форума прознали о форсайт-проекте «Детство-2030». Им послышалось, что этот документ уже одобрила Общественная палата и вот-вот его понесут для одобрения президенту, — они и рассердились.

Германская служба опеки получила право изъятия детей из семьи и иммунитет от любого внешнего контроля, кроме партийного, в 1939 году: нацисты склепали орудие политических репрессий. Зачем сейчас двинулись той же дорогой мы — непонятно

Ориентация приводит к культивации

Я и сам, наткнувшись где-то на две-три фразы из «2030», пришёл чуть не в ярость; собирался даже писать злую статью. Для этого надо было прочитать бумагу целиком, и выяснилось, что всерьёз писать о ней трудно: слишком она комична. Времена на дворе, спору нет, куда как нетребовательные, но и теперь подобного рукоделия, думаю, ни в Общественной палате не одобрят, ни в верхах. Если вам зачем-либо нужен свежий пример отправления карго-культа, настоятельно рекомендую «Детство-2030». Образцовый вертолёт из веток и листьев.

Авторы верят, что несколько «учёных» и, главное, модных терминов, будучи повторены много раз, автоматически порождают содержательный остросовременный текст. Само слово «форсайт» их так восхищает, кажется им столь волшебным, что страниц семь или восемь из общих сорока они отвели на токование вокруг чудесного термина. И как удачно, что форсайт не есть ни планирование, ни прогнозирование («прогнозирование безответственно»!); и как сложно проводить форсайт именно в России, где люди и слова-то этого всё никак не поймут (читай: мы-то какие крутые!); и какие в их форсайт-проекте применены методологические инновации*. А поверх форсайта, инноваций, стратегирования да дискурса в бумаге почти ничего и нет. Единственной заявкой на самобытность и оказываются как раз те нехитрые пощёчины общественной морали, что так всех сердят: мол, стариков, конечно, убивать не надо, но и чрезмерно тратиться на них не следует; мол, родительская любовь есть скорее отживший предрассудок, чем наблюдаемый факт, — и т. п.

Зато в учёных-то словах какая открылась силища! Оказывается, например, что все проблемы новых поколений разрешаются установлением правильного дискурса детства. Не в том всё-таки смысле, что дети рождаются от разговоров, но «в зависимости от того, какой дискурс существует и поддерживается в обществе, появляется тот или иной тип детства». Мы-то с вами, вахлаки, полагали, что «тип детства» зависит ещё от страшно многого. От того, в каком состоянии образование и медицина, от уровня алкоголизма и наркомании, от количества достойно оплачиваемых рабочих мест — да не перечислишь. Конечно, избранный авторами жанр подразумевает изрядную степень свободы от деталей — взгляд, так сказать, с высоты птичьего полёта. Но птичий полёт, с высоты которого не видно, скажем, не только наркомании, но вообще ни единой криминальной проблемы, зато удаётся внимательно обозреть «бизнес детских товаров», свидетельствует о незаурядном классе летателей. Если же авторы «Детства» и касаются действительно насущных вопросов, то опять как-то больше в смысле дискурса. Вот про медицину — не могу удержаться, процитирую: «Ориентация на болезнь и больных приводит к росту числа больных и больниц, ориентация на здоровье приводит к культивации (к культивированию? — А. П.) здорового образа жизни и разнообразию профилактических мер».

Исходя из подобного напыщенного псевдомыслия — пардон, дискурса, — авторы строят «дорожную карту». Например, на 2030 год ими назначены чипизация и генная модификация человека, которые, конечно же, сильно поменяют все подходы к проблеме. Как чудесно сказала в интервью руководитель форсайт-проекта Алина Радченко, «хотим мы того или нет, это станет частью нашей жизни… Пришла зима — надели шубы, пришла чипизация мозга — надо быть к этому готовым». Так и видишь, как А. Ф. Радченко готовно чипизирует свой мозг, а равно мозги попавшихся под руку детей — и неторопливо надевает шубу. Так вот, в этой же «дорожной карте» на 2015–2020 годы отнесён отказ от дискурса «дети растут в семье». Необходимость отказа авторы поясняют безапелляционными фразами о том, что семейная структура тормозит развитие детей, что многие родители некомпетентны в воспитании, а главное — о ложности стереотипов, будто родители любят детей и будто дети нуждаются в родительском присмотре. Словом, дано краткое, но свирепо откровенное оправдание того самого массового изъятия детей, которого всё больше опасается публика. Сердиться на авторов бумаги такого качества, повторюсь, не стоит, но очень стоит призадуматься: если уж они так уверены, что начальство желает слушать по проблемам детства именно такие публичные речи, то дело зашло далеко. Ведь госпожа-то Радченко не с улицы человек — она помимо форсайт-проекта руководит и аппаратом Общественной палаты. Вхожа-с. Так что говорить про эту бумагу всё-таки следует всерьёз.

Полемизировать? Да, нужно и полемизировать. Только не с этой уценённой шигалёвщиной, не с публикаторами кромешных софизмов, а с теми, кто, не произнося их вслух, будто по ним действует.

Вести или не вести российскому государству войну с семьёй — это один вопрос; отбор наилучших ювенальных технологий — вопрос другой. Первый сейчас неизмеримо важнее, но заниматься нужно обоими

Главный враг — семья

Ведь в случайность таких совпадений не поверит никакой Ватсон. То профессор в «Ведомостях» мнение выскажет, то г-жа Радченко форсайт обнародует, то по телевизору ролик социальной рекламы запустят — и всё в одну дуду. Ролик-то не видели? Ещё увидите — его и на федеральных каналах в прайм-тайм крутят. Милый такой мультик про чудесный телефон, который забирает у детей их страхи. Испуганная девочка шепчет в трубку доброй тёте: «Мне страшно!» Тётя отвечает: «Давай поговорим, и твой страх уйдёт». Мерзкий фиолетовый страх уезжает от девочки по проводу — и она улыбается. Чего же она боялась-то? А боялась она ссорящихся за стеклянной дверью мамы и папы. Не пьяных соседей, не школьного хулиганья, не уличных наркоманов — мамы и папы. «Если ты тоже боишься, позвони… телефон…» Главный враг детства выбран и назван: объявляется война семье. Принимаются и разрабатываются всё новые законопроекты, меняющие семейное, уголовное и административное законодательство в сторону резкого ужесточения контроля над семьёй со стороны государственных органов, облегчения вмешательства в дела семьи, изъятия детей и проч.

Далеко не ходить — только что пресс-служба главы государства распространила сообщение о том, что президент подписал ряд поручений: «В частности, правительству РФ совместно с органами исполнительной власти субъектов федерации поручено в срок до 1 августа 2011 года подготовить предложения по формированию накопительных счетов для воспитанников детских домов, имеющих родителей, но оставшихся без их попечения, и по разработке механизмов взыскания с этих родителей средств, используемых для формирования таких счетов». Понятно, что готовящаяся мера затронет не опустившуюся пьянь, у которой ребят и в самом деле следует изымать, — что с неё возьмёшь для накопительных счетов! Такие страшилки: мол, мало того, что детей отберут, так будут ещё драть с родителей суммы, сопоставимые со средней зарплатой, — ходили давно. Правда, слух шёл дальше: говорили, что, если лишённые детей родители не потянут этого оброка, у них опишут и продадут жильё. Ну так мы и не знаем ещё, какие механизмы взыскания нам выкатят в августе.

Как этот поразительный курс обосновывается — помимо мультиков и софизмов? Очень просто. Нам втолковывают, что семья — главный источник насилия над детьми, значит, в ней-то с насилием и следует бороться. Это просто ложь. Цитирую министра Нургалиева: «В 2009 году было зарегистрировано порядка 106 тысяч преступлений в отношении несовершеннолетних, было признано потерпевшими более 108 тысяч детей и подростков, более половины из них, около 68 тысяч, пострадали от насильственных посягательств. При этом 4 тысячи преступлений данного вида были совершены родителями в отношении своих детей». Министр не очень внятен, и я не знаю, соотносить 4 с 68, со 106 или со 108; но ни 3,7%, ни 5,9% — никак не главный источник. Говорите, в семье латентность выше? А то она у вас на улице низкая… Ладно, умножьте на три; да хоть на пять — всё равно «главного» не получится. Разве что если отшлёпанных детей считать наравне с убитыми и покалеченными, но это уж совсем надо совести не иметь.

Нам говорят: во множестве семей дурно обходятся с детьми — надо же с этим что-то делать? Да, в крайних случаях надо — и для изъятия детей из нетерпимых условий закон давным-давно содержит адекватные инструменты. Идея же изъять детей из всех семей, которые чем-нибудь кого-нибудь не устраивают, и рассовать добычу по приютам не кажется удачной. Всего-то год назад призывали детские дома свести на нет, возглашали, что «детдома — позор России!»; теперь они, что, славой России будут? Да и не верю я, что доля подвергающихся насилию детей в детских домах ниже, чем в семьях; если же изымаемых детей станет много, то обстановка в госприютах резко ухудшится даже по сравнению с нынешней.

Нам говорят: в бедных семьях дети не могут нормально развиваться. Нужно утвердить некий минимум, и если в семье этот минимум не обеспечен, детей из неё нужно изымать. Но если государство готово тратиться на лучшее содержание изъятого ребёнка в детском доме — какого чёрта оно половиной этих денег не подтянет злосчастные семьи к стандарту? Нет — оно, как мы видели, лучше со слишком бедной семьи будет драть на содержание в неволе её ребёнка. Нам говорят: ужесточения госконтроля за семьёй требуют подписанные Россией международные соглашения. Это не очень правда, но даже не в том дело. Пусть нам лучше скажут, когда Россия, в соответствии с теми же международными соглашениями, создаст правовые механизмы обеспечения социальных обязательств государства. Но государство не хочет выполнять свои обязательства. Оно хочет карать семью, обвинив во всех бедах детей одну её.

Спору нет, семья в нашей стране сейчас не в лучшем состоянии: и бедных семей много, и пьяных семей много, и асоциальных. Да и сама идея классической семьи шатается. И одичанию — в частности, нарастающему насилию — семья противостоит плохо; всё так. Только замены-то ей нет. Кроме семьи, одичанию противостать некому; она единственный сегодня ощутимый островок страшно дефицитных в России доверия и солидарности. На единственного союзника не идут войной за то, что он слаб. Уничтожить семью, по счастью, государство не может, но ещё больше ослабить её может быстро и радикально. Настойчивой пропаганды подлой идеи, что семья — главный враг детства, и массового вмешательства в семейные дела циничного нашего чиновничества будет для этой цели вполне достаточно. Страшилок, описывающих последствия такого сценария, написано уже с избытком — я не стану умножать их число.

Германская Jugendamt, одна из наиболее свирепых служб опеки в Европе, получила право изъятия детей из семьи и иммунитет от любого внешнего контроля (кроме, конечно же, партийного!) в 1939 году: нацисты не таясь склепали орудие политических репрессий. Зачем сейчас двинулись той же дорогой мы — непонятно. В то, что ради репрессий, я верю так же мало, как в то, что, как любят говорить противники этих новшеств, под натиском «грантоедов». Возможно, власти искренне верят, что мы все и вправду инертны, архаичны, пьяны, асоциальны и так далее — что мы, короче говоря, даже хуже, чем их чиновничество.

Так нужна она или нет?

Заступники ювенальной юстиции спрашивают оппонентов: а чего это вы вдруг так переполошились? Ведь всё то, что так вас страшит, давно уже в России существует. И это правда. Уже сейчас у родителей, лишаемых родительских прав, отбирают примерно по 70 тысяч детей в год — в полтора раза больше, чем десять лет назад. Суды удовлетворяют более 90% исков этого рода, поступающих из органов опеки или прокуратуры, притом что лишь в 10% из них идёт речь о непосредственной угрозе жизни и здоровью детей и только в 4% — о жестоком обращении с ними. Большинство же исков говорят о «неисполнении родительских обязанностей», то есть о вещи заведомо не бесспорной, но суд, повторим, в подавляющем большинстве случаев на сторону родителей не становится. Детей изымают не только при лишении их отцов и матерей родительских прав, но и при ограничении этих прав — изъятых таким образом детей в год бывает по 6–7 тысяч; достаточность оснований для ограничения прав тоже в решающей степени определяется органами опеки. О случаях явно необоснованного изъятия детей мы, как уже говорилось, слышим всё чаще. По мнению депутата Е. Б. Мизулиной, действующее семейное законодательство даёт возможность применять «порядка десятка технологий, позволяющих произвольно отбирать ребёнка из семьи».

То же и со стуком на родителей: ничего нового. Открываем Семейный кодекс РФ и в статье 56 читаем: «При нарушении прав и законных интересов ребенка, в том числе при невыполнении или при ненадлежащем выполнении родителями (одним из них) обязанностей по воспитанию, образованию ребенка либо при злоупотреблении родительскими правами, ребенок вправе самостоятельно обращаться за их защитой в орган опеки и попечительства, а по достижении возраста четырнадцати лет в суд». Что в этой статье изменится от введения ювенальной юстиции? Да ни буквы! Так что ни в первом, ни во втором смысле и вправду сколько-нибудь заметной разницы между предлагаемым ювенальным и нынешним обычным судом — нет. Больше того, продолжают сторонники ЮЮ: нарастающее недовольство граждан работой органов опеки как раз и свидетельствует о том, что эту сферу давно пора реформировать, — что же вы вставляете нам палки в колёса?

Нарастающее недовольство, на мой взгляд, свидетельствует как раз об обратном: о том, что сфера начала реформироваться — и явно к худшему. Но тут всё-таки придётся потратить несколько строк на избавление от путаницы в терминах. Ювенальная юстиция, в своём исходном и основном смысле, — это система правосудия в отношении несовершеннолетних. Что преступивших закон юнцов следует судить несколько иначе, чем взрослых, понимали ещё в Риме; сегодня с этим никто не спорит — разногласия наблюдаются лишь по деталям. Но современная трактовка термина включила в понятие ЮЮ и защиту прав несовершеннолетних, и профилактику преступлений, направленных против них. Именно в этих областях, как мы видим, и идёт баталия.

Ювенальных судов у нас — по крайней мере в обозримом будущем — не будет: в октябре Дума отвергла такой законопроект. Теперь, говоря о ЮЮ, люди имеют в виду некоторую, пока не вполне определённую, совокупность ювенальных технологий, включающую выделение в общих судах специализированных «ювенальных» составов, придание органам опеки и попечительства дополнительных полномочий и прочее. И хорошо бы нам всем не путать: вести или не вести российскому государству войну с семьёй — это один вопрос; отбор наилучших ювенальных технологий — вопрос другой. Первый сейчас неизмеримо важнее, но заниматься нужно обоими.

Иные из ювенальных технологий уже несколько лет апробируются в отдельных регионах — и (по мнению, например, Совета судей РФ) показывают многообещающие результаты. Я почитал отчёты по главному полигону, Ростовской области, и убедился: иные результаты там действительно хороши. Помните, наши суды штампуют без возражений 90% исков о лишении родительских прав? В Егорлыкском суде спецсостав рассмотрел за год 12 таких исков, а удовлетворил шесть. Половину. За три года правонарушения несовершеннолетних в том же Егорлыке стали втрое реже (в прошлом году их было 12), а рецидив уже два года равен нулю. Хорошо? Конечно, хорошо. Так, значит, нужны специализированные составы? А вот это, извините, большой вопрос.

Социальная реклама уговаривает детей жаловаться на родителей; больше-то девочке никто не грозит!

А теперь — коррупция

Выделение специализированного состава суда всегда сулит плюсы, а иногда грозит минусами. Плюсы очевидны: судьи, избавляясь от необходимости распылять время и силы, получают возможность серьёзно повышать свою квалификацию и быстро набирать ценнейший опыт. А поначалу — и это хорошо видно по ростовским отчётам — судьи спецсостава ещё и слабо загружены. В данном же случае в плюс пошло и то, что в помощь судьям ювенального спецсостава взяты в штат социальные работники; они и собирают информацию о фигурантах дела, и ведут взаимодействие с госслужбами, работающими с «проблемными детьми», и устраивают подростков на учёбу и работу.

Минусы же сказываются — сразу неизмеримо превосходя плюсы, — если судьи специализируются на остро взяткоёмком разряде дел. В таких случаях спецсоставы моментально коррумпируются сами и, подавая слишком яркий пример, стимулируют продажность судей в соседних кабинетах. Позволю себе сослаться на самое мрачное из сбывшихся предсказаний «Эксперта». В 2000 году, как только вступила в силу вторая версия Закона о несостоятельности, мы предсказали («Ворующие по закону», № 3 за 2000 год), что он неизбежно развратит суды. Не прошло и двух лет, как мы были вынуждены констатировать, что предсказание сбылось: судейские составы, специализирующиеся на делах о банкротстве, полностью коррумпировались, оказав разлагающее влияние на суд вообще («Худший закон России», № 39 за 2001 год). С ювенальными спецсоставами может получиться нечто весьма похожее, поскольку и это направление коррупциогенно уже сейчас, а в самом ближайшем будущем может стать звездой коррупции.

Коррупциогенна ювенальная сфера буквально по определению — по тексту законов. Так, Семейный кодекс постулирует право ребёнка на защиту от злоупотреблений со стороны родителей, но не определяет, какие действия родителей следует считать злоупотреблением; разрешает, как только что цитировалось, ребёнку жаловаться на родителей «при невыполнении или при ненадлежащем выполнении родителями (одним из них) обязанностей по воспитанию», но не определяет ни что такое обязанности по воспитанию, ни что считается их ненадлежащим исполнением, — и так далее, без конца. Это готовый парничок для коррупции, да к тому же неотменимый: так называемые Пекинские правила, определяющие международные стандарты в этой сфере, требуют, чтобы у ювенального судьи был «достаточный объём дискреционных полномочий».

Пока, насколько я понимаю, коррупции там цветёт мало и она мелкая — во всяком случае, о ней как-то не слышно. При выделении ювенальных спецсоставов суда коррупция, безусловно, умножится, но — если не развернётся война государства против семьи — она по-прежнему будет мелкой: ну будут чиновник опеки да ювенальный судья помогать друг другу накручивать производственные показатели; ну сдерут время от времени клок с подвернувшегося пьяницы. Говорить не о чем. А всё дело в том, что сегодня не закажешь дело по ювенальной части для устрашения конкурента или отъёма бизнеса, как заказывают уголовные дела по более привычным статьям, от мошенничества до изнасилования и наркоторговли. Заказное изъятие ребёнка из семьи зажиточного бизнесмена на сегодняшнем фоне выглядело бы очень уж вопиюще, то есть слишком рискованно: как спрячешь дубовый лист на паркете? И не возьмётся никто, да и если возьмутся, с большой вероятностью не сделают. А вот если натиск на семью вообще будет, как нам рассказывают, значимо усилен, то появится лес, в котором уже можно будет прятать заказные листья. Тогда мы поймём, что прежние коррупция и грабёж были семечками. Потому что люди, способные продолжать бороться под делом, сфабрикованным против них самих, не так уж редки. Но сомнительно, чтобы много нашлось людей, способных долго сохранять выдержку после заказного изъятия ребёнка. Оружие будет неотразимым и войдёт в моду. Как этой неизбежной цепи следствий можно не предвидеть, я плохо понимаю.

К будущей дискуссии

Вопрос, нужна ли ювенальная юстиция, — фальшивый вопрос: она уже есть и впредь будет. И преступность среди несовершеннолетних, и число преступлений против несовершеннолетних растут и будут расти, и что-то с этим делать всё равно надо, и каким бы ни оказалось в итоге это «что-то», оно теперь будет называться ювенальной юстицией или как-то похоже. Настоящий вопрос в том, какое «что-то» у нас сложится. Один из ярых «ювенальщиков» член ОП Олег Зыков сказал: «Какая у нас будет ювенальная юстиция, зависит от нас. Вот какую мы придумаем, такая она у нас и будет». Надеюсь, что он прав — и что в слово «мы» он включает не только своих единомышленников. До сих пор, правда, зиждители ЮЮ не любили слушать оппонентов, даже не пускали их на свои конференции — нужно добиться, чтобы впредь стало иначе. В расчёте на это — несколько коротких тезисов.

Для начала — самое, по-моему, важное: не нужно никаких, решительно никаких дополнительных полномочий в обсуждаемой сфере; ни органам опеки, ни ми/полиции — никому. Полномочий у всех них для любой разумной цели и так выше крыши, а если они станут рассказывать, например, что не изымают детей из цыганских слобод, торгующих наркотиками, из-за дефицита прав, мы им просто не будем верить — и только. Работу над всеми законопроектами об ужесточении госконтроля над семьёй немедленно прекратить — хотя бы до действительно открытой дискуссии.

Далее — самое забытое: не нужно пытаться сделать ЮЮ самодостаточной, решить все её проблемы в её же пределах. Нельзя держать в чистоте один палец грязной руки. Чистка правоохранительных органов вообще и оздоровление судебной системы вообще могут (и должны!) и в охране прав детей, и в обуздании подростковой преступности дать эффект на порядок больший, чем любые ювенальные новшества.

Теперь — о самом надоевшем: хватит рассказывать, что международные соглашения нас обязывают к тому-то и тому-то. Пообязывают и ещё, не помрут. Вон, та же Германия который год молча игнорирует решения Европейского суда как раз по этой проблематике — и ничего. И не в том состоянии сейчас ЮЮ на Западе, чтобы ставить её нам в пример, — там нередко именно тот кошмар и творится, какого мы здесь опасаемся.

Теперь — самое спорное: ювенальные технологии в судах. Иные из них просто хороши — вроде того же социального работника, помогающего в делах с несовершеннолетними фигурантами. Иные сомнительны: от окончательного выделения специализированных ювенальных составов при нынешнем уровне чиновного цинизма я бы всё-таки предложил воздержаться. В любом случае ни одна такая технология не должна утвердиться без открытого обсуждения.

И наконец, самое срочное: немедленно прекратить вредоносную и подлую антисемейную кампанию. Перестаньте крутить в прайм-тайм асоциальную рекламу, подстрекающую детей стучать на родителей, — и помогите на освободившиеся деньги отремонтировать квартиры сотне бедных семей. Заодно избавите ваших чинуш от соблазна отнять у этих семей детишек.

Ирина Медведева

Ювенальная юстиция – современная форма фашизма

http://www.ruskline.ru/news_rl/2010/05/4/irina_medvedeva_yuvenalnaya_yusticiya_sovremennaya_forma_fashizma/  (04.05.2010)

В Рязани обсудили опасность внедрения ювенальных технологий …

26 и 27 апреля в Рязани проводились встречи с известным детским психологом, директором Института демографической безопасности, писателем, публицистом и драматургом, вице-президентом и соучредителем Межрегионального Фонда социально-психологической помощи семье и ребенку, сопредседателем Международного общества артпедагогов и арттерапевтов, членом Союза писателей России – Ириной Медведевой, сообщает сайт Рязанской епархии.

Разговор шел про одну из самых серьезных опасностей современного мира – «ювенальную юстицию». Ирина Яковлевна, как специалист в этом вопросе, рассказала о многих проблемах, с которыми сталкиваются семьи в тех странах, где уже действует эта система.

Ювенальная юстиция – это юридическая система, сложившаяся в странах Западной Европы, Канаде, США и др., целью которой декларируется защита прав и законных интересов несовершеннолетних. Юридической основой системы является ряд международных конвенций ООН и ЕС по правам ребенка (Конвенция ООН по правам ребенка, руководящие принципы ООН для предупреждения преступности среди несовершеннолетних, «Пекинские правила», Европейская социальная хартия и др.) При этом наибольшее внимание уделяется детям, совершившим какое-либо правонарушение (уголовное, административное и др.), детям, находящимся в трудной жизненной ситуации (дети бездомные, безнадзорные, сироты и т.п.) и детям, пострадавшим от насилия в семье. Организационной основой системы является ювенальный суд, объединяющий вокруг себя социальные службы, органы опеки и попечительства, органы государственной системы профилактики правонарушений, общественные организации. К этой же системе можно отнести и институт уполномоченных по правам ребенка различного уровня.

На первый взгляд, эта система создана для блага детей, но на самом деле она является, по словам Ирины Яковлевны, «современной формой фашизма». Демографическая ситуация в странах, где уже введена практика ювенальной юстиции, ухудшается, а преступность несовершеннолетних растет и становится все более жестокой.

Система ювенальных судов позволяет лишать родительских прав за любое нарушение «прав ребенка», к которым относятся право подавать в суд на родителей, право употреблять наркотики, право иметь карманные деньги не меньше, чем дают одноклассникам. Отобрать ребенка у родителей могут за любой шлепок, громкий окрик, принуждение делать уроки и даже за религиозное воспитание. Фактически, система ювенальной юстиции призывает детей нарушать пятую заповедь: «Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет и да долголетен будеши на земли».

Об этих аспектах ювенальной юстиции, а также о многих случаях в тех пилотных регионах России, где введена практика ювенальной юстиции, когда у родителей отбирали детей лишь потому, что у них дома «чистенько, но бедно», рассказала собравшимся Ирина Медведева. Она призвала общественность активно выступать против принятия закона о ювенальной юстиции, собирать подписи в школе, писать письма в общественные организации и властные структуры с требованием не допустить введения практики ювенальной юстиции в нашей стране.

Затем выступил священник Николай Баринов, настоятель храма в честь святых Царственных страстотерпцев г. Рязани, который занимается проблемой ювенальной юстиции в Рязанском регионе. Он также отметил те ужасающие последствия введения практики ювенальных судов в некоторых регионах России и сказал о том, что лишь активная позиция родителей и общественности может уберечь детей от чумы, называемой ювенальной юстицией.