Расстрелы в урочище Куропаты

  Сборник статей  

Содержание

1. Куропаты: фальсификация века?  Пора сказатьправду.   Заявление общественной комиссии по расследованию в Куропатах.

2. Андрей Лазуткин.  Кто расстреливал Куропаты: НКВД или СС? 

3. Евгений Ростиков.  По кому стреляют Куропаты.  Еще раз о том, как жертвы немецких фашистов превратили в жертвы “сталинских репрессий”. 

4.  Владимир Костырко.  Жертв гитлеровского геноцида не удалось приписать "сталинским репрессиям".

Приложение: Александр Бурьяк. Василь Быков: экзистенциальная совесть несостоявшейся нации

Куропаты: фальсификация века?

ПОРА СКАЗАТЬ ПРАВДУ

Заявление общественной комиссии по расследованию в Куропатах.  Газета “Мы и время” (Минск). 12 августа 1994 года.  Правда о Катыни. Материал перевел в электронный вид и любезно предоставил редакции "Правды о Катыни" Михаил Батурицкий (Минск). URL: http://www.katyn.ru/index.php?go=Pages&file=print&id=501

27 июля 1992 года жители Республики Беларусь увидели на своих телеэкранах чрезвычайно интересные кадры. Представители республиканских властей различных уровней на холме под Минском, именуемом ныне Куропатами, возлагали венки жертвам НКВД на … могилы жертв гитлеровского геноцида. А в 30 шагах от места возложения за кустами зияли воронками свежеразрытые мародерами захоронения, чернели выброшенные из могил человеческие черепа, кости, остатки одежды и обуви, кружки и другие вещи личного обихода… Организаторы возложения венков этого “не замечали”: не выгодно им было показывать собравшимся работу мародеров.

В сложившейся ситуации мародеры способствуют разоблачению авторов мифа о Куропатах. В 12 из 13 разграбленных и оставленных ими незасыпанными могилах находились вещи зарубежного, производства, судя по товарным знакам, в основном германские, австрийские, польские и чехословацкие. Теперь уже ясно: каждый новый набег грабителей сопровождается открытием все новых и новых могил с заграничными вещами. Вот чего панически боялись и боятся сегодня мифосочинители, перекладывающие ответственность за куропатское преступление с гитлеровцев (в том числе и белорусских) на органы НКВД! Вот почему они прервали эксгумацию захоронений в 1988 году, ограничившись шестью и поспешив заявить, что “куропатское кладбище — однотипный памятник, суть которого раскрывается при исследовании только некоторой его части”. Но ведь и эта однотипность не в их пользу! Если в первых трех эксгумированных захоронениях “попалось всего несколько расчесок иностранного производства”, то в трех последующих находились вещи почти исключительно иностранные! Однако в книге наших высокопоставленных юристов “Куропаты: следствие продолжается” (М., 1990) об этом не сказано, там употребляется скромное “встречались довольно часто” (стр. 200).

В следственном “Деле N39” под названием “Куропаты” раскрывается суть этого “довольно часто”. В 4-ом томе “Дела” в заключении эксперта В. Я. Дащинского по судебной экспертизе вещей из захоронения N5 (не менее 107 человек) говорится: “Из 25 расчесок — 18, судя по маркировкам, изготовлены в Австрии, одна — в Польше, одна — в Чехословакии. Место изготовления остальных 5 расчесок и части гребешка установить не представилось возможным”.

На большинстве расчесок, извлеченных нами из разрытых мародерами захоронений, также стоит слово “AUSTRIA”. Однако авторы книги “Куропаты: следствие продолжается” предпочли название этой страны не упоминать, как, впрочем, и Германии, и Чехословакии, откуда, как известно, гитлеровцы привозили в Минск людей для уничтожения.

В том же заключении читаем: “Девять галош имеют разную форму, размер и степень изношенности. На промежуточной части галош имеется маркировка. На трех галошах по окружности круга читается: “S.P.SCHWEIKERT AKS F.W.”. Эта маркировка указывает на изготовление галош в Германии. На одной галоше читается “RYGAWAR”, что указывает на изготовление галоши за рубежом. На второй — “PEPEGE”. На трех галошах — “GENTLEMAN” и на одной — “MADE IN POLAND”. Семь ботиков с резиновой подошвой, на каблучке, на подошве — ромбовидная насечка. На двух читается “PEPEGE”, на трех видна маркировка на иностранном языке. Таким образом, три предмета обуви изготовлены в Германии, один в Польше. Остальные также за рубежом, однако страну изготовления установить не представилось возможным”.

Далее там же читаем: “Представлена 21 зубная щетка и два фрагмента зубных щеток… На 7 щетках имеется маркировка, указывающая на изготовление их в СССР, одна — в Чехословакии, три щетки имеют маркировку на французском языке, одна — на английском и польском языках, на 7 щетках имеется маркировка на иностранном языке, и на 4 маркировок не имеется”.

В заключении эксперта В.Я. Дащинского по экспертизе вещей из захоронения N 8 (не менее 52 человек) читаем: “Поступило 17 предметов обуви: 16 резиновых и один кожаный. Из резиновой обуви 13 предметов являются галошами, а 3 — частями резиновых сапог. На трех фрагментах резиновых сапог читается “Bata”, что указывает на фабрику в Чехословакии. На галошах имеется маркировка: на одном —"красный треугольник*, “Ленинград” и год выпуска “1938”, на шести галошах читается “MADE IN POLAND” и цифры, на двух галошах — “RYGAWAR”. На 4 галошах читается по кругу “S.P.SCHWEIKERT AKS F.W.”, что указывает на изготовление данной обуви в Германии”.

Вот что кроется за брошенной небрежно фразой: “вещи с зарубежными “лейблами” встречались довольно часто”! Подобным хитрикам пора положить конец и сказать людям правду о “Куропатах”!

В 1992 году ее сказали мы, опубликовав результаты своих исследований в газетах “Мiнская праўда” (22.12.92), “Во славу Родины” (20.07.92 и 17.11.92), “Мы и время” (1992, N19) и других. В газете “Политика, позиция, прогноз” (1992, №100) было опубликовано заключение нашей комиссии по данному вопросу. В том же году мы провели совместное заседание членов двух комиссий по расследованию куропатской трагедии — общественной и правительственной и сообща добились от прокуратуры республики пересмотра этого дела.

До сих пор никто не смог опровергнуть наших выводов о расстрелах гитлеровцами на “куропатском” холме советских и иностранных граждан в начальный период оккупации и о полной непричастности НКВД к “куропатским” захоронениям. Эти выводы сделаны на основании тщательного изучения документов, местности, показаний свидетелей, имеющихся публикаций и фактического материала из захоронений. Сегодня мы добавляем к ним следующее.

У прокуратуры республики не было и нет никаких аргументов в пользу версии о расстрелах в “Куропатах” органами НКВД, кроме показаний некоторых так называемых “свидетелей”. “У нас нет оснований не верить свидетелям”, — сказал нам следователь по особо важным делам В. М. Комаровский, которому поручен пересмотр дела. А у нас нет оснований верить им, — отвечаем мы. И вот почему.

Наши беседы с жителями близлежащих к “Куропатам” деревень, как существующих, так и уже снесенных, а также анализ показаний свидетелей, приведенных в следственном деле и в книге, показывают, что люди, допрошенные следствием в качестве свидетелей (напомним: по делу полувековой давности), по своим показаниям подразделяются на четыре категории:

1. Лица, искренне рассказывающие о том, что они действительно видели и слышали: забор, охранников, выстрелы в лесу (где, кстати, обнаружены остатки тира). Однако, вспоминая, когда происходили рассказываемые ими события, они не могут достоверно указать, где они происходили. Одни из них не знали или не помнят точной географической привязки событий, другие указывают на совсем иные места, находящиеся в глухом лесу на значительном удалении от холма за огородами деревни Готище, который именуется ныне Куропатами.

2. Лица, бывшие в годы Великой Отечественной войны сельскими детьми, что-то слышавшие и что-то видевшие, но затрудняющиеся дать точную временную и географическую привязку событиям, туманно витающим в их памяти. При умелой обработке таких “свидетелей” (а прокуратура республики обязана установить, КТО этим занимался) нетрудно было внушить им, что виденное ими в детстве относится не к начальному периоду фашистской оккупации, а к довоенному времени, и добиться от них таких ответов, какие нужны спрашивающим. Отсюда пошли и немецкие грузовые машины с черными “будками”, привозившие людей к месту уничтожения в… 1937-1938 годах, и крики обреченных мужчин и женщин, и просьбы о пощаде, и стрельба, разносившиеся с высокого холма по всей округе, и многое другое, содержащееся в подобного рода “показаниях”.

3. Лица, знающие, кто на самом деле стрелял в “Куропатах” и в кого, но запугиванием принужденные говорить неправду. Прокуратура республики обязана установить, КТО занимался таким принуждением и из каких побуждений.

4. Лица, знающие правду о событиях в “Куропатах”, но сказавшие следствию заведомую ложь в страхе перед угрозой разоблачения своего или своих близких родственников участия в этой экзекуции гитлеровцев. Не обладая достаточной фантазией для искусного вымысла, они в своих “показаниях” попросту переносили расстрелы, виденные ими во время фашистской оккупации, в довоенное время, а именно в период с 1937 года “ДО САМОГО НАЧАЛА ВОЙНЫ”.

Переносили, не зная того, что смертные приговоры политзаключенным и расстрелы их органами НКВД к 1939 году были прекращены. Исключением являлось лишь небольшое количество расстрелов самих сотрудников НКВД, осуществленных в первой половине 1939 года по приговорам за производство необоснованных арестов, нарушение социалистической законности при ведении следствия, осуждение невиновных граждан, приведение в исполнение отмененных приговоров к высшей мере наказания и т.п. ("Куропаты: следствие продолжается", стр. 258—259). Фактором, установившим расстрелы и вызвавшим осуждение виновных, явилось постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) “Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия”, принятое после выявления в органах НКВД подпольных оппозиционных групп, ведущих антиправительственную деятельность.

Это факты, проверенные и подтвержденные. От них никому не уйти, в том числе и некоторым работникам нашей юстиции, как бы они этого ни хотели.

А сочинителям и проводникам куропатской лжи мы с полной ответственностью заявляем: господа, ни воплями и истерикой, ни организацией провокационных манифестаций и молебнов на месте происшествия, ни голословными заявлениями авторитетных инстанций и лиц здесь не возьмешь — не тот случай и не с теми людьми имеете дело. Чтобы утвердить в народе вашу чушь о событиях в “Куропатах”, надо опровергнуть в честной научной дискуссии или судебном разбирательстве наши документальные и материальные доводы, отвергающие и разоблачающие вашу ложь как тщательно подготовленную крупномасштабную с дальним прицелом провокацию, аналогию которой трудно найти не только у нас в стране, но и в мировой практике.

Председатель комиссии В.П. КОРЗУН

Секретарь Р.Е. МИРОНЧИКОВА 

Евгений Ростиков

По кому стреляют Куропаты

Еще раз о том, как жертвы немецких фашистов превратили в жертвы “сталинских репрессий”

21 августа 2000 года. Газета ЗАВТРА. Выпуск № 34 (351) /6-я полоса [архив]. Копия статьи в газете ЗАВТРА сделана 9 декабря 2015 года. URL:   http://zavtra.ru/content/view/2000-08-2261/

Конечно, если бы не было Куропат, то в той ситуации, которая сложилась в СССР в конце 80-х годов, их все равно обязательно бы придумали. По большому счету все так и случилось. Вот как это описывает в своей статье "Эти "неожиданные" Куропаты" один из шумных поклонников "перестройки", неолиберал Алесь Адамович. "В 1971 году, воспользовавшись каким-то "писательским десантом", мы направились в сторону Дудинки, Норильска — по просторному, как Млечный путь, Енисею. Сибирские леса и сопки время от времени открывали, показывали нам опустевшие поселки спецпоселенцев, где-то там остались на земле рубцы братских и одиночных могил, отсыхающие струпья лагерей, мы это замечали… И только недавно вдруг сообразили (опять вдруг!), что в 30-е годы людей губили, уничтожали не только за Полярным кругом, но и рядом с домом".

В то, что полутрезвые "писательские десанты" это сами "вдруг сообразили", — верится с трудом. Но, как говорится, была бы идея, а кем она подброшена и для чего — это уже сегодня (когда от Великой Страны осталось десятка полтора дотлевающих пепелищ в виде независимых, ну очень "независимых" стран, с более чем 200 миллионами погорельцев) не суть важно. Но идея в умах возникла, то бишь засела, как ржавая заноза. Все остальное было, как говорится, делом техники.

ЛИДЕР И ЕГО ДЕЛО

В те не такие уж далекие годы проживал в Минске некий гражданин по фамилии Зенон Позняк. Ничем он особенно в этом миллионном городе не выделялся, хотя, как всякому провинциалу, попавшему в столицу, славы ему очень хотелось. И профессию для этого подобрал соответствующую — поступил на актерский факультет местного театрально-художественного института. Но после первого же выступления — демонстративно сорвал и растоптал институтскую стенгазету, написанную на русском языке. Зенонку как несознательного оттуда вышибли. Но свет не без добрых людей — закончил он этот институт уже с дипломом театроведа. Только работать по специальности не стал — подался в фотографы, потом в археологи, на досуге пописывал стишки и статейки и, как сказали бы нынче, принимал активное участие во всех национально-художественных "тусовках". Времени у него для этого было более чем достаточно, и в 40 лет он не имел ни семьи, ни детей, ни подружки — да, поговаривали, и не интересовался этим. Тем не менее, даже в той самовлюбленно-ограниченной, безответственно-нагловатой среде он вскоре стал выделяться своим особым радикализмом, нетерпимостью к любым другим мнениям, а главное — бешеным местечковым национализмом, за которым скрывалась ненависть ко всему советскому, и прежде всего — к русским. Так что кандидатура первооткрывателя не где-то на безлюдном Севере или далекой Сибири, а в самом центре Европы "коммунистического ГУЛАГа", которым вскоре будет объявлен весь Советский Союз, практически была уже предрешена. Оставалось только найти хоть что-то подобное на то, что было намечено, что уже созрело в некоторых хитрых умах как "идея".

И вот 3 июня 1988 года в безликой писательской, а точнее — описательской газете, "ЛiМ" появляется огромная статья под названием "Куропаты — дорога смерти", подписанная двумя фамилиями — Е.Шмыгалевым и З.Позняком. В дальнейшем Шмыгалев, то ли бывший офицер, то ли сотрудник некоего института, как всякий мавр, сделавший свое дело, исчезает с поля зрения общественности, и Куропаты с невиданным энтузиазмом будет продолжать "копать" уже Позняк и спешно созданная под него разношерстная горластая команда под названием "Товарищество памяти жертв сталинизма "Мартыралог Беларусi", которая по прошествии года перерастет в провокационно-воинственный Белорусский народный фронт (БНФ). Лидером его, естественно, становится Позняк. Понятно, что захоронение на окраине Минска, о существовании которого специалисты, да и многие минчане знали не один десяток лет, подается уже как величайшее открытие нашего Зенонки.

В какой-то мере так оно и было. Ведь именно Позняк эти безымянные могилы, по которым по сей день не найдено никаких документальных свидетельств, безапелляционно объявляет местом массового предвоенного расстрела безвинных жертв НКВД. Этот несостоявшийся актер-фотограф своим тонким пронырливым носом чутко уловил "веянье времени". Нужно было доказать, что в основании нечаянно качнувшегося государства с мощной армией и дружным великим народом нет никакой цементирующей силы, кроме расползающейся, как трещины, паутины страха и гиблой трясины из миллионов и миллионов трупов, которых садистски "нарубили" эти, ничего другого не умеющие, ни на что другое не способные русские. Вот почему "неожиданное открытие" Позняка будет с таким энтузиазмом и единодушным восторгом встречено всеми похоронщиками великой страны как внутри, так и далеко за ее пределами. Это место, получившее благодаря авторам статьи устрашающее, но так до сих пор и непонятно откуда взявшееся имя "Куропаты", вмиг становится известно всему миру. О нем на все лады примутся трубить разного рода зарубежные радиоголоса, накручивая многомиллионные тиражи рыдать рвущаяся под флагом "гласности" на "свободу" партийно-демократическая пресса.

"АПОСТОЛЫ" ЗАНИМАЮТСЯ ЦИФРАМИ

Сначала авторы публикаций и их помогатые не могли определиться с таким архиважным вопросом, как количество жертв, покоящихся в этих неглубоких рвах на окраине Минска. Но фотограф-археолог снова взял дело в свои руки. Хотя ему уже с самого начала было ясно, что жертв этих "не два, не три человека, а тысячи", только вот сколько конкретно этих тысяч — он не сразу придумал. Но когда счета этим треклятым коммунякам стали предъявлять со всех стран, и не на тысячи, а на миллионы, и наш Зенонка враз одним взмахом пера, точнее — языка, решил эту высиженную им куропатскую загадку. В интервью популярной в то время газете "Молодежь Эстонии" (а за кровавой сенсацией примчались и оттуда) Позняк, подыгрывая прибалтийским националистам, менторским тоном уже вещал: "Сталинский коммунизм физически уничтожал нас как нацию, как этнос. В результате наших археологических исследований и выборочной эксгумации могил, проведенной совместно с прокуратурой БССР, сделано заключение ,что в среднем только в одних Куропатах было расстреляно четверть миллиона человек. Но выяснилось, что такие душебойки (чувствуете актера, поэта, трибуна, вошедшего в раж. — Е.Р.), как Куропаты, были вокруг каждого города Беларуси. Только в Минске нами найдено шесть таких мест". Если учесть, что только областных городов в Беларуси пять, а всех прочих и под сотню наберется, то можно представить, какую уйму народа уничтожили перед войной эти сталинские сатрапы (читай — русские окккупанты). После таких "археологических исследований" действительно приходится только удивляться, как вообще сохранился на земле белорусский "этнос". И какие тут еще могут быть претензии к немецко-фашистским войскам, уничтожившим в республике "всего" каждого четвертого ее гражданина. Было бы там уже после коммунистов что уничтожать. Не расходился с этим мнением актерствующего фотографа и писатель-фронтовик Василь Быков: "Широко по свету разошлась печальная слава белорусских Куропат, где в страшные годы большевистского террора было уничтожено более за 200 тысяч безвинных жертв.", — эпически писал он, отныне начавший величать Позняка не менее, как "апостолом" нации.

Не случайно теперь эти два "апостола", чуть не заведшие белорусский народ в свои националистические кошмары, отсиживаются: один то в США, то в Польше, другой — то в Финляндии, то в Германии.

Анатолий Краснянский:  Дополнение к биографии  "апостола" В. Быкова (Из Википедии, (дата обращения к сайту — 4 марта 2017 года 

С конца 1997 года (Василь Быков — А.К.) жил за границей в политической эмиграции — вначале по приглашению ПЕН-центра Финляндии проживал в окрестностях Хельсинки, затем, получив приглашение ПЕН-центра ФРГ, переехал в Германию, а затем в Чехию. Вернулся на родину только за месяц до смерти. Неоднократно выступал с резкой критикой режима Александра Лукашенко; считал, что для Белоруссии предпочтительнее союз не с Россией, а с Западом.

Анатолий Краснянский:

1. Как и С. Алексиевич, В. Быков долго (6 лет) жил за границей.

2. Если бы "гениальные" идеи "гениального" В. Быкова к настоящему времени победили, то в Белоруссии было бы сейчас намного хуже, чем на Украине. 

Скриншот — Википедия  — URL:    https://ru.wikipedia.org/wiki/Быков,_Василь_Владимирович   

Но для этого сначала им пришлось в поте лица поработать над разрушением великой страны, не последнее место в судьбе которой сыграла тщательно сработанная "операция Куропаты". Куропаты стали не только основным козырем белорусских националистов, но и весомым аргументом в борьбе за власть прочих национал-либералов от Прибалтики и Украины до Грузии, Таджикистана и Казахстана… На некоторое время для всей этой экзальтированной публики основным занятием стала работа ломом и лопатой, поиск жертв сталинских репрессий, выкапывание безымянных трупов. Но переплюнуть нашего Зенонку никому не удалось. Ничего подходящего, даже близко похожего на Куропаты, они так и не смогли найти. Прибалты, пряча конфуз, ссылались на то, что их потенциальных жертв "российские оккупанты" предусмотрительно вывезли и схоронили в Сибири. "Настоящие" хохлы галдели на своих митингах про свой "богатый" чернозем, который после прихода москалей стал от пролитой украинской кровушки явно жирнее. Но следов ни в виде особо богатого урожая, ни особенно в виде костей безвинных жертв им, несмотря на все старания, представить также не удалось.

Что касается всех прочих национально-обиженных, то они не могли найти следов своих безвинно погубленных треклятыми коммуняками соплеменников, потому что до них, не в пример Беларуси, действительные оккупанты не дошли, их народы четыре года не подвергались немецко-фашистскому геноциду.

РУССКИЙ. ЗНАЧИТ ВРАГ!

Я отнюдь не намерен утверждать, что массовых расстрелов не было, что "пламенные комиссары" и их передовой отряд — чекисты, начиная с первых дней Гражданской войны и кончая чуть ли не пятидесятыми годами, не уничтожили тысячи, а может, миллионы ни в чем не повинных, прежде всего — простых, работящих людей, а потом уже всю эту бандитскую верхушку, которую и поныне оплакивают либералы. Это к 80-м годам знали практически все, об этом уже открыто говорили оставшиеся в живых свидетели, архивные документы. Но теперь важно было доказать, что делали это не "славные" латышские и прочие стрелки, в большинстве своем состоящие из нацменьшинств, которыми руководили те же латыши, евреи, поляки, грузины (даже в Беларуси этой службой руководил грузин Цанава), а русские. Что именно они губили российское офицерство, сгоняли со своих земель, гноили российское крестьянство.

Но интересы спешно созданных так называемых "фронтов", открытых от Эстонии и Украины до Азербайджана, Грузии и Таджикистана, требовали иметь конкретного врага — и именно русского. Только он, страшный и коварный, мог взбудоражить национальное сознание, объединить крикливые толпы и подвигнуть их на действия, тем самым обеспечив национальным элитам безраздельную, уже никем и ничем не контролируемую власть над этими толпами, возможность распоряжаться всеми ее богатствами.

Эта война с русскими, а не коммунистами, как кое-кому и сегодня выгодно утверждать (посмотрите, кто пришел в результате нее к власти в этих странах-республиках — те же коммунисты), начавшаяся в конце 80-х годов, продолжается и по сей день, только в более подлой и циничной форме, примеры которой практически ежедневно демонстрируют республики Прибалтики, Украины, Казахстана…

В Беларуси это национальное самоубийство не произошло. Хотя именно оттуда оно и должно было начаться. Ведь в Куропатах, как утверждал их "первооткрыватель" Позняк, лежали не кто-нибудь, а именно белорусы: "крестьяне, которые умели работать, интеллигенция, ученые, писатели, учителя, цвет нации". И, конечно, уничтожили их русские, извечные враги белорусов. Как бы в подтверждение этого Василь Быков, рвущийся в духовные вожди БНФ, срочно накропает повестушку о так называемом Слуцком восстании, инсценированном в конце 20-х годов польской разведкой с участием польских отрядов, но которое теперь подавалось как восстание настоящих белорусов за свою землю и свободу против русских оккупантов, которое в конце концов было потоплено в крови войсками, пришедшими с Востока. Неутомимый Позняк в очередной статье о Куропатах вдруг "вспомнил, как вел раскопки фундамента костела Доминиканцев в Минске. Слой XVII столетия — и штабеля скелетов с проломами, мушкетными прострелами в черепах. В те времена захватчиками из Москвы было уничтожено более половины, а точнее — 51 процент белорусов", — писал об "открытиях" своего шефа его пресс-секретарь Сергей Наумчик. После таких "научных выкладок" даже я, человек ко всему и во всем относящийся критично, невольно задумался, как же 10 миллионов моих соплеменников остались в живых во все времена, живя бок о бок с такими кровожадными зверями, как русские?

"ТЕХНОЛОГИЯ" ДЕЛА

Первое следствие по Куропатам началось уже в июне 1988 года. "Это дело было совершенно уникальным. Несмотря на то, что событие преступления налицо, было неясно, кого и что искать, — рассказывал следователь по особо важным делам при прокуратуре СССР Язэр Бролишс. — Более того, не существовало ни прецедентов таких расследований, ни методик. Это первое такое дело в Советском Союзе. Тем не менее, путем проб и ошибок, применяя испытанные технологии и приемы криминалистики, мы вышли из положения".

Вышли из положения… Советские власти, не привыкшие к какому бы то ни было сопротивлению, оглушенные начавшейся разнокалиберной "гласностью", после Куропат и вообще поджали хвост. Их робкие неумелые попытки остановить начавшуюся вакханалию только подзадоривали националистов.

А когда в конце октября 1988 года, во время празднования "Дзядов", нагнав тысячи милиционеров и собрав сотни пожарных и других спецмашин и якобы применив даже газы, они так и не смогли остановить шумный "поход" праздной, но с каждым шагом все более взвинчивающей себя толпы на Куропаты — под впервые после оккупации поднятым бел-чырвона-белим флагом, стало ясно, что отныне инициативу перехватили националисты и время этой трусливой власти истекает. Так что не было ничего удивительного в том, что те же следователи, ища "выход из положения" "без малейшего сомнения" подтвердили все выводы, ранее широко объявленые актером-фотографом Позняком. Тем более, когда доморощенный археолог был официально назначен (когда в республике имелись кандидаты и доктора археологии) главным специалистом-экспертом этого уникального дела. "В ходе следствия не было найдено никаких доказательств "немецкого следа". А свидетельств того, что расстреливали "компетентные органы", — более чем достаточно", — вещал Язэр Бролишс.

Тогда же родился и знаменитый отчет Позняка об археологических раскопках (эксгумации) захоронений в урочище Куропаты, который подтверждал ранее сказанные им слова о 220 — 250 тысячах убитых. Эти бредовые измышления были без помех утверждены одним из специалистов археологии, а затем вместе с общим отчетом по археологии приняты ученым советом и дирекцией института истории АН БССР. Надо учесть, что к тому времени и некоторые академические институты, до сих пор "подтверждающие" коммунистические идеи, стали срочно перестраиваться на поиск ее национального эквивалента. Не случайно, что в этот же период во двор подобного академического института в Алма-Ате притащили камень, подтверждающий, что казахи являются прямыми наследниками то ли Александра Македонского, то ли Чингисхана. Конфуз, который случился потом, когда выяснилось, что камень этот сработали и оставили в голой степи после своих съемок киношники алма-атинской студии, "великие" национальные историки и их помогатые археологи постарались быстренько забыть. Вообще-то та массовая гуманитарно-прикладная наука, существовавшая в советское время, не идет ни в какое сравнение с подобной современной — сегодня одних "академиков" раз в сто больше в каждой республике и пекут их уже не по дням, а по часам. Но как первые, так и вторые, за редким исключением, не отличаются самостоятельностью и работают в основном на политическую конъюнктуру. Потому в переломные, критические моменты истории, которые они не в состоянии ни предсказать, ни по-настоящему осмыслить, эффект от их помощи нулевой. Повторяю, эти академические науки могут только "обслуживать" власти, но не подвигать их на разумные действия.

Но вернемся к нашим Куропатам. В ноябре 1988 года следствие, казалось, было закончено. Тогдашний генпрокурор БССР Тарнавский и два других его коллеги на основании дела сообщают, что в Куропатах "покоится не менее 30 тысяч граждан".
Первоначальное количество жертв, названное Позняком, уменьшается более чем в 8 раз. Последнего это, конечно же, не устраивает, и под победный гром "общественности" в январе 1989 года расследование вновь возобновляется. И так, с перерывами в 2 — 3 года, дело по Куропатам будет закрываться как окончательно расследованное, а потом вновь открываться еще три раза. Им будет заниматься, помимо "ученого Позняка", не менее ученая "общественная комиссия", военная прокуратура… Окончательные выводы по нему не сделаны и по сей день. Оно и понятно, это дело после разрушения Союза приобрело "национальное значение". Каждый в этих Куропатах ищет свое.

Но первоначальная идея Позняка, что это зло совершили люди с Востока, которое олицетворяет НКВД, остается незыблемым. О нем и сейчас периодически вспоминают, когда возникает малейшее реальное движение в сторону Союза Беларуси и России. Не случайно в 1994 году, накануне президентских выборов, когда правительство Кебича впервые заговорило о Союзе и создании единого рубля, залетевший на несколько часов в Минск президент США Клинтон около часа из них провел с Позняком в Куропатах, всем своим видом внимая его "аргументам".

После прихода к власти Лукашенко прокуратура республики, сославшись на многочисленные обращения граждан, где оспаривались выводы материалов, что в захоронениях находятся только жертвы политических репрессий, вновь открывает это дело. Генпрокурор РБ Олег Божелко справедливо замечает, что "предыдущее расследование в период с 1988 по 1995 годы проводилось крайне односторонне, под сильным давлением националистов. В тот период были проведены многочисленные митинги и демонстрации, организованы публикации в газетах и журналах, выступления по радио и телевидению, изданы соответствующие книги, которые не могли не повлиять на расследование дела. Допросы жителей окрестных населенных пунктов, прилегающих к месту захоронения останков, осуществлялись в условиях сформированного определенными силами общественного мнения.

Показания многих свидетелей изобиловали домыслами, фантазиями, содержали ссылки на людей, которые давно умерли. Во внимание принимались без критической оценки показания граждан, которым в то время было 4 — 6 лет от роду. Научный отчет Позняка и других о результатах раскопок во многом построен на предположениях и содержит выводы, не подтвержденные доказательствами…" Тем не менее и это новое расследование так и не дало пока вразумительных ответов на такие важные вопросы, чьи жертвы покоятся в Куропатах, кто они и откуда? Хотя один момент этого нового расследования все-таки стоит отметить. Согласно ему, здесь захоронено не 250 тысяч расстрелянных, как утверждали Позняк — Быков и иже с ними, и даже не 30 тысяч, а около 7 тысяч человек. Впрочем, это никак не уменьшает трагедии, разыгравшейся в Куропатах.

"НЕМЕЦКИЙ СЛЕД"

Среди множества версий того, жертвы чьих деяний покоятся в Куропатах, наиболее яростное сопротивление у националистов получает версия о так называемом "немецком следе". Оно и понятно, их всегда тянуло на Запад, и если до Германии или как сегодня до Америки все-таки далековато, то хотя бы к Польше. Тем не менее утверждение о том, что преступление в Куропатах совершено во время оккупации немецко-фашистских войск, имеет своих убежденных сторонников. Наиболее аргументированно эту версию раскручивает бывший командир партизанского отряда бригады "Дяди Коли" Иван Загороднюк. Он изначально задается вопросом — откуда появилось само это слово "Куропаты" и кто окрестил им пустырные холмы в конце огородов деревни Готище? "Ведь ни на топографических картах, ни в народной памяти такого урочища в окрестностях Минска никогда не было".

Согласно его версии, история и генезис этого слова следующие — в первый год войны на перекрестках Логойского тракта, а также ряда улиц Минска, можно было видеть указатели "Карпате юден". Это не что иное, как кодовое название фашистской операции по уничтожению 7,5 тысячи переводчиков, так называемых "дойч мечер", которые перед нападением на СССР были мобилизованы немцами в Австрии, Германии, Чехии и Польше для работы в Москве после предполагаемого быстрого ее падения.

В большинстве своем эти переводчики, владевшие русским и немецким языками, были лицами еврейской национальности. Они имели при себе легкие походные вещи и двигались с немецкими тыловыми частями вслед за продвижением фронта. Но когда под Смоленском наши части оказали сильное сопротивление, эти переводчики были брошены в оршанскую тюрьму. В советское время в ней находились уголовники, но при отступлении их выпустили на все четыре стороны. Кстати, часть из них организовала партизанский отряд с понятным названием "Гоп со смыком", который в 1942 году был расформирован.

Но переводчики долго в тюрьме не задержались. После поражения под Москвой их в спешном порядке погрузили в товарняки и направили в Минск. Здесь уже плененные, под надзором латвийского и литовского батальонов, соорудили проволочное заграждение, вырыли ямы, построили насыпную стенку для улавливания пуль. Ведь в 400 метрах от места предстоящей экзекуции находился гарнизон "Зеленый луг" (сегодня это один из районов Минска), где строились землянки, огневые точки и другие фортификационные сооружения.

В первых числах сентября сюда стали прибывать колонны переводчиков, которых партиями подводили к ямам и расстреливали. Первым расстреляли какого-то австрийского богача, у которого за сохранение жизни требовали указать место, где спрятаны сокровища.

Эта операция и получила у немцев кодовое название "Курпате юден". "Кур" — курирование, забота; "Пате" (патер) — крестный отец; "юден" — еврей. Так немцы проявляли "заботу о крещении" евреев, исповедовавших раввинский иудаизм. А Позняк трансформировал слово "Курпате юден" в белорусское — "Куропаты".

После уничтожения переводчиков были расстреляны и пленные, что копали могилы и строили фортификационные сооружения. В живых остались только те из них, кто владел латышским и литовским языками и сумел выдать себя за "националов". Затем уже немцы вместе с полицаями приступили к расстрелу минского гетто…

С наступлением весны и лета 1942 года трупы в могилах начали разлагаться. А так как они были присыпаны тонким слоем земли, которую вымывали дожди и теплые воды, возникла реальная угроза эпидемии. Немцы дали команду частично эксгумировать захоронения. Часть трупов сожгли, а остальные присыпали антисептиком и засыпали толстым слоем земли. Вот почему в 1988 году при следственной эксгумации в могилах были некомплектные останки человеческих костей и следы извести.

ЧТО СЛЫШАТ НЕРОДИВШИЕСЯ

Кроме того, в захоронениях среди прочих дорожных вещей — кожаных пальто, курток, обуви, были найдены и более мелкие — зубные щетки, расчески, кружки, миски, кошельки с деньгами, золотые цепочки и кулоны, но самое главное — проржавевшие опасные бритвы, ножи, ременные пряжки, детали оружия, флакон с капсюлями, приспособление для изготовления охотничьих боеприпасов, скоба, прикрывавшая курок ружья или обреза, и ряд других предметов, которые никак не могли оставаться у заключенных НКВД.

Многие обнаруженные вещи были иностранного производства — Германии, Австрии, Польши, Чехии… Тогда заговорили о некоем "польском следе", подвинув расстрел в Куропатах с 1937 — 1939 гг. к 1940 году, тем самым пытаясь расширить географию Катыни. Только здесь, мол, расстреливали не столько польских офицеров, а простых граждан, вывезенных после присоединения в 1939 году Западной Беларуси и Прибалтики. Для пущей убедительности этой версии в дело включили так называемое письмо Шелепина Хрущеву, написанное от руки каллиграфическим почерком, в котором довоенная ВКП(б) именуется КПСС. Но и "польский след", не найдя мало-мальски вразумительных доказательств, скоро растаял.

Хотя попытки доказать, что он есть, постоянно предпринимаются. Недавно один из таких белорусских "историков", бывших политпросветителей, вороша кости Катыни, "авторитетно" сообщил: "На территории Беларуси, вероятно, было расстреляно 3870 интернированных в 1939 — 1940 годах офицеров польской армии. Скорее всего, эта цифра не окончательна. По предположительным данным, их прах может покоиться, в частности, в Куропатах".

"Вероятно", "предположительно" — все это аргументы из той же позняковской "археологии" и "истории". Более того, теперь уже эти бравые "историки" говорят, что среди расстрелянных польских офицеров были и наши земляки — выходцы из Западной Беларуси. И потому надо требовать от России если не компенсации, то раскаяния и перед белорусским народом.
Сколько их, предъявляющих России претензии, желающих получить от нее "компенсации"!

В последнее время все громче заговорили и о еврейском следе. В первые годы расследования этого дела старший следователь Комаровский ездил в Израиль, и в центре Яд-Вашем ему сообщили, что место расстрела в Куропатах еврейского населения не фигурирует. Нет информации о расстрелах евреев в Куропатах и в немецких архивах. И никого не смутило тогда, что во время Нюрнбергского процесса место расстрела гамбургских евреев в Тростинце под Минском, куда их привозили эшелонами, тоже не упоминалось. Этот страшный лагерь смерти вообще долго нигде не фигурировал. Теперь, видно, пришло другое время, можно было бы вспомнить и о евреях и немецком следе.

Тем не менее, после такой кропотливой работы у следователей основной остается версия, предложенная Позняком, — что в куропатском лесу лежат белорусы — жертвы НКВД. Казалось бы, что и требовалось доказать. Но дело-то в том, что, как установила ботаническая экспертиза АН БССР, самые старые деревья появились на этих холмах только в 1942 году. "Свидетели" этих экзекуций (жители окрестных деревень) теперь утверждают, что место, где НКВД расстреливало свои жертвы, было обнесено высоким забором, потому самих расстрелов они не видели, но слышали "гром выстрелов", крики, мольбы обреченных о пощаде.

Но разве в таком месте, на высоком холме, в 500 м от ближайшей деревни, осуществляло бы НКВД такие сверхсекретные расстрелы? Казалось бы, должны были смутить следователей и такие слова свидетелей: "знаю от односельчан", "помню разговор", "от родных слышал", "плохо помню, но…" Но не смутили. Все росказни принимались за факты. Теперь уже известно, что близ Куропат находились фашистские охранные части, пункт ПВО, немецкий гарнизон, опорный пункт гестапо. Все они в той или иной мере привлекали местных жителей в качестве помощников и осведомителей, многие служили в полиции. После войны части из них пришлось долго и трудно оправдываться перед органами. Так что тенденция "свидетельских" показаний этих "очевидцев" Позняку, а потом уже и всем прочим "интересующимся", в отношении НКВД предсказуема и вполне объяснима.

И вот уже в "интеллектуальных" "Свободных новостях" муж некой местной жительницы Шобик на чистом глазу не так давно повествовал: "Я вот разговаривал с Сашей, родственником супруги, он уже умер. Так он рассказывал, что с 26 по 27 июня 1941 года — уже немцы входили в Минск, а в Куропаты еще привозили и расстреливали людей… Немцы пришли нас победить, так они же покаялись, теперь компенсацию дают. А большевики не покаялись. И не думают".

Теперь решено, видно, заварить в этих Куропатах уже новую кашу, и потому журналист на полном, как говорится, серьезе спрашивает этого словоохотливого Шобика, приженившегося на куропатской даме:

— А откуда одежда и вещи иностранного производства у расстрелянных в Куропатах?

— Перед самой войной, — где-то в 1940 году, как немец напал на Польшу, было много евреев, которые бежали через Польшу. Я же все помню. (Естественно. Правда, войну эту немцы начали не в 1940-м, а в 1939 году. Да и откуда этот "все помнящий" белорус Шобик мог знать, как бежали евреи через Польшу. Но послушаем дальше. — Е.Р.) Могли большевики и этих евреев побить. Обувь, одежда в Куропатах — это их. Очень много евреев бежали…

— Стоп! — с пафосом восклицает "свободный" журналист. — А может, это и есть та правда о Куропатах, которой так боится наша власть? Одно дело, когда НКВД уничтожало своих "врагов народа" — можно один камень с Соловков привезти, чтоб лежал там в память жертв сталинизма. И успокоиться — свои ведь поймут и простят. Совсем другое дело, если НКВД убивало убегающих от фашизма иностранных граждан. В лучшем случае — это просто скандал. В худшем… Немцам жертвы Холокоста до сих пор обходятся в копеечку…

Только вот какое отношение нынешние власти (читай Лукашенко) имеют к тем военным или предвоенным Куропатам — неясно. Да это и не так важно. Раз Лукашенко не с нами, значит, виноват. Души его! А заодно и Россию. Действительно, давно уже пора поискать в Германии еще одну дойную корову. Окончательно закабалить Россию. Для этого можно пожертвовать даже "гениальной" позняковской идеей о белорусах, которых убили энкэвэдэшники, пришедшие с Востока. Потом, когда националисты доберутся до власти, все эти жертвы окупятся сторицей. Потом уж они вместе с латышами, литовцами и прочими прочими представят полный счет этой ненавистной России!

ТРАГЕДИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

"Изначально и в сегодняшней ситуации проблема Куропат носила и носит не только юридический, но и политический характер", — сказал вскоре после прихода к власти Александр Лукашенко. От себя добавлю, прежде всего политический. Прием, отработанный в Куропатах с мифическими 250 тысячами жертв НКВД и стоивший жизни СССР, через десять лет будет применен в Косово, где, чтобы уничтожить Югославию, сербов обвинят в убийстве "по меньшей мере 100 тысяч албанцев". Потом, уже после варварской бомбежки НАТО Югославии и действительно тысяч ни в чем не повинных жертв этой неиспровоцированной бойни, международные эксперты убедятся, что "подозрительные участки", заснятые с космоса и объявленные местами массовых захоронений, на деле оказались пустыми. Что в знаменитых шахтах Трепча, "где наверняка должно быть не менее семисот тел", не оказалось ни одного. Что лидеры США и других стран НАТО "сознательно дезинформировали мировое общественное мнение", чтобы начать в современной Европе эту варварскую войну.

Если власть не умеет противостоять провокаторам или идет на поводу у них, то для дискредитации и уничтожения ее можно избрать любой повод, даже самый ничтожный. Главное — постоянно подогревать страсти. Сегодня в Беларуси таким вселенским злом пытаются представить книгу "Война по законам подлости". После того, как суд не пошел на поводу у "еврейских общин и организаций", свой иск против издателей книги подал… главный редактор "президентской" газеты "Советская Белоруссия" Павел Якубович. Провокации по разрушению страны и смене Лукашенко продолжаются.

Недавно Минск посетили сотрудники комитета по международным отношениям Сената США Марк Тиссен и Иэн Бжезинский, сын идеолога "холодной войны" Збигнева Бжезинского. Приехали они по важному делу для осуществления "программ правительства США по поддержке демократии в Беларуси". Потому, направившись по следам президента Клинтона, они встретились с оппозицией, посетили Куропаты, где Бжезинский, ничуть не стесняясь, что находится в чужой стране, нагло заявил: "К сожалению, эхо этих репрессий, направленных против собственного народа, эхо страданий ни в чем не повинных людей слышно и сегодня: действия белорусских властей ведут к тому, что трагедия может повториться. Этого мы не должны допустить!" Вот так, ни больше ни меньше.

Куропаты с самого начала благодаря стараниям националистов стали не местом печали, где отдают дань уважения трагически погибшим, а символом провокаций, в том числе и таких международных, способом взорвать гражданский мир и согласие в обществе, помешать объединению двух родственных народов.

И потому, изменив немного хемингуэевский вопрос "По ком звонит колокол?" на вопрос "По ком стреляют Куропаты?" , я бы сказал так — они стреляют прежде всего в славянство, в наше настоящее и будущее. История с Куропатами не только еще не закончилась, но, убежден, скоро получит новое развитие, возможно, еще более трагическое.

По осени, где-то в конце октября — начале ноября, в Минске, как правило, начинает раскручиваться очередная серия провокаций. Это уже стало недоброй традицией — на "Дзяды" (католический праздник поминовения предков) оппозиционные лидеры организуют "поход на Куропаты". Цель вроде благородная — помянуть предков. Но вот чьи конкретно предки похоронены в Куропатах и лежат ли здесь белорусы — никто точно не знает. Ни одной фамилии жертв так и не удалось установить.

Тем не менее, БНФ, а в последний год после раскола этой организации аж два ее крыла, подают в Мингорисполком заявки на проведение этой "акции". Затем примелькавшаяся компания под бело-чырвоно-белыми флагами, под которыми в годы войны выступали полицаи, со скорбно-фальшивыми минами на лицах рвется пройти по центральным улицам города, и уже оттуда, если не удастся спровоцировать стычку с силами правопорядка, отправляется "на митинг" в Куропаты. Здесь злобно "поскорбев" о жертвах "российской и советской оккупации", с чувством исполненного долга расползается по своим затхлым, пропитанным ненавистью к своим восточным собратьям, норам.

О том, что Куропаты требуют не этой политической свистопляски, а как минимум помолчать, подумать, куда могут завести любые крайности, ненависть и злоба, они стараются не размышлять. В 80-х годах эти места пытались благоустроить, установить памятник и, возможно, даже построить церковь и костел. Но то, что было сделано при советской власти, — Центральная аллея, крест, стела — в период позняковско-шушкевического правления так ничего и не изменилось. Не решен был и главный вопрос — о статусе территории Куропат. Могилы расстрелянных людей стали только ступенью для политической карьеры оголтелых националистов, трамплином для их прорыва во власть. Все остальное им в тот период казалось уже ни к чему. Теперь они со смаком расписывают в своих "свободных" газетенках о выгуливаемых местными жителями здесь собаках, о несанкционированных раскопках и других фактах вандализма. Но взять в руки топоры, лопаты, грабли и расчистить территорию от кустов и мусора, элементарно привести ее в порядок — желания у них нет и не будет. Привыкшие митинговать и бузить, они не могут сделать даже это маленькое конкретное дело. Это противоречит их характеру, их "нутру". И власть, которой они усердно добиваются, будет такой же контрпродуктивной, разрушительной, как однажды разрытые ими и раз в году "пользуемые" могилы несчастных Куропат.

   Андрей ЛАЗУТКИН

  Кто расстреливал Куропаты: НКВД или СС?

URL:  http://www.comparty.by/node/6684

 

В Минске 13-16 ноября 2015 года прошла выставка, посвященная событиям в урочище Куропаты, где более полувека назад проходили массовые казни. Выставка именуется «документально-художественной», но документальная часть весьма скромная: фотографии Позняка и Клинтона, репринт статьи «Куропаты – дорога смерти» 1988 года, фото простреленных черепов, репортажи с шествий «Деды» разных лет, а также сцены обороны Куропат при строительстве МКАДа.

Материалов уголовного дела на выставке нет.

О ценности художественной части экспозиции судить не берусь; вся она посвящена расстрельной тематике.

Экспозицию обещают отправить в тур по Беларуси. То, что в Минске выставка «прошла спокойно», по мнению экс-председателя БНФ Валентина Вечерко, должно стать для властей в регионах Беларуси «определенным сигналом».

Скажем так, Валентин несколько поторопился с анонсами. Если поинтересоваться материалами «дела № 39», которое к настоящему моменту насчитывает 15 томов, то вскроется множество нестыковок, о которых организаторы выставки умолчали.

Считали как дрова
Сразу же после обнародования находки (статья З.Позняка и Е.Шмыгалева «Куропаты – дорога смерти» от 3 июня 1988), Позняком по результатам раскопок в отчете от 1 августа того же года было названо число жертв в 220-250 тыс. человек.
Для сравнения: население Минска в 1941 составляло 270,4 тыс. человек. В лагере смерти Тростенец за всю войну было убито 206 тыс. – причем немцы действовали открыто и поставили уничтожение людей на поток: использовали ж/д транспорт, рыли траншеи техникой, применяли газовые камеры. Могло ли НКВД скрытно уничтожить сопоставимое число людей?
Оказалось, что нет. По итогам первого следствия (1988-1989), которое осуществляла правительственная комиссия БССР, данные Позняка, мягко говоря, не подтвердились на целый порядок. Однако методика подсчета у следователей прокуратуры также была весьма условной: в районе деревни Цна-Йодково было обозначено 510 предполагаемых мест захоронений (ямы, видимые углубления в земле, и др), после чего были вскрыты 8 захоронений. 2 оказались пустыми, в остальных шести были найдены останки 356 человек. Среднее количество человек (60 в одной братской могиле) было умножено на количество предполагаемых захоронений (510), и получена цифра в 30 тыс. убитых (ее озвучил Прокурор БССР Г.Тарнавский, который открыто отстаивал «нквдшную» версию). Между тем, поскольку захоронения обозначались «на глаз» (фактические – любые углубления, просадки), то часть из них таковыми не оказалась – по итогам последнего, третьего по счету следствия в 1998 была названо число в 7 тысяч – об этом ниже.

Газовая труба и «отеческая забота»
Название «Куропаты» не употреблялось ни до, ни после войны. Его нет ни на советских, ни на немецких топографических картах. Слово «Куропаты» впервые было обнародовано З.Позняком для описания местности возле деревни Цна-Йодково (в археологическом отчете Позняка также фигурировало топографическое название «Брод»). Соответственно, т.н. «Куропаты» не могли упоминаться в ни архивах НКВД, ни в немецких архивах – чтобы подтвердить или опровергнуть версию о расстрелах.
Массовые захоронения были обнаружены при прокладке газопровода (см. схему). Газовая труба, идущая параллельно шоссе, резко сворачивает в сторону урочища, делая четыре изгиба, а затем пятый, чтобы «вернуться» на курс. Зачем это было сделано?
«Изломанный» без всякой необходимости газопровод, под прикрытием которого прочесывалась обширная местность, свидетельствует о том, что определенные лица знали о примерном месте казней, а впоследствии выдали желаемое за действительное. Первый отчет о раскопках был подготовлен Позняком всего за 2 месяца и обнародован 1 августа 1988. Мощный информационный вброс был использован для раскачки общества, проведения протестных акций, раскрутки Позянка и будущего БНФ.
Между тем, прокуратура (в лице Прокурора БССР Г.С.Тарнавского) Позняку откровенно подыграла: Г.Тарнавский изначально занял жесткую позицию, поддержав версию репрессий. Но полностью притянуть «сталинщину» за уши не получилось ввиду массы вскрывшихся нестыковок.

Выдержки из Сообщения правительственной комиссии БССР (опубликовано в 1989):
«510 предполагаемых захоронений… можно сделать вывод о захоронении в лесном массиве не менее 30 тысяч граждан. Установить более точное их количество не представляется возможным»
«гильзы изготовлены в СССР в период 1928-1939 гг.» (импортных как не было – А.Л.!)
«в архивах Минюста, КГБ, МВД и Прокуратуры БССР, союзных органов материалов и документов, относящихся к событиям в Куропатах, не обнаружено»
«установить личности погибших, конкретные мотивы казней и лиц, исполнявших приговоры… не представляется возможным»

Причем первая комиссия была самой «лояльной» к версии Позняка. Сегодня Игорь Кузнецов (бывший член КПСС, армейский политработник и пропагандист полка в Уручье, а ныне – оппозиционный историк), ссылается на выводы первой правительственной комиссии, и соглашается с названным ею количеством жертв.
Однако и это число (30 тысяч) впоследствии не подтвердилось.
2 ноября 1997 А.В. Довбыш, начальник отдела по надзору за исполнением законов в войсках и на транспорте прокуратуры республики, комментируя очередное шествие «Деды», отметил беспрецедентное давление на следствие со стороны общественных организаций, наличие гильз и личных вещей иностранного производства, а также то, что личность казненных до сих пор не установлена.
Кроме того, А.В.Довбыш напомнил, что в советский период совершались и общеуголовные преступления, за которые назначалась высшая мера наказания. Подобные смертные приговоры, как и сталинские расстрелы, осуществлялись скрытно, в разных местах и тщательно маскировались, поэтому версия о том, что НКВД свозило под Минск своих жертв и показательно расстреливало, чтобы устроить грандиозное кладбище – фантазии и блеф. Расстрельные полигоны НКВД существовали, и для них выделялись земли т.н. спецназначения. Полигоны огораживались забором, а казни проводились в условиях секретности, втайне от других сотрудников и тем более от населения. Свидетели же заявляли о якобы «показательных» казнях прямо за огородами деревни, на холме, о громких криках, выстрелах и др.
1997-1998 были совершены дополнительные раскопки 23 предполагаемых захоронений, из которых только в 9 оказались человеческие останки. Пресс-центр прокуратуры 4.11.1997 заявил корреспонденту БелТА о завышенном количестве жертв (30 тысяч), поскольку ряд предположительных захоронений оказался пустым. Также прокуратура подтвердила наличие вещественных доказательств, позволяющих полагать, что ряд захоронений относится к периоду второй мировой войны.

Генпрокурор О.Божелко 3.12.1998 на страницах газеты «Республика», подводя итоги следствия, утверждал: «Показания многих свидетелей изобиловали домыслами, фантазиями, содержали ссылки на людей, которых давно уже не было в живых. Во внимание принимались без критической оценки показания граждан, которым в то время было 5-6 лет от роду».
В показаниях 55 человек, опрошенных в ходе первого следствия (1988) упоминаются «хлопки», выстрелы, которые были слышны в районе урочища; также очевидцы якобы наблюдали легковые и крытые грузовые машины, людей в форме и без (показания не совпадают) и даже якобы слышали крики о помощи. Однако захоронений в указанных свидетелями местах не было обнаружено.
По итогам последнего по счету следствия количество погибших уменьшено до 7 тысяч. Это вполне сопоставимо с убийствами в местах точечного истребления евреев в Минске: «Яма» и окрестности — пять тысяч; «Кальварийская» — около 15 тысяч.
Слово «Куропаты», которое никогда не являлось топонимом, может быть искаженным названием немецкой ликвидационной операции. Die Kur – «лечение», der Pate – «крестный отец»; что-то вроде «отеческой заботы». Немцы вычурно и издевательски шифровали свои карательные акции (напр. «праздник весны» и др.)
Существует альтернативная версия, которую отстаивала общественная комиссия, о том, что в Куропатах расстреливались в 41-42 годах евреи минского гетто. Всего в 2,5 км от урочища располагался еврейский трудовой лагерь по ул. Широкой. В 41-42 минское гетто «зачищалось», чтобы освободить место для евреев, прибывавших транспортами их Германии. Это объясняет большое количество женских останков, обилие импортных вещей и зубных коронок из драгметаллов, а также гильзы, маркированные 39 годом.

На расстрел с кружкой

В захоронениях найдены вещи, которые никак не могут находиться у заключенных: колюще-режущие предметы, эмалированные кружки, миски, опасные бритвы, расчески, ювелирные украшения, охотничьи боеприпасы, проч. Между тем, смертников должны были отправлять на расстрел из внутренней тюрьмы НКВД, где личные вещи предварительно изымались и описывались. Были также найдены маркированные предметы ширпотреба (расчески, др.) из европейских стран (Польша, Франция, Австрия, Чехословакия, Германия), из которых гитлеровцы доставляли в Минск евреев для истребления.

Чтобы объяснить обилие иностранных и посторонних предметов, З.Позняком на ходу была выдвинута версия о «перебежчиках» из Западной Беларуси, которых НКВД расстреливало прямо «с колес», даже не обыскав. Однако перебежчиками в БССР, как правило, являлись жители приграничных районов Западной Беларуси, бедные крестьяне. Между тем, в братских могилах найдены зубные протезы, мосты, коронки из золота, серебра, палладия, платины. В СССР подобные сплавы и металлы для протезирования не применялись. Поэтому откуда у крестьян-перебежчиков дорогие вещи, украшения и кожаные пальто, и зачем они брали с собой эмалированные кружки и миски, остается непонятным.

В захоронениях найдены галоши 37-38 годов выпуска (что было широко растиражировано), однако галоши сильно изношены, сбиты – а они могли служить долго, поскольку использовались не круглый год. Также присутствует резиновая обувь австрийского производства, которая в СССР не завозилась. При этом вся найденная при эксгумациях одежда и обувь носит исключительно осенне-зимний характер. Встречается самодельная обувь из автомобильных покрышек и камер, которая была широко распространена в оккупацию.

Импортные гильзы

В захоронениях найдены гильзы преимущественно от револьвера наган. Между тем, органы НКВД пользовались пистолетами ТТ, более подходящими для скрытого ношения, а наганами вооружалась армия. Значительное количество армейского трофейного оружия при отступлении попало к немцам, а затем в добровольческие и полицейские части (из которых формировались ликвидационные команды). Полицаев немцы вооружали советскими винтовками и револьверами.
Не стыкуются гильзы и по времени производства. Окончанием «ежовщины» считается 17 ноября 1938, когда было принято постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Были ликвидированы судебные тройки, созданные в порядке особых приказов НКВД СССР, а также тройки при областных, краевых и республиканских управлениях РК милиции. Затем последовал приказ, подписанный наркомом Л.Берия, который отменил все оперативные приказы 1937-1938 гг. и директивы, изданные в их развитие. С 1938 началась интенсивная чистка в самом НКВД. Между тем, по итогам трех следствий (1988, 1997, 1998 годов), 31% (74 штуки) найденных гильз от нагана произведены в 1939 году, тогда как пик расстрелов в БССР – это 1937-1938 годы. Причем патроны не попадали в мирное время с завода прямо в обойму – и вполне могли оказаться трофейными.

Кроме гильз от нагана, были обнаружены гильзы стандартного патрона 6,35 мм импортного производства для пистолетов систем «Маузер-С», «Браунинг», а также «Вальтера», который состоял на вооружении немецкой армии.

По итогам баллистических экспертиз во время первого следствия (1988) о «Вальтере» просто «забыли», указав его в заключении как «другое оружие». Зато первые два пистолета (под такой же стандартный патрон) встречались в РККА, и теоретически могли принадлежать комсоставу НКВД – поэтому факт был широко раскручен в прессе, чтобы объяснить появление частей «импортных» патронов и подтвердить «нквдшный» след. Результаты баллистических экспертиз, очевидно, оформлялась предвзято, чтобы подогнать факты – а ведь гильзы от «Вальтера» рядом с гильзами от наганов отчетливо указывают на полицаев с трофейным оружием, и их хозяев.

Пол и возраст не совпадают

Списки репрессированных минчан (1921-1939) публиковались в газете «Вечерний Минск» в 1993-1995 годах. Из 1193 расстрелянных 533 человека были репрессированы в 1937 и 637 – в 1938 годах (т.е. подавляющее большинство; в этот период НКВД БССР возглавляли Б.Д. Берман и А.А. Наседкин – оба впоследствии расстреляны).

За период трех следствий было эксгумировано 15 могил; обнаружены останки 980 человек. Пригодными для определения возраста оказались останки 457 человек. Из них лица 20-29 лет – 28 человек (6,5%), 30-39 лет – 71 (15,5%), 40-49 лет – 226 (49,5%), 50-60 лет – 138 (28,9%). Таким образом, отмечается преобладание среднего и старшего возраста (40-60 лет, 78,4%), что было логично для нацистов, поскольку ликвидировались в первую очередь изможденные люди, не способные к физической работе.

Между тем, анализ списка расстрелянных, опубликованного в газете «ВМ» (первые 457 позиций) показал, что среди репрессированных старшая возрастная группа (40-60 лет) составляет лишь 56,2%, а средняя (20-39 лет) – 43,8% (т.е. молодежи в процентном отношении в списках было в два раза больше, чем в Куропатах!)

Что касается полового состава жертв, то согласно спискам «Вечернего Минска», процент расстрелянных женщин составляет 3,8 % (несколько человек, единицы). Однако в Куропатах количество идентифицированных женских останков – 18% от общего количества. Одна братская могила полностью женская; но женские останки встречаются и в других захоронениях. Такая «смешанная» ликвидация характерна для немцев – особенно, если расстреливались произвольные этапы из гетто.

Ворошиловские стрелки

Анатолий Смолянко, бывший сотрудник газеты Минобороны СССР «Красная Звезда» и бывший член общественной комиссии утверждаЛ, что в районе заброшенного «хмызняка» до войны мог находится стрелковый тир: в склоне моренной гряды сохранилась мишенная ниша (пулеуловитель) в восточной части урочища, а также стометровый рубеж и окоп с бруствером. Во время раскопок последнего следствия в 1998 в стенке пылеуловителя было обнаружено 45 пуль, преимущественно винтовочных, на 25-метровом огневом рубеже найдено 4 гильзы от нагана (1936, 1943, 1949 годов) и 4 гильзы от пистолета ТТ (1944 и 1948 гг), а на 100-метровом рубеже найдены 2 гильзы от винтовки Мосина, 1924 и 1927 годов выпуска (судя по найденным в пулеуловителе пулям, огонь велся преимущественно из винтовок). Однако Минобороны в ответе на запрос показало, что в документах военного ведомства наличие послевоенного тира не значится.

Поэтому А.Смолянко делает вывод, что заброшенный тир мог несколько раз использовался неофициально после войны, чтобы стрелять из личного оружия. Это объясняет приезд машин, людей в форме, а также хлопки, о которых говорили свидетели. Кроме того, если тир официально действовал до войны, это объясняет факт наличия забора и звуки выстрелов, которые слышали жители деревень Зеленый Луг, Цна-Йодково и поселка Готищи, будучи детьми.

Во время первых осмотров в 1988-1989 гг. были также обнаружены остатки стрелковых окопов, оборудованных землянок, пулеметных гнезд – они могли возводиться как вспомогательной полицией для «благоустройства» мест расстрелов, так и для стрелкового тира, но не сотрудниками НКВД.

Квитанции с того света

В захоронении № 30 обнаружены две квитанции на имена Мовши Крамера и Мордехая Шулькеса, датированные июнем 1940; на одной из них сохранилась запись об изъятии личных вещей, ремня и шарфа, что свидетельствует о помещении в камеру – данный факт был широко растиражирован сторонниками «позняковской» версии. Между тем, в том же захоронении №30 обнаружен патронташ с револьверными патронами. Шарф изъяли, а патроны «прохлопали»? Как отметил О.Божелко, «подобная оплошность для органов НКВД не характерна».

Сами квитанции, видимо, принадлежали беженцам-евреям, которые спасались от гитлеровского террора в Польше, а потом оказались на территории Западной Беларуси после ее освобождения. По состоянию на 5 февраля 1940 таких лиц насчитывалось 65796 человек, часть из которых была арестована (А.Смолянко утверждает – более 200 человек), которые впоследствии, как и большинство заключенных, были либо вывезены вглубь СССР, либо «оставлены противнику». С приходом оккупантов данные лица, как и все прочие лица еврейской национальности, помещались в гетто, а затем могли быть ликвидированы спецкомандами и вспомогательной полицией.

Выставка как липа

Гитлеровская пропаганда широко растиражировала смоленскую Катынь в качестве преступления советской юстиции. Если бы Куропаты существовали до войны, то логично, что белорусские националисты, выступавшие пособниками немцев, могли бы использовать место массовых расстрелов НКВД в пропагандистских целях, чтобы обличать «преступления большевизма». Однако ни одного упоминания о советских расстрелах в Куропатах в оккупационной прессе не было (в Минске выходило 36 наименований газет и журналов).

Зато сегодня есть кому продолжить «доброе дело».

Тема сталинских репрессий в последние годы часто мелькает в СМИ. В гитлеровском Тростенце отдельные историки безуспешно пытались отыскать «сталинский след»; КХП-БНФ под водительством Ю.Беленького занимается исключительно крестовыми походами на Куропаты; в октябре этого года прошла акция лидеров оппозиции со свечками у здания КГБ: Статкевич, Некляев и Лебедько рассуждали о сталинских жертвах и «покаянии коммунистов». Правда, в отношениях со спонсорами это не особо помогло: вся троица и поныне сидит без грантов. Тем не менее, для оппозиции тема расстрелов – хлебная и безотказная, как топор: «сталинские репрессии» обязательно упоминаются в любой дискуссии с современными коммунистами, независимо от контекста.

Возвращаясь к экспозиции во Дворце искусств – налицо желание организаторов «проскочить» неудобные факты, сделать акцент на политической карьере Позняка и деятельности Народного фронта, а заодно замазать кровью «бальшавісцкі рэжым».
На выставке используется и прямая фальсификация (или софистика, как угодно): висит «доска почета» с фотографиями расстрелянных; например, писателя Зарецкого и других. Организаторами предполагается, что расстреляли их в Куропатах; но напомним, что ни одна жертва так и не была опознана.

Обзор публикаций в интернете показывает, что «позняковская» версия весьма прижилась в обществе; ее тиражирует и tut.by, и «Комсомольская правда», и даже «Советская Белоруссия», не говоря о националистических СМИ. Поэтому подобные выставки – попытка развить успех, произвести впечатление (в первую очередь на молодежь) страшными картинками с наганами и черепами, напомнить о «подвигах» Народного фронта и сделать ему рекламу. Кому охота искать факты и изучать результаты экспертиз? Проще пассивно согласиться с конъюнктурной липой, тем более, что она звучит из каждой щели.

Уверен, точка в этой истории еще не поставлена.

Андрей ЛАЗУТКИН

    Владимир Костырко

Куропаты: фальшивка националистов трещит по швам

        Жертв гитлеровского геноцида не удалось приписать "сталинским репрессиям"

URL:  http://www.webcitation.org/688Z24pb6

        Громыхая по рельсам, скорый поезд Минск — Москва стремительно отсчитывал последние километры белорусской земли. Прощай, край голубых озер. Прощай, гостеприимная Белоруссия. Я, деревенский мальчишка, видел тебя когда-то в развалинах, босиком ходил по твоим топким полесским болотам. Тогда мне было одиннадцать лет, и я еще ничего не понимал в жизни. Не знал, что пройдут годы и мне придется столкнуться с таким мерзким бесчестие, когда опытные фальсификаторы в борьбе за власть отважатся наживать свой политический капитал на костях мертвых.

        Не могу уснуть. Мне все кажется, что иду по этой обильно политой кровью земле, слышу крики и стон людей. Группами по пятнадцать — двадцать человек, их подводят к краю ям и расстреливают. Люди падают в агонии, руками обнимают друг друга…

        Теперь это место белорусские националисты для большего эмоционального воздействия назвали Куропатами: дескать, ни в чем неповинных людей расстреливали здесь, как куропаток…

        Первые сенсационные сообщения об этом появились в 1988 году: на северной окраине Минска обнаружены массовые захоронения "жертв сталинского террора" в период с 1937 по июнь 1941 года. Многие средства массовой информации, в том числе и российские, спешили раздуть сенсацию: счет казненных шел не на десятки, а на сотни тысяч.

        Итак, что же происходило в Куропатах? В конце августа — начале сентября 1941 года в районе бывшей деревни Готище гитлеровцы оборудовали лагерь смерти. Фашисты и их пособники расстреливали здесь узников минского гетто, а также евреев, депортированных из Польши, Германии, Австрии, Чехословакии и других стран.

        Каково же было удивление жителей республики, когда 27 июля 1992 года они увидели на экранах своих телевизоров, как на могилы жертв гитлеровского геноцида представители республиканских властей возлагали венки с надписью на траурных лентах "Павшим от рук палачей НКВД". Жертв фашизма для руководителей республики больше не существовало: отныне были только жертвы НКВД. Это "подкрепили" правительственная комиссия и прокуратура республики: в Куропатах покоится не менее тридцати тысяч человек — "жертв сталинского террора". Все остальные "подробности" были растиражированы в книге "Куропаты: следствие продолжается", авторами которой выступили Генеральный прокурор республики Г. Тарновский, начальник прокуратуры В. Соболев, а также минский журналист Е. Горелик. Однако в материалах дела было столько неясностей и противоречий, что общественность республики потребовала пересмотреть вновь события полувековой давности.

        С этой целью была создана независимая общественная комиссия, которую возглавил старший научный сотрудник Академии наук Белоруссии Валентин Павлович Корзун. Полтора года потребовалось ей, чтобы взвешенно, скрупулезно изучить материалы уголовного дела, насчитывающего 13 томов. Самостоятельно были проведены расследования обстоятельств преступления, изучены отчеты археологов, опрошены десятки жителей окрестных деревень.

        Вопросов по результатам "официального" следствия появилось множество. Скажем, как квалифицированные юристы, установившие в процессе следствия, что большинство гильз, найденных в эксгумированных захоронениях, было 1939 года изготовления, могли утверждать, что НКВД в 1937 — 1938 годах расстреливал боеприпасами 1939 года? По утверждению тех же следователей, в Куропатских захоронениях покоится не менее 5400 женщин. Бывшие сотрудники НКВД С. Харитонович и М. Давидсон показали, что в тюрьме комиссариата содержались и подвергались казни только мужчины. Подтверждают это и данные архива КГБ республики: с начала 20-х и по конец 1939 года в Минской области к высшей мере были приговорены всего пять женщин. Достоверно известно, что из них расстреляна одна. Откуда же могло взяться такое количество женских останков?

        Прокуратура республики отрицала факт депортации в Беларусь, в том числе и в Минск, бременских, гамбургских, варшавских евреев, хотя для следственных работников не составляло большого труда обратиться в Австрию, Польшу, Германию с тем, чтобы установить, имели ли эти факты место в действительности. Оказывается, имели. Об этом свидетельствовали многие евреи, прибывшие в белорусскую столицу из-за рубежа на 50-летие минского гетто. До 1988 года ни на топографических картах, ни в народной памяти урочища не было. Казалось бы, этот факт должен был насторожить прокуратуру, а может и пролить свет на происходившие. На каком основании следователи прокуратуры утверждали, что, дескать, многие из допрошенных свидетелей собирали там когда-то грибы и ягоды? Ничего подобного быть не могло, хотя бы потому, что, как установлено экспертизой, сосны и другие деревья в северных предместьях белорусской столицы — так называемых Куропатах — были высажены и, естественно, выросли в послевоенное время.

        Или, скажем, как можно было убеждать людей, что в Куропатах находилось репрессивное кладбище НКВД, когда фактически оно было расположено в другом месте — в районе узкоколейки севернее дороги на Заславль. Что-что, а это должно быть хорошо известно прокуратуре. Ну, если не прокуратуре, то органам государственной безопасности однозначно, и, думается, не составляло особого труда выяснить это.

        Нельзя не обратить внимания и на следующие заключения эксперта: из 25 обнаруженных в захоронении ? 5 расчесок 18 изготовлены в Австрии, одна — в Польше, одна — в Чехословакии, а из 9 галош 3 изготовлены в Германии, одна — в Польше, остальные также иностранного производства. Среди найденных ювелирных украшений отмечены католические крестики-распятия или же медальоны с изображением Мадонны. Кроме того, обнаружены зубные коронки, изготовленные из платины. Известно, что этот металл в зубопротезной практике в СССР никогда не применялся.

        Самое удивительное однако то, что доблестные прокурорские работники придерживались мнения, что немцы-де в Куропатах не стояли и никого там не расстреливали. Как можно такое утверждать? Этот вопрос задавали многие, с кем мне довелось встречаться. Осознавали ли эти работники, что "куропатская машина" работала на весь мир? Пришедшие в то время в Белоруссии к власти силы использовали эту ложь и клевету для собственного самоутверждения. Но, слава Богу, нашлись честные и мужественные люди, у которых хватило сил, терпения и, конечно же, смелости вступить в небезопасную для них схватку с этими силами, похоже насквозь пропитанными ненавистью к Советской власти. Чего доброго, можно было ведь и самому оказаться в незавидной роли "клеветника".

        О том, что в Куропатах покоятся останки жертв гитлеровского геноцида, следователей прокуратуры убеждали здравствующие и ныне очевидцы. Один из них — Иван Харитонович Загороднюк, бывший командир одного из партизанских отрядов бригады "Дядя Коля", которая действовала в годы немецкой оккупации в пригородных районах Минска. Кто-кто, а он-то хорошо помнит события тех лет. Вот что он рассказывает:

        — Примерно в полукилометре от печально известной ныне деревни Готище или, как после ее называли, Зеленый Луг, на месте которой возведены сегодня новые жилые массивы Минска, в начале войны располагался сильно укрепленный немецкий гарнизон. Говорю об этом не понаслышке, так как все происходившее видел собственными глазами. В двадцать один год, когда немецкие оккупанты топтали мою родную Белоруссию, я ушел в партизанский отряд, а вскоре получил и свое первое боевое крещение.

        Многие, наверное помнят, когда горел бывший совхоз "Красный маяк". Гитлеровцы создали здесь подсобное хозяйство, и мы получили приказ уничтожить его. Так вот прежде, чем выполнить задание, мы отправились в разведку. В ту августовскую ночь на окраине деревни Готище мы обнаружили несколько немецких частей. Поэтому утверждение следователей, что в Куропатах немцы не стояли и никого поэтому расстреливать-де не могли, -сущая ложь. Я неоднократно давал показания, выступал по этому поводу на страницах газет. Однако прокурорские работники этого не захотели учесть. Похоже, они выполняли чей-то социальный заказ.

        Спасибо, что вы предоставляете мне возможность через "ПРАВДУ" — Интернет" еще раз рассказать обо всем увиденном. Не верьте, люди, что в Куропатах покоятся жертвы НКВД. Здесь покоятся жертвы гитлеровского геноцида.

        Первые автоматные очереди прогремели в Готище в начале сентября 1941 года. И первыми их жертвами были евреи, граждане стран Европы.

        Расскажу, как эта трагедия начиналась и чем закончилась.

        В начале войны гитлеровцы мобилизовали несколько тысяч евреев для работы переводчиками, в частности в Москве. Они двигались вслед за фронтом. Эшелоны проследовали до Орши, но здесь были вынуждены задержаться. Столицу взять не удалось, а первые залпы наших "Катюш" посеяли среди немцев ужас и панику. Переводчики оказались невостребованными и их решили уничтожить.

        Из Орши евреев начали отправлять в товарных составах в Минск. По прибытии к месту назначения их выстраивали колоннами и отправляли своим ходом на холмы в Готище. Палачи уничтожали людей по четко отлаженной технологии: обреченным группами приказывали выстроиться вдоль вырытых ям, а затем со звериной ненавистью расстреливали их в упор, добивая оставшихся в живых. Кроме гитлеровцев, участие в зверствах принимали литовские и латышские националисты. Помню, на улицах Минска, бывшей Цнянской и продолжении улицы Горького, на перекрестках Логойского тракта в середине сентября появились стрелочные указатели с надписью "Курпате юден". Выставлены они были в направлении полевой дороги, ведущей к деревне Готище. По всей вероятности, это было кодовое название операции по уничтожению евреев. Наверное, отсюда и появилось название Куропат.

        После расстрела первых групп прибывших из Орши евреев гитлеровцы начали уничтожать также и узников минского гетто. Особенно массовыми были расстрелы 6 — 7 ноября 1941 года. Продолжались они до прихода весны сорок второго, а с середины лета гитлеровцы продолжали экзекуцию в Тростенце, тоже в лагере смерти, недалеко от Минска. Он для этого был выбран не случайно, туда подходила железнодорожная ветка, и это облегчало осуществление геноцида.

        С наступлением весны и особенно лета 1942 года трупы в коллективных могилах в Готище начали разлагаться, возникла реальная угроза эпидемии, и гитлеровцы вынуждены были частично эксгумировать захоронения. Часть трупов сожгли, а остальные присыпали известью и более толстым слоем земли. Неудивительно, что в 1988 году во всех эксгумированных могилах были обнаружены некомплектные останки человеческих костей. Прокуратура же объяснила этот факт естественной убылью как следствием перемещения земли, хотя были найдены и следы извести. Но об этом, конечно, было выгоднее умолчать.

        Мне трудно сегодня обо всем этом говорить. Трудно вдвойне, потому что для определенной части людей добро и зло в достижении своих политических целей ставились на одинаковые чаши весов, и все это делалось с целью компрометации нашей бывшей советской действительности.

        После окончания войны я не один раз бывал в деревне Готищи-Зеленый Луг, встречался и беседовал с местными жителями. О том, что здесь покоятся останки жертв гитлеровского геноцида, знали все. Знали об этом и в Центральном Комитете Компартии Белоруссии. Однако в те годы на первом плане были другие заботы. Предстояло поднимать из руин заводы.

        И вот забытую, отчасти и по нашей вине, трагедию полувековой давности определенные силы пытались использовать для достижения своих политических целей. Не вышло…

        Иван Харитонович тяжело вздохнул, видно было, как побагровело вдруг его лицо. Он не выдержал, встал и вышел из-за стола.

        — Как вы думаете, — продолжал он затем, — достаточно ли имелось после всего сказанного у прокуратуры республики аргументов в пользу версии, согласно которой в Куропатах расстреливали не гитлеровцы, а органы НКВД? Вымысел, стремление выполнить чей-то социальный заказ…

        В конце дня я позвонил председателю независимой общественной комиссии Валентину Павловичу Корзуну, с которым мы знакомы давно и виделись не один раз. И вот встретились вновь. Он все такой же — неугомонный, терпеливый.

        — Никто из членов нашей комиссии не сомневался в объективности сделанных ею выводов, — рассказывал Валентин Павлович горячо, убежденно. — А они неоднозначны: в Куропатах покоятся жертвы гитлеровского геноцида. И это мы подтвердили неопровержимыми фактами, вещественными доказательствами, показаниями свидетелей. С нами согласились и большинство членов правительственной комиссии, подписали совместный протокол, в котором потребовали пересмотра дела. Однако в течение трех лет прокуратура никаких конкретных усилий не предпринимала, хотя первый заместитель Генерального прокурора республики В. К. Кондратьев уведомлял нас, что решение о возобновлении следствия, о результатах которого будут проинформированы Верховный Совет и общественность республики, принято.

        Конкретных же дел не последовало. Думается, во многом потому, что начальник отдела прокуратуры по особо важным делам В. Соболев, один из авторов книги "Куропаты: следствие продолжается", не хочет опровергать ранее выдвинутые им же самим обвинения. В своем письме на имя В. П. Корзуна он написал, что на поставленные в заключении нашей комиссии вопросы прокуратура республики уже дала ранее ответы…

        И лишь с приходом на должность Генерального прокурора республики О. А. Пожелко, когда расследование было поручено следователю военной прокуратуры майору юстиции В.Т. Сомову, дело сдвинулось с мертвой точки.

        Весной минувшего года были проведены раскопки еще нескольких захоронений. Результаты экспертизы найденных вещей и на сей раз дают основание утверждать, что в коллективных могилах покоятся останки иностранных граждан — жертв гитлеровского геноцида. Последовало и официальное сообщение Белорусского телеграфного агентства от 4 ноября 1997 года, в котором со ссылкой на пресс-центр прокуратуры, говорилось, что "некоторые доказательства, добытые в установленном законом порядке, противоречат прежним выводам следствия". Констатировалось также, что прежние выводы, сделанные прокуратурой республики, использовались определенными силами в борьбе за власть.

        Кто они, эти силы, хорошо известно. Это в первую очередь Белорусский народный фронт во главе с З. Позняком, который нашел сегодня приют в США. Белорусские националисты выступали и продолжают выступать против дружбы двух единокровных народов — русского и белорусского. Как могли они противодействовали подготовке и подписанию договора о Союзе между Россией и Белоруссией. Неймется им и сейчас. Их не покидает мысль о взятии реванша.

        Что же нового в деле о Куропатах на сегодня?

        Возвратясь в Москву, я позвонил в Минск В.П. Корзуну.

        — Военной прокуратурой принято решение о продолжении раскопок захоронений, — слышался его голос в трубке. — На наш взгляд, это отрадно, дело необходимо довести до конца. Мы в свою очередь тоже не сидим сложа руки. Намерены обратиться к помощи международной общественности, в немецкие органы с просьбой установить имена расстрелянных, разыскать их родственников, ставим своей целью добиться, предоставления коллективным могилам статуса международного кладбища. Конечно, сколько точно покоится здесь жертв гитлеровского геноцида, предстоит еще установить…

        Я слушал его и, признаться, радовался. Не дрогнули. Выстояли. Как их ни шельмовали, ни оплевывали.

        Правду о Куропатах скоро узнает весь мир.

        Владимир КОСТЫРКО, Обозреватель "ПРАВДЫ" — Интернет".

Приложение

Александр Бурьяк

Василь Быков: экзистенциальная совесть несостоявшейся нации

URL:  http://bouriac.narod.ru/Bykov.htm

Предисловие Анатолия Краснянского

Белорус Александр Бурьяк пишет о белорусе Василии (Василе) Быкове, о белорусах и Белоруссии:

     "поскольку мы, белорусы, конечно, нация второразрядная, недоделан-
    ная, так и наши великие писатели — того же уровня (как в части
    творчества, так и в части жизненных обстоятельств). Достоевский,
    правда, из белорусов, но по уровню — не наш, это сразу бросается
    в глаза".

Действительно, разделение русского народа на три народа ("нации"): "русские", "украинцы" и "белорусы" являются искусственным. Первыми это сделалы большевики-ленинцы, затем — либералы, которые  укрепили такое разделение с помощью государственных границ.  Разделение привело к тому, что все три "народа" ("нации") стали "второразрядными". Над одним народом ("украинским") либералы с 2014 года издеваются уже в полной мере, два других готовят к этой процедуре.  

На мой взгляд, в статье Бурьяка много спорных мыслей.

Но  его критика "гениальных" текстов Василя Быкова очень интересна. Кстати, тексты увенчанной лаврами Алексиевич по своей вздорности напоминают тексты "великого" Василия Быкова, которого она называет своим учителем. Но Алексиевич, конечно, превзошла своего "учителя" по концентрации лжи и вздора. Смотрите, например, статьи:

Анатолий Краснянский. Лживый "голос" увенчанной лаврами. Системный анализ опуса "Чернобыльская молитва". Часть 1.   URL:  https://avkrasn.ru/article-3860.html

Анатолий Краснянский. Обсуждение опуса "Чернобыльская молитва". URL:   https://avkrasn.ru/article-3860.html

Александр Шевкин. Пояснение к статье Анатолия Краснянского "Лживый «голос» увенчанной лаврами"  URL:  http://www.shevkin.ru/?action=ShowTheFullNews&ID=1238
 

      Какую долю расхожих "истин" составляют добросовестные заблужде-
    ния и намеренная ложь? Лучше об этом не думать, иначе голова
    пойдет кругом. Общество держится на фикциях, и если тебе кажется,
    что ты наткнулся на явную неправду, то лучше помалкивать: может,
    ты тоже ошибаешься, а может, плюешь против ветра. Кто-то кривит
    душой, потому что избегает показаться невежливым или слишком
    агрессивным, кто-то опасается ответной атаки. Иногда стесняются,
    потому что еще сто дней не прошло, иногда — потому что уже
    прошло сорок. Некоторые боятся живых, некоторые — покойников. У
    какого-то римлянина даже выдрали из контекста афоризм "о мертвых
    или хорошо, или ничего", только почему-то применяют его выбороч-
    но: проявляют великодушие тогда, когда это выгодно. Бывает,
    наконец, что людям попросту лень напрягаться. А если в результате
    многие начинают говорить одно, то уже и кое-кто из сомневающихся
    задумывается: а может, действительно так оно и есть?
      В качестве примера выдающегося значения фикций в жизни общества
    очень показательна история восхождения литератора Василя Быкова.
    Начав с уровня заурядного войнописателя-премиеполучателя, каких
    в СССР были десятки, он в какой-то момент оказался политически
    востребован и постепенно вознесся до уровня "совести нации" и
    почти-лауреата Нобелевской премии. В общем, чуть ли не самый
    выдающийся белорус новейшего времени, у которого между строк
    находят всё, чего жаждет душа народа. Сегодня говорить о нем
    можно либо с нежной грустью, исполненной пиетета, либо никак.
    Даже те, кто знает нехорошие детали его доподлинной биографии и
    действительную цену его произведениям, предпочитают поддакивать
    или хотя бы молчать.
      Можно было бы пройти мимо этой несуразицы (мало ли вздора
    вокруг!), если бы не положение в стране. Народ стремительно
    деградирует: наркомания, алкоголизм, курение, СПИД, хулиганство,
    загаживание среды обитания, пренебрежение к общему делу. Но
    вместо того, чтобы прививать людям здравые ценности, давать им
    достойные образцы должного отношения к себе и к миру, им
    подсовывают — в качестве нравственного эталона и источника
    мудрости — какого-то унылого больного старика, который даже в
    лучшие свои годы не отличался ни полетом мысли, ни бодрым духом,
    ни хотя бы стилем. Ума у него хватило только на то, чтобы после
    роспуска коммунистической партии стать антикоммунистом и позвать
    белорусов в "объединенную Европу", как-будто у нас еще мало
    наркомании, СПИДа, сексуальных извращений и прочей мерзости.

                                *  *  *

      Нижеследующие заметки представляют собой фрагменты моих обсуж-
    дений неимоверно выдающегося белорусского письменника с различ-
    ными людьми в интернете. Это местами грубая разговорная речь,
    конечно, но — "по мощам и елей", как сказал патриарх Тихон,
    когда в котловане под мавзолей Ленина прорвало канализационную
    трубу. Наверное, ходил понюхать.

                                *  *  *

    01.10.2001:
      В последнее время либеральная прозападная оппозиция в моей
    горячо любимой стране стала много носиться с письменником Василем
    Быковым: лепить из него великого человека и "совесть нации". (…)
    Я помнил, что особого восторга я от Быкова как писателя никогда
    не испытывал, но для справедливости решил заглянуть в его
    повестушки еще раз: может, я раньше чего-то не разглядел по
    молодости. И вот вчера на сон грядущий я заставил себя открыть
    книжку Быкова. Под руку попалась его повесть "В тумане". Больше
    часа я добросовестно разбирался в его прозе. До проведения этого
    моего исследования я считал Быкова второразрядным писателем. По
    прочтении первых двадцати шести страниц я оказался перед
    необходимостью сделать вывод, что он писатель не второразрядный,
    а третьеразрядный. Итак:

     Война дураков в описании эпилептоида.

      Начинается повесть весьма энергично:
      "Слотным ветраным днем позняй восенi на другiм годзе вайны
    атрадны разведчык Бурау ехау на станцыю Масцiшча каб застрэлiць
    свайго знаемага Сушчэню. Гэты Сушчэня … месяц назад, будучы
    арыштаваны палiцыяй за дыверсiю ля Выспянскага маста, купiу
    сабе жыцце тым, што выдау саудзельнiкау…"
      В общем, пока неплохо: сразу быка за рога.
      Партизаны решили Сущеню на всякий случай "замочить" — не
    спрашивая его объяснений. Это вполне в духе того времени, так что
    никаких возражений с моей стороны. Мокрым, голодным, страдающим
    хроническим переутомлением партизанам не до разбирательств.
      Чтобы совершить убийство, партизаны посылают своего,
    по-видимому, опытного боевика Бурова, а с ним (чтоб быть на
    подхвате: коня посторожить и так далее) — некого довольно вялого
    Войтика. И дальше начинается разный мелкий и крупный абсурд.
      Буров переходит речку по кладке, поскальзывается, но почему-то
    удерживается на кладке, и мочит только одну ногу, и выпускает
    из руки уздечку идущего рядом по воде коня. Но во-первых, людям
    свойственно, если они поскальзываются, инстинктивно хвататься
    за то, что может сойти за опору, так что более правдоподобно было
    бы, если бы Буров повис на уздечке, а не выпустил ее. Во-вторых,
    как можно было, поскользнувшись, замочить только одну ногу?!
    Автор пишет: "Ён мусiу таропка пераступiць па кладцы, але тая
    здрадлiва хiснулася пад нагамi, асела, ногi боутнулi ледзь не
    да дна. Ледзьве устрымауся на дошцы." Итак, "боутнулi" обе ноги,
    а замочилась одна. И непонятно, как удержался: застрял задом
    или зацепился чудом. Или, может, дело в кладке, потому что
    вообразить ее, несмотря на эпилептоидное пристрастие автора к
    малополезным деталям, я не смог: она была представлена "дзвюма
    гнiлаватымi дошкамi, прытопленымi канцамi у ваду". Как это: концы
    досок — в воде? А сами доски — нет? Это что — дугообразные
    доски?!
      Потом еще хуже: опытный боевик Буров приближается к хате Сущени
    и вместо того, чтобы заглянуть сначала в окно (оно не завешено,
    и в хате горит керосиновая лампа), прется сразу внутрь. Сущеня
    встречает его, вполне догадывается, зачем тот пришел, и пропус-
    кает вперед себя в освещенную комнату. Бурова не смущает, что
    здоровый мужик изменник Родины Сущеня оказывается у него сзади.
      С Сущеней вообще непонятно. Если он не предатель, то почему не
    сбежал к дальней родне или не поплелся к партизанам доказывать
    свою невиновность. Если предатель, то почему сидел и ждал, когда
    партизаны придут по его душу. Хоть бы окно завесил, чтобы не
    застрелили через него со двора. В общем, телок безмозглый.
      Четырехлетний сынок Сущени сразу же бросается ласкаться к
    Бурову, которого впервые видит:"Неяк неупрыкмет ён абняу каленi
    Бурава и ужо ласкава, як кацяня, церся аб iх." (!!!) Конечно,
    автору это очень нужно для драматизации (иначе сюжет не
    склеится), но деревенские дети обычно боятся чужих — тем более
    в военное время и тем более вооруженных и являющихся без доброй
    улыбки на лице и кусочка сахару в закорузой ладони. Но, быть
    может, у безмозглого телка Сущени и сынок — такой же безмозглый.
      Далее Буров просит у хозяйки онучу, перематывает свою в
    одиночестве замоченную ногу и после ведет ее мужа за деревню
    убивать.
      На дворе поздняя осень. Про луну автор не упоминает, несмотря
    на свое эпилептоидное пристрастие к деталям. Наверное, ее не
    было. Значит, хоть глаз выколи. Но Сущеня желает быть похоронен-
    ным на каком-то песчаном лесном пригорке, и его ведут в лес.
    Сущене сбежать — раз плюнуть. Но он не бежит. Как они вообще не
    потеряли друг друга в лесу в безлунную ночь — загадка. Аукались,
    наверное. Или за руки держались.
      Итак, держась за руки, они добираются до пригорка, и Сущеня
    начинает рыть себе могилку — по вкусу. Тут появляются полицаи
    и начинают стрельбу. Как они их отыскали безлунной ночью в лесу
    — загадка из загадок. Как они вообще решились отправиться
    вдогонку за партизанами в лес? Храбрейшие люди. С нечеловеческим
    чутьем и высочайшим чувством долга. Бобики, одним словом. Так их
    автор и называет.
      Сущеня, наконец, сбегает — от полицаев. Но: "Ён слухау и
    чакау, куды яны скiруюць далей — па ягоных слядах цi за Буравым,
    будуць шукаць цi не." По следам, в лесу, в безлунную ночь! А про
    собак ни слова — только про бобиков-полицейских! Колоссально!
      Мне как читателю уже становится ясно, что Сущеню выпустили,
    чтобы использовать как приманку. Вот он, крутой заворот сюжета,
    но насладиться им мне уже не суждено, потому что после следующего
    абзаца я в возмущении бросаю книжку:
      "И ён успомнiу тады пра Бурава, якi пабег якраз недзе тут
    паблiзу, трошкi бы стараной, у той канец забалацi, — стрэлы з
    барвiнкi тады джгалi менавiта у тым кiрунку …" Это же надо:
    Сущеня по звуку определяет направление полета пуль!!! И все
    это автор подносит мимоходом и с претензией на реализм. Такой
    туфты даже в американских фильмах-сказках-для-взрослых не
    встретишь! Бывает, там уклоняются от пули, или ловят пулю, или
    сбивают ее другой пулей, но чтобы такое …
      После этого я посчитал свое исследование законченным. И я не
    удивлюсь, если Быков получит в конце концов Нобелевскую премию
    по литературе: половину из тех, кто ее получил, меня не заставят
    читать, даже если мне будут за это слегка приплачивать. Потому
    что эта премия давно уже стала предметом какой-то закулисной
    политической возни, а не выражением признания лучшим из лучших.

    05.10.2001 (о писателе Василе Быкове — продолжение):
      Псих Быков или не псих — это вопрос о его месте на шкале
    "норма-патология". Если сделать шкалу не из двух делений, то
    вполне определенно можно будет сказать, что Быков, на мой взгляд,
    попадает куда-то ближе к ее середине. С творческими людьми это
    обычное дело. "Псих" — не значит "плохой". Ницше был псих, но я
    его обожаю. Быков же — плохой (в моих глазах), потому что несет
    (…) либеральную белиберду, тогда как при Советской власти очень
    даже с этой властью дружил. И потому что своей дурацкой ролью (на
    которую его вытолкала дурацкая белорусская оппозиция) он объекти-
    вно способствует тому, чтобы один известный <—> еще долго
    мозолил всем глаза и мучил слух.

    20.05.2003:
      "Василь Быков никогда не подыгрывал и не подлизывал, как Вы
    изволили высказаться, системе. То, что он был удостоен всех
    мыслимых наград, включая и Героя соцтруда, и Ленинской премии —
    так это вполне закономерно. ‘Сотников’ и ‘Знак беды’ —
    выдающиеся произведения…"
      Если достоинства Быкова были оценены при Советской власти пра-
    вильно, значит, эта власть, которую Быков сейчас щедро поливает
    грязью, была хоть в чем-то не совсем плохая. Только с Быковым
    она, на мой взгляд, немного ошиблась: не рассмотрела червоточины,
    двуличия. А может, наоборот, рассмотрела, но пришла к выводу, что
    пока она будет сильна и сможет Быкова прикармливать, этот человек
    будет вести себя требуемым образом.
      Ну, допускаю, что Советская власть прикармливала только плохих,
    а в случае с Быковым ошиблась. Но тогда эти быковские награды
    вообще не имеют значения, и не надо о них напоминать. Или же мне
    следует думать, что достоинства Быкова были так значительны, что
    даже порочный советский режим не мог их отрицать? А вот тут уж
    увольте: "плохие" режимы видят достоинства в одном, "хорошие" —
    несколько в другом (иначе какая между ними разница?). К тому же
    я вообще не считаю советские награды бесспорным или хотя бы
    малоспорным показателем.
      Понимаю: Вы стремитесь к тому, чтобы у белорусов всё было "как
    у людей". У других народов есть великие писатели, и вы решили
    завести себе таких же. Ткнули пальцем в трех-четырех тружеников
    пера и сказали себе: эти. И дальше пошел набор оборотов: от
    "народного" — к "живому классику", от "живого классика" — к
    "великому", от "великого" — к "совести нации". Далее от "совести
    нации" — подсказываю — можно перейти к "одному из лучших пред-
    ставителей всемирной литературы" или, на худой конец, к "светочу
    европейского гуманизма". "’МИФ!’, — кричит толпа. ‘Дай нам МИФ!’
    Еле слышный, слабый голос хнычет среди шума толпы: ‘Правду,
    сделай миф правдой!’" (Шандор Лавей. "Записная книжка дьявола".)
      Если хотите знать, как должен выглядеть великий писатель,
    обратите внимание, к примеру, на Достоевского. Почитайте "Бесов"
    (эта книга, кстати, замалчивалась при советской власти). А потом
    еще и загляните в его биографию, написанную Юрием Селезневым. Но
    поскольку мы, белорусы, конечно, нация второразрядная, недоделан-
    ная, так и наши великие писатели — того же уровня (как в части
    творчества, так и в части жизненных обстоятельств). Достоевский,
    правда, из белорусов, но по уровню — не наш, это сразу бросается
    в глаза.
      Моя априорная позиция: если человек сегодня болтается на Западе
    и люто ругает Советскую власть, значит, у него непременно что-то
    не так. И надо лишь повнимательнее к нему присмотреться. Даже
    если он пишет убедительные высокоморальные вещи, я не могу
    отделаться от мысли, что он местами красиво врет. В худшем случае
    он сознательно ищет личную выгоду, в лучшем — не замечает своей
    непоследовательности, страдает "утратой единства психических
    процессов". Уже самой своей личностью он дискредитирует идеи, про
    которые гладко (или не очень — как Быков) строчит.
      Если человек ведет себя честно, то мне не доставляет удовольст-
    вия выискивать его ошибки, тем более по нему топтаться. Но если
    он "крутит", норовит ошибаться с выгодой, то с какой мне стати
    его щадить? Он — растопка для огня. О, неужели Вы думаете, что
    я верю в возможность сделать себе имя на разоблачениях Быкова? И
    что же это будет за имя? (…) Впрочем, было бы неплохо, конечно,
    если бы ваша "совесть нации" сгодилась сегодня какому-нибудь
    хорошему человеку хотя бы на это. Я потратил на него (нее)
    некоторое количество своего времени не только потому, что вы так
    громко поете ему (ей) дифирамбы, что их слащавые звуки долетают
    даже до уединившегося меня, но еще и потому, что это довольно
    легкий случай — не требующий глубокого копания и
    сверхчеловеческой проницательности.
      Если бы это была не дутая фигура провинциального масштаба, я
    может быть, и соблазнился бы на попытку накропать что-то вроде
    "Тени победы" Виктора Суворова — с охватом всяких сопутствующих
    реалий в их критическом аспекте… Но я даже на грызение здешнего
    всенародноизбранного не собираюсь тратить книгу. Они оба не
    настолько для меня интересны. Обойдутся моими небольшими
    заметками. Их место — в общей пачке мимоходом мною погрызенных.

                                *  *  *

      И потом, что за дурацкое выражение — "совесть нации"? Разве
    белорусам надо перед кем-то каяться? Ну, из недавних времен есть
    разве что грех перед афганцами (я имею в виду настоящих), а то
    намолотили в Афганистане (в компании с русскими и пр.) почти
    миллион трупов, а всё зазря.
      Каяться в пресмыкательстве перед нынешними властями белорусам
    нет смысла, потому что эти власти — похоже, неотъемлемая часть
    неполноценной белорусской нации.
      Каяться в чем-нибудь друг перед другом? Но тогда причем здесь
    "совесть нации"? "Совесть нации" — это когда все вместе перед
    кем-то посторонним. А то какой-то духовный онанизм получается.
      Не знаю, есть ли у белорусской нации совесть, а что у нее нет
    чести — это точно (но будем считать, что честь имеется, только
    крепко спит).  
      И еще. Что же это такое получается: белорусской нации по сути
    ведь нету, а белорусская "совесть нации" — есть? Когда появляет-
    ся возможность поэксплуатировать слово "совесть" для раздувания
    репутации Быкова, тогда находится и нация, потому что "совесть
    нации" — это ЗВУЧИТ, а когда я говорю "мы должны стать нацией",
    мне цедят в ответ: "Нацист!". Может, думают, что если "совесть
    нации" уже есть, то как-нибудь можно обойтись без нации? Или
    хотят чтобы нация существовала единственно в форме своей совести?
    Нация с полной выкладкой — это для них, видите ли, слишком
    опасно.
      Далее, не выходит ли, что как Гитлер за всех немцев решал, так
    Быков за всех белорусов совестничает? Или только дирижирует кол-
    лективным покаянием? Или пока еще лишь пишет его партитуру? Или он
    как "совесть нации" проявляется, так сказать, не ретроспективно,
    а перспективно — удерживает нас от будущих грехов, то есть
    где-то тоже решает за всех (ну, хотя бы номинально: почетный
    духовный фюрер)? Ну до чего же дурными стилистами, поверхностными
    демагогами и слезливыми психопатами надо быть, чтобы называть
    кого бы то ни было "совестью нации"! А старичок-то ведь — что
    вы себе думаете — подхватил! Из "Белорусской деловой газеты"
    (03.05.2003): "Поражает и его искренность — народный писатель
    Беларуси, в общественном сознании представляемый не иначе как
    живой классик, констатирует: ‘Я не лiдэр i не "сумленьне нацыi",
    я просты, стомлены жыцьцём беларус, якi мае толькi адну мэту —
    застацца сумленным. Хацелася яшчэ дажыць да свабоды…’"
    Любопытно только, в чем же здесь "поражающая искренность". Если
    бы повинился хоть в каком-нибудь паскудстве, еще можно было бы
    поверить.
      А до чего характерна эта странная история с подписью под откры-
    тым письмом против Солженицына! Вообще говоря, есть люди, которые
    утверждают, что у Александра Исаевича рыльце довольно-таки в
    пушку (см. книгу В. Бушина "Гении и прохиндеи"), а если так, то
    большого греха в этом письме нет, а то и вовсе никакого (я аргу-
    ментов не взвешивал). По некоторым сведениям, Александр Исаевич
    в бытность в лагере даже постукивал (под псевдонимом "Ветров").
    Самолично я этой версии не проверял, но я и с Магелланом вокруг
    Земли не плавал. Но посмотрим, как ведет себя в связи с этим
    письмом наша "совесть нации". Из той же газеты: "Писателя отвезли
    в обком. Звонил один из работников ЦК КПБ — сообщил, что в ЦК
    КПСС лежит письмо известных деятелей культуры, решительно
    осуждающих подрывную деятельность Сахарова и Солженицына. От
    Беларуси письмо подписал Мележ. Надо, чтобы подписал и Быков.
    Писатель ответил, что сделать этого не сможет, поскольку письмо
    не читал. Цекист предупредил о возможных последствиях. Вечером
    письмо было зачитано в программе "Время". Среди подписантов был
    назван и… Быков."
      У Быкова: "Шмат гадоў пасьля адзiн адказны працаўнiк ЦК КПСС
    па шчырасьцi растлумачыў мне, што тое было зроблена дзеля майго
    паратунку. Iнакш яны змушаны былi б скiраваць мяне сьледам за
    Салжанiцыным…" ("Доўгая дарога дадому") И куды ж яго змушаны
    былi скiраваць? Да не иначе — на Запад, куда он сам и сбежал
    лет через тридцать. Ну, и как там, на Западе? Наверное, сильно
    пожалел, что в свое время не "скiравалi". Представляю, как он,
    бедный, метался, когда предложили подписать: такое судьбоносное
    решение! Могло ведь случиться, что ты подписать откажешься, а
    тебя не вышлют… а от кормушки отодвинут… а подпишешься, так
    отторгнет московская литераторская тусовка… и начнут в изда-
    тельствах игнорировать и в толстых журналах критиковать… Нашла
    будущая "совесть нации" соломоново решение: бегать от сборщиков
    подписей. А они, разобравшись в натуре Быкова, носиться за ним
    не стали и изобразили подпись за него. Если ты такой честный,
    подними шум из-за недействительной подписи. Бойкотируй ЦК и обком
    (поджигать их не обязательно). Разошли обличительное письмо.
    Выйди из партии, наконец. Если же ты этого не делаешь, значит
    грош цена твоему несогласию: оно — обыкновенная трусливая
    белорусская хитрожопость. Я как толерантный белорус говорю:
    может, оно так и надо. Только заяви об этом честно. Хотя бы
    теперь. Но нет, Быкову очень хочется завершить жизнь в качестве
    "совести нации": ведь это так хорошо звучит, даже несмотря на то,
    что нет на самом деле ни нации, ни совести. И вообще — время
    подлецов. Впрочем, разве когда-нибудь было не их время?

                                *  *  *

      Вам хочется иметь в своей нации великих людей? Ваше желание мне
    понятно. Я даже одобряю его. Ищите. Скребите по сусекам дальше.

    26.05.2003:
      О "Знаке бяды".
      Первое, что задевает в указанном произведении — всё тот же
    тяжелый стиль, всё то же эпилептоидное пристрастие к деталям.
    Шизонуться можно. А я надеялся, что это у него только с возрастом
    появилось… Но хватает и просто корявостей, как будто редактор
    дурака валял — или боялся поправить мастера. Впрочем, однажды
    мне довелось спорить с одним эпилептоидом по поводу его стиля.
    Его матерный крик до сих пор звенит иногда в моих ушах.
      Стр. 7: "… на сценах бялелi iхнiя аб’яукi з абяцанкамi
    жорсткае кары за усякае аслушенства, непадпарадкаванне, тым больш
    парушэнне." Может, кто-нибудь объяснит, почему не просто "за
    усякае аслушенства" и настолько ли различаются между собой
    "аслушенства, непадпарадкаванне, тым больш парушэнне", чтобы их
    можно было так перечислять? Но можно, конечно, всё свалить на
    немцев.
      Стр. 8: "… да той жа няхiтрай справы спакваля прывучауся
    Федзька, Феня, прауда, захацела вуцыцца i паехала у Мiнск." Над
    этим предложением пришлось задуматься — из-за того, что рядом
    оказались "прывучауся" и "вучыцца", да еще замутило воду какое-то
    таинственное "спакваля". Зато стало ясно, что флоберизмом
    рассматриваемый автор не страдает ни в малейшей степени.
      Стр. 8: "… пачула чалавечы голас па той бок дарогi (…)
    i трывога яе згледзела, як толькi убачыла знаёмага рудага
    сабачку (…) i яна ужо ведала, што гэта Янка Ганчарык, нямы
    пастушок…" Ну, и кто же там подавал "чалавечы голас" — "руды
    сабачка" или "нямы пастушок"? Наверное, пастушок мычал по-челове-
    чески. Или собачка по-человечески разговаривала.

    27.05.2003:
      Стр. 9. "Хто ведае, што з’явiлася у гэтай яго нячэсанай галаве
    пад картовай, са зламаным казырком кепкай цi у яго наiуна
    расшыраных светлых вачах — якiя там мроiлiся думкi." Так где
    там "мроiлiся думкi" —  в "нячэсанай галаве" или в "светлых
    вачах"? Похоже, они могли "мроiцца" попеременно то в голове, то
    в глазах.
      Там же: "Сцепанiда яму часам падкiдвала на якую гадзiну-другую
    Бабоўку, калi здаралася такая патрэба. Яначка быў рупны i заўжды
    безадмоўны хлапец, i яна, вяртаючыся да каровы, кожнага разу
    старалася прыхапiць яму якi-небудзь гасцiнец — аладку, скварку,
    жменю гароху цi хоць спелейшы яблык з сука." Сплошная ахинея,
    так что делается тоскливо. Чтобы столько раз лопухнуться в паре
    предложений, иному надо еще постараться. Во-первых, сказать про
    немого "безадмоуны хлапец" — то же, что про безногого —
    "низкорослый". Во-вторых, не "падкiдвала" (подбрасывала), а,
    может быть, "пакiдвала" (оставляла): подбрасывают младенца на
    порог приюта. В-третьих, вообще непонятно, чего эта старуха
    целыми днями болтается по лесам и лугам с единственной коровой
    вместо того, чтобы поручать ее этому несчастному полуголодному
    пастушку за постоянную небольшую приплату (а ведь при этом она
    еще и пилит мужа за безделие!). И, в-четвертых, к тому же яблоки
    на суках не растут: исключительно на ветках. Но, может, старуха
    запасает их на суках, как белка?

    27.05.2003:
      Про того же немого мальчика (стр. 10.): "А-а, э-э! — нешта
    памкнуўся ён вымавiць и махнуў рукой." Безногий "нешта
    памкнуўся" ступить, но снова не получилось. Бедняга никак не
    свыкнется с мыслью, что этого ему не дано. Немые — клад для
    душераздирающих писателей. Там же: "Дзiва — але ён зразумеў
    — нiбы пачуў." Похоже, для большей убогости автор решил
    сделать мальчика еще и глухим, тогда как всего лишь на
    предыдущей странице он был еще только "нямы пастушок з Выселак".
      Стр. 11: "Каровы спярша нехаця, а пасля адна за адной
    патрухалi абпал канавы назад да ўзлеску…" Ну, написал бы,
    что просто "патрухалi". Что изменилось бы под солнцем кроме
    того, что этот дурацкий текст стал бы короче и содержательнее?
    Но нет — у него "спярша нехаця": ему нужна ДЕТАЛЬ. Он без нее
    НЕ МОЖЕТ. Она для него, как водка для алкоголика. Но что за
    деталь у него получается на несвежую голову?!: если бы было
    "спярша нехаця, а пасля як ашпараныя" или "спярша шэрэнгай, а
    пасля адна за адной", было бы столь же ненужно, но хотя бы
    корректно.

                                *  *  *

      Нет, на этом я читать "Знак бяды" не бросил: я для очистки
    совести еще немного позаглядывал в середину и пробежал глазами
    конец. Среди прочего, выяснил, что на этот раз Быков своего героя
    (даже героиню) сжег живьем.
      Про то, что Быков любит убивать своих положительных героев,
    сказано уже давно и не мною: вылепит трогательную фигурку малень-
    кого человека, а потом — шмяк! Ладно бы убивал, скажем, из пяти
    трех, а остальных оставлял на развод, так нет — норовит уквасить
    всех подчистую. Если его талантик свелся к трагедии, значит, этот
    талантик ограничен не только в глубину, но и в ширь.

                                *  *  *

      Герои Быкова всё время маневрируют: то устремляются в хмызня-
    чок, то в хвойничек, а, бывает, и в сосонник. Случается, их несет
    к дороге, но в следующий момент уже наоборот. Если для автора так
    важны все эти перемещения, то хотя бы карту нарисовал — как в
    "Острове сокровищ" — потому что без карты я быстро утрачиваю
    ориентацию в пространстве, и раз за разом оказывается, что у меня
    хмызнячок попадает на место хвойничка, а сосонник так и вовсе
    чёрт знает куда.

                                *  *  *

      Массовое сознание народа определяется, среди прочего, тем,
    какие художественные образы ему вдалбливаются. У американцев,
    скажем, это Джон Рэмбо, а у белорусов — старая толстожопая
    Степанида. Нет бы молодая изящная Стефания… Потом удивляются,
    почему молодежь шарахается от родного, белорусского. Да потому
    что тянется к молодому, здоровому, живучему. Уж не некрофил ли
    этот "совесть нации"? И не потому ли он так привязан к теме
    войны, что она позволяет мучить и убивать сравнительно неплохих
    людей в большом количестве, не привлекая к себе внимания
    психиатров?

                                *  *  *

      Разве носился бы кто-нибудь с Быковым, как с писаной торбой,
    если бы тот, к примеру, заявил, что, хотя Советская власть или
    власть нынешняя и представляют собой почти сплошное уродство,
    предвкушаемая "либерально-демократическая" власть будет уродством
    в еще большей степени? Я так не думаю. Скорее всего, "обществен-
    ность" про него бы в этом случае просто забыла. А если бы кто-то
    стал ей о нем напоминать, на его писательство посмотрели бы
    совсем другими глазами.
      Скажите честно: если бы сегодня кто-нибудь сочинил повестушку
    вроде быковской или немного получше и тоже про войну и потащил бы
    ее в редакцию, там взялись бы это произведение публиковать? Не за
    деньги автора, я имею в виду. Да вряд ли. И не потому, что Быков
    со товарищи забил эту "экологическую нишу" своими "шедеврами" под
    завязку, а просто потому, что мало кто будет это покупать. Причем
    не из-за того, что про войну, а всего лишь из-за того, что
    написано в унылом занудливом ключе. Впрочем, и двадцать лет назад
    тоже мало кто приобретал бы эту муть, если бы можно было купить
    книги Дюма, Верна, Рида, Пикуля, Булгакова и т. п. Такие, как
    Быков, поглощали полиграфические мощности и тем самым закрывали
    массам доступ к действительно великой литературе. Их печатали по
    сути лишь для того, чтобы изобразить расцвет белорусской культуры
    и чтобы оправдать войной отсутствие колбасы.

                                *  *  *

      Я бы не стал тратить на Быкова времени, если бы не его типич-
    ность. О да, их там целая свора. Кстати, эта свора как раз громче
    всех дифирамбы ему и поет: она якобы возносит не себя, а другого,
    то есть занимается высокоморальным делом, но на самом деле она
    возносит как раз себя.
      Я не соглашусь признать Быкова великим писателем, даже если вы
    пообещаете в обмен на это признать меня великим философом,
    "заскоком нации" или самым ехидным из белорусов.
      И еще: надо не почитать, а просто читать. Если простого чтения
    книжек вашего кумира окажется недостаточно для разочарования в
    нем, попробуйте сопоставить его хотя бы с Валентином Пикулем.
    Впрочем, эпилептоидным некрофилам с патологической ненавистью
    к Советской власти Быков может быть в самый раз.

    28.05.2003:
      Дорогуша, отказать (адмовiць), конечно, можно и верчением
    головы, и даже возмущенным мычанием, но соль в том, что слово
    "безотказный" ("безадмоўны") — производное от слова "сказать"
    ("мовiць"), а немой сказать как раз не может, поэтому говорить
    о немом "безотказный" значит издеваться над его ущербностью. Но
    Вам, видно, медведь на ухо наступил, как и Вашему "великому"
    писателю.

    29.05.2003:
      Еще раз насчет "подбрасывания" Быковым коровы ("Сцепанiда яму
    часам падкiдвала на якую гадзiну-другую Бабоуку, калi здаралася
    такая патрэба.")
      В песчинке отражается Вселенная. В этой "подброшенной" корове
    отражается почти весь Быков. И почти вся белорусская литература
    в придачу. А еще почти вся общественная ситуация в Беларуси. Ну,
    в фигуральном смысле, конечно.
      Я не имею возможности анализировать употребление слова
    "падкiнуць" в белорусском языке по той простой причине, что не
    нахожусь в белорусскоязычной среде. А не нахожусь потому, что
    такой среды в полноценной форме не существует вообще. Правда
    есть островки-группки юродствующих "беларускамоуных" интеллиген-
    тов — тарашкевичствующих, сыпящих диалектизмами, полонизмами и
    просторечными выражениями — но они не образуют "критической
    массы". О, такая ситуация меня вовсе не радует, но меня не тянет
    солидаризоваться с этими белорусствующими западоидами —
    абсурдистами и вырожденцами через одного, по сути гробящими
    белорусскую нацию.
      Поскольку даже указанные островки испытывают сильное давление
    русского языка и к тому же, по моему мнению, употребление слова
    "подбрасывать" в переносном смысле передрано белорусами ЦЕЛИКОМ
    из русской речи, я считаю не лишенным оснований свой подход к
    "подброшенной корове" с русской точки зрения. Что, по-вашему,
    это некорректно? А я считаю, что это не только вполне корректно,
    но еще и довольно надежно, а также где-то даже и творчески смело.
      Так вот, в (бело)русском языке, насколько я такие вещи понимаю,
    можно "подбросить" кому-то работу или младенца, "подбросить"
    кого-то к магазину, даже оказать корове любезность, "подбросив"
    ее на грузовике до райцентра, но чтобы затруднять пастушка "под-
    брасыванием" ему коровы — это нечто новое: таким образом до сих
    пор не выражались. Правда, любую шероховатость или вовсе ерунду
    можно объявить писательским нововведением, признаком большого
    таланта, неизбежным следствием гениальности, развитием языка и
    т. д. В крайнем случае — "народнай гаворкай, якую аўтар сам
    дзесцi чуў". По моему же мнению, Быков "подбросил" корову единст-
    венно из стремления говорить вычурно (то же и в случае с яблоком
    на суку — тенденция, однако). А стремление это дурное, свиде-
    тельствующее как минимум о легкой припыленности. При этом, ввиду
    самоуверенности и не очень сильного чутья на язык, он не задумал-
    ся о том, что всякое фигуральное выражение отчасти интерпретиру-
    ется и буквально, и если пожилая женщина "подбрасывет" корову, то
    у некоторых не очень доброжелательных к автору людей возникает
    вопрос, не обсирается ли она слегка после этого. Но, может,
    корова та была совсем маленькая и тощая? Никудышная, так сказать,
    корова… Пострадавшая от большевиков… Я бы охотно признал, что
    с "подброшенной" коровой он просто ошибся и что я напрасно тут
    целое дело раздул, но что-то слишком часто и однообразно он
    ошибается…
      Впрочем, я лезу в бутылку не по тому поводу. Думаю, мне поверят
    и на слово, что вкус Быкова не совпадает с моим. Доказывать же
    мне после этого будет нужно лишь то, что быковский вкус ущербный,
    вредный для нации, а мой — нет.

    30.05.2003:
      Пра безадмоўнага нямога. Працяг.
      Пользоваться "безотказностью" немого человека — это недостой-
    но, потому что немой, ввиду своей неспособности вторгаться в
    обсуждение деталей всяких обращаемых к нему предложений, бывает
    вынужден соглашаться в ситуациях, в которых не-немой мог бы и
    поторговаться. А также потому что он ценит отношение к нему как
    к "нормальному" и действительно склонен отказывать реже, чем
    разговорчивые собратья. Но это мелочи. А вот говорить о "безот-
    казности" немого точно так, как говорили бы, к примеру, о его
    беcсребности, — значит, выдавать свое незнание вышеуказанных
    обстоятельств, то есть расписываться в своей ненаблюдательности,
    в своей нетонкости. Тонкость и наблюдательность сами по себе еще
    не делают человека великим писателем, но без них великому писа-
    телю не обойтись никак. Впрочем, великому ученому и великому
    философу тоже. Разглядеть нюанс, уловить мелкий сбой ритма,
    учуять едва пробивающийся странный запашок — и упереть в них
    свое внимание в слабой надежде, что через это проявляется
    какая-то немаловажная сущность — вот, возможно, главнейшее
    слагаемое формулы творческого таланта. А без этого слагаемого —
    только ремесленническое повторение чужих образцов. В лучшем
    случае аккуратное, но не более того. (Ну, и как было можно
    выразить эту идею без столь определенного намека на то, что за
    примером действительно великого таланта далеко ходить не надо?
    Ведь ясно же, что о таланте будет так уверенно судить либо дурак,
    либо человек, который сам им обладает. Но если я не нашел другого
    способа выражения данной мысли, то моего таланта, по-видимому, не
    хватает даже на это… Так что получается: я — дурак?! Да уж,
    иногда бывает очень на это похоже… Но, может быть, я всего лишь
    ошибаюсь, выписывая свою формулу творческого таланта. И вообще, я
    же ничего не изрекаю: я только слегка озвучиваю вялое движение
    своих мыслей — скорее, для себя, чем в надежде на внимание
    доброжелательного "ближнего". Или "дальнего". А если мои мысли
    кому-то не нравятся, пусть пользуется своим естественным,
    неотъемлемым, святым правом удавиться. О, я, наконец, придумал
    надлежащей скромности комментарий к своей придирке по поводу
    "безадмоўнасцi" немого: "Человек более тонкий, чем я, наверняка
    придрался бы в этом предложении еще к чему-нибудь. А потом бы
    взялся и за меня." Ну, не блеск? Я почти влез в рамки приличий!
    И еще: если хочешь уразуметь, что такое способность различать
    нюансы, надобно почитать Ницше. Более могучего нюансиста еще
    поискать.)

                                *  *  *
     
      Люди делятся на тех, кто могут позволить себе сказать про
    немого "безадмоўны", тех, кто не могут, и тех, кто и вовсе не
    замечают подобных вещей, а если пробуешь им объяснить, отказыва-
    ются проникнуться такого рода нюансами. Но я могу позволить себе,
    к примеру, сказать про Быкова, что он лечит в Чехии жо.., хотя
    надо бы еще и голову. Могу, потому что немой почти всегда не
    виноват в своем недостатке, а больной на жо.., наоборот, почти
    всегда виноват — и даже очень. "Не можешь срать — не мучай
    жо.." — слышал я в народе такую пословицу. И меня всегда
    возмущает, когда люди, не способные справляться с проблемами даже
    в собственном организме, претендуют на значительную общественную
    роль, а не молчат тихо в тряпочку, чтобы — упаси Боже! — кто-
    нибудь не обратил внимания на ущербность их самоорганизации,
    которая наверняка отражается не только на их здоровье. Здоровый
    дух и здоровое тело — взаимосвязанные вещи. Конечно, старичок
    не может быть вполне здоров, да и воевал он все-таки… А когда
    он писал свои основные "шедевры", он был, скорее всего, несколь-
    ко менее больным… Я всё это понимаю… И тяжелое детство… И
    то, что большевики мешали работать над текстом… И неважное
    положение с белорусской культурой вообще… Но какого чёрта вы
    суете его мне в качестве кумира?! Неужели вы думаете, что в таких
    вещах приемлемо делать кому-то скидку на какие-то обстоятельства?
    Конечно, вам позарез нужен хоть какой-нибудь великий деятель в
    ваших рядах, но мне-то что до того? Не знаю, насколько человек
    может быть виновен в своей эпилептоидности и некрофильности но
    если его выталкивают в духовные лидеры, делают чуть ли не
    моральным эталоном, символом и т. п., то великодушничать в
    отношении его — значит, совершать преступление против нации.
      Вообще, на вашей западоидской идеологии никто состояться в
    качестве великого человека, наверное, уже не сможет: ее время
    ушло. О, "раскрученных" известных сволочей, конечно, хватает, да
    и смена им подрастает вполне успешно. Они настырны, благообразны,
    гладки и местами даже блестящи. Визжат поклонницы, заходится в
    восторге толпа праздных дегенератов. Но нет в этих псевдогероях
    глубины, перспективы, "искры Божьей". Нет самопожертвования,
    служения, подвижничества. Отчаянные храбрецы не пойдут за ними
    штурмовать небо. Когда случится надлом (а случиться он может хоть
    завтра), и начнется "револьверный лай", ваш ничтожный великолеп-
    ный "бомонд" будет сметен в несколько мгновений. Не защитят его
    ни "федеральная служба безопасности", ни "профессиональная
    армия". Может, время подлецов на этом не кончится, но что многим
    подлецам придет конец — это точно. Их будут истреблять целыми
    семьями — как в 1918-м. Страшно? Мне — да. Потому что гибнуть
    будут не только подлецы.

      Я чувствую себя неудачником, которому досталось место в строи-
    тельном кооперативе, возводящем дом на краю пропасти. Я говорю:
    там строить нельзя, надо строить в менее опасном месте, а меня не
    слушают и горячо обсуждают какую-то мелочь по поводу сбора паевых
    взносов и т. п. Некоторые очень уважают председателя кооператива,
    некоторые ненавидят его и прочат на его место другого. На общих
    собраниях всегда обнаруживается куча желающих выступить, и каждый
    уверен, что знает всё, что нужно знать. Мне бы сбежать от них, да
    некуда.

                                *  *  *

      Возможно, я несколько и перегнул палку в части требований к
    здоровью людей, выдвигаемых некоторыми в великие, но это единст-
    венно из-за моего большого беспокойства о той несчастной нации,
    которой принадлежу. И вообще о загнивающем человечестве. Конечно,
    великие идеи может высказывать и человек с геморроем. Чаадаев,
    к примеру. И даже человек с эпилепсией. Тот же Достоевский.
    А эпилептоидный геморроик? Не знаю. Но буду знать, если вы
    предъявите мне его идеи.

    31.05.2003:
      "Стыль нiколi ня быў самым моцным месцам Быкава, ягоныя творы
    ‘бяруць’ сюжэтам, назiраньнямi, iдэямi. А iдэi, варта сказаць,
    даволi змрочныя амаль заўсёды. Экзыстэнцыяльныя."
      Ну вот, одну позицию я уже отвоевал: оппонент все-таки признал,
    что пишет Быков довольно негладко. Даже не верится как-то в свой
    успех…
      Дурацкость его сюжетов я уже показал, когда комментировал
    "У тумане".
      Остались быковские идеи. Но где они?! Когда я читал "Бесов"
    Достоевского, я помечал и помечал. Карандашом на полях, я имею
    в виду. Когда я перечитывал "Трех мушкетеров", мне и то случалось
    что-то пометить. Но куда прячет свои идеи Быков? Если Вы окажете
    мне любезность, указав места или процитировав, я смогу выразить
    о них суждение. А самому перерывать ради них его "бздуру" сверх
    того, что я уже перерыл, — значит, заниматься почти самоистяза-
    нием. А я не очень большой мазохист и к тому же не собираюсь
    становиться "быковедом".
      Наверное, вам представляется, что обнаружение экзистенциалист-
    ского у Быкова добавляет величия его светлому образу. Так вот, я
    отношусь к экзистенциалистам очень нехорошо — даже к тем,
    которые пишут хорошим стилем. Это течение вырожденческое.

    02.06.2003:
      "Не такими ли ‘смелыми’ и ‘вольнодумными’ были ленинградские
    судьи, осудившие поэта Бродского за тунеядство, под дружный гул
    аплодисментов самой здоровой ‘критической массы’ советского
    общества?"
      Мне на Быкове свет не сошелся: я могу и про Бродского, потому
    как его поэзия мне не нравится сама по себе. Правда, он не уор-
    викообразный. Когда Бродскому сказали: "Вы знаете, а Евтушенко
    выступил против колхозов.", тот ответил: "Если Евтушенко против
    колхозов, тогда я — за." Такие слова дают мне основание простить
    Бродскому многое. А если бы он выражался исключительно в этом
    ключе, то и прощать было бы нечего.

                                *  *  *

      И где же пресловутые быковские идеи? О которых все говорят, но
    которые никто не цитирует? А, наверное, он их не прописывает, а
    выражает общим строем своего повествования… Вытанцовывает своим
    кривым текстом… Меня снова отсылают к каким-то его книжкам.
    Побойтесь Бога, вы меня уже отсылали к "Знаку бяды". После этих
    новых книжек вы меня еще к каким-то его книжкам отошлете, потом
    заявите, что он выражает свои идеи "всей совокупностью своего
    творчества", так что проникнуться ими можно, лишь прочитав его
    всего, а если по-прежнему не проникнешься, то ты просто дурак или
    кто-то в этом роде.

    03.06.2003:
      Я вроде бы, наконец, догадываюсь: суть Быкова — не в его
    стиле, не в сюжете и даже не в идеях, коих нет (по крайней мере,
    в явном виде), а в его картинах и в его настроениях. Но что у
    него за картины? Да сплошь унылые старухи, калеки, дураки,
    изменники Родины, садисты, убийцы, самоубийцы и пр. Они вяло
    попирают друг друга. Стоит плач и скрежет зубовный. Кое-где,
    конечно, вкрапляются почти героические личности и даже пробуют
    стрелять во врага, но не они определяют общее впечатление. А
    настроения? Тоскливый, почти беспросветно ущербный мирок, в
    котором трудно отделаться от желания повеситься.
      Если ты можешь писать только в таком стиле — пиши, Бога ради.
    Это еще не преступление. Даже если у тебя при этом обнаруживаются
    читатели — ничего особо страшного. Пусть читают. Правда, сильно
    восхищающихся, если таковые обнаружатся, надо брать на заметку:
    прослеживать, чтобы они не всунулись ни в какое серьезное нужное
    дело, требующее здравомыслия и бодрости. Но если тебя при этом
    кто-то начинает настойчиво делать не просто образцом, а, можно
    сказать, моральным эталоном для целой нации, пусть и квёлой, тут
    уже молчать нельзя никак: всему свое место. Из-за подобных
    моральных эталонов нация-то как раз и мучается — и вот-вот
    совсем рассыплется.
      Закос под Достоевского? Куда там! Достоевский вовсе не сводится
    к тем картинам ущербного, какие он рисует. Он ужасает, чтобы
    потом к чему-то призвать. И призыв Достоевского — не расхожая
    проповедь, которой грош цена. Достоевский — из сильнейших
    русских мыслителей. Достоевским даже сегодня еще вполне можно
    пугать либеральную сволочь. Когда у народа есть такая тяжелая
    артиллерия, легко поверить, что этот народ отобьется в конце
    концов от любого врага.
      А теперь о более близком. Собственных великих писателей у
    белорусов, наверное, нет. И никогда не было. Но есть писатели
    добротные — почитать которых забавно и не бесполезно. Но Быков
    едва ли даже из их числа. Можно предположить, что он "раскрутил-
    ся" в советское время благодаря своим московским связям. А связи
    приобрел посредством легкого фрондерства в среде всяких там
    Окуджав. В антисоветское же время он оказался востребован, потому
    был уже "раскручен" и при этом раньше других попер против КПСС.
    О, я помню, как это тогда впечатляло: основная масса еще
    колебалась, на чью сторону склониться, а тут "сам Быков" вдруг
    стал высказываться в том смысле, что КПСС — это бяка. (В то
    наивное время всякий, кто хотя бы слово сказал против гнилых
    последователей Ленина, даже у меня котировался как почти
    родной, будь он хоть голубовато-коричневый.)
      Кстати, хотя писатель, побывавший на фронте, смотрится много
    лучше писателя, не побывавшего там, это еще не основание считать
    его высокоморальным или хотя бы смелым человеком. Попробуй не
    явись по повестке в военкомат. Попробуй не поднимись в атаку.
    Попробуй отступи без приказа. А сдашься в плен, так либо уморят
    в концлагере, либо отправят к власовцам, а там снова на фронт,
    только уже с другой стороны. Бывает, гражданский долг выполняют
    по принуждению, бывает — по ошибке или по глупости.
      А Нобелевской премии Быкову могут и не дать: всучат ее
    какому-нибудь ливийскому, иранскому или китайскому диссиденту.
    В крайнем случае кубинскому или бразильскому. Может, вспыхивает
    сейчас распря между "масонами". Кто-то кричит: "Мы его уже почти
    раздули до европейской величины, а вы тут снова со своим здравым
    смыслом! Как будто кто-то и в самом деле читать его станет!
    Других же наших лауреатов не читают — и ничего! Главное — чтоб
    обложка посолиднее." Ему возражают: "Ну зачем давать премию
    старичку?! Чтобы потом эксплуатировать его светлый образ?! И
    разве нам на этой… как ее… Беларуси… свет клином сошелся?
    Да никуда она от нас не денется! И кстати, какие олухи начали там
    его ‘раскручивать’? Не нация, bla, а сплошное убожество: что ни
    известная личность, то с каким-то дефектом. В лучшем случае
    просто серость."

    04.06.2003:
      "Само искусство — это борьба с идолами, с окаменелостями
    души, с вечным стремлением анатомировать, упрощать, помещать на
    координатную ось +/-, добро/зло, дефект/здоровье. Именно в этом
    искусство Быкова. Оставаясь в форме вполне советским реалистом,
    Быков поставил вопросительный знак вместо идеологически
    выдержанной черты, отделяющей добро от зла."
      Странно, но когда я делаю то самое, что здесь описано, но на
    примере Гитлера, все как-то бочком-бочком от меня в разные стор-
    оны — как будто и не знакомы со мною вовсе. Но я-то всего лишь
    озорничаю, а этот ведь строчит всерьез. Если его творчество и в
    самом деле воспринимается как размывающее границу между добром
    и злом, то здесь уже несколько попахивает серой. Не стихийный ли
    сатанист наш эпилептоид? И, может, как раз отсюда у меня такое
    неприятие этой личности? Конечно, я очень интересуюсь расположе-
    нием границы между добром и злом и даже пробую двигать ее
    туда-сюда, но ведь я подчеркиваю исследовательский характер своих
    попыток. И я не лезу в подсознание, не пишу для массы и не публи-
    куюсь тиражами по 50 тысяч. Впрочем, что только ни померещится
    "литературоведам" в великой фигуре, которую они же и раздули. К
    тому же некоторые вещи можно с той или иной натяжкой сказать про
    многих, а говорят только про некоторых — про кого стало принято
    говорить — даже если натяжка получается довольно большая. Потом
    уже просто не могут не видеть таинственной улыбки Джоконды и
    всякого такого прочего. Видят то, что увидеть настроены. Не
    факты, но фикции. Несчастные интеллигентишки топчутся в этих
    фикциях всю свою никчемную жизнь и сходят во гробы в счастливом
    пустом всеведении.

    22.06.2003:
      По настоятельной рекомендации "тутэйших" быковедов (т. е.
    вовсе не шведских), я взялся читать повесть Быкова "Сотников".
    (Дивлюсь собственной мелочности: сколько можно возиться с
    одним и тем же конченым человеком и перепроверять одни и те же
    выводы? Ну хоть бы зависело от этого что-нибудь важное!)
      Наш национальный деталеписец и в этом произведении был верен
    себе и порадовал меня с первого же предложения: "Яны iшлi праз
    лес глухой, замеценай снегам дарогай…" Между тем, дорога в
    лесу может быть засыпана снегом, но вряд ли заметена, потому что
    в лесу ветер дует слабо, особенно в хвойном. Правда, в быковском
    лесу "елкi ўперамежку з хмызняком", и, может, хмызняк (кустарник)
    как раз и виновен в заметенности. А если мне не доводилось видеть
    еловый лес со сколько-нибудь мощным кустарниковым подлеском, так
    мало ли чего я в жизни еще не видел!
      К "хмызняку" у нашего классика вообще пристрастие особое. Чуть
    попадут его герои в естественные условия — и начинается
    "хмызняк" за "хмызняком". Может быть, это даже не спроста, а
    из-за своеобразной ущербности кустарника по сравнению с лесом:
    тянет хмызописателя на всё недоделанное.
      "Дарога выбаўлялася праз хмызняк у поле". (Ну вот, снова
    хмызняк!) Лезу для верности в белорусско-русский словарь: "бавiць
    (время) — затрачивать; терять; проводить; коротать", "бавiцца —
    задерживаться; забавляться, развлекаться". Так что же там такое
    случилось в хмызняке с дорогой? А Бог ее ведает. Редакторы не
    рискуют править классика: сказал "выбаўлялася" — значит,
    "выбаўлялася". Неологизм, значит.
      "…Дыхнула гарам — не свежым, з дымам цi калi з агнем, а
    халодным…" Любит наш письменник детали, только не очень с ними
    справляется: у огня-то запаха как раз и нет, потому как горячая
    плазма это, а о присутствии огня можно узнать нюхом разве что по
    запаху дыма.
      "Плот быў на месцы, хоць i паламаны, без верхнiх жардзiн;
    некалькi пар пахiлых, перавязаных лазiнаю калоў коса тырчала з
    зямлi." Та же история. Я не могу на таком месте не застрять,
    потому как всегда пробую представить картину, которую живопишет
    этот литературный маляр. Если там был забор типа "плетень", то
    при чем тут "верхнiя жардзiны"? И даже если пренебречь этими
    "жардзiнамi", то "некалькi пар калоў" это уже не "плот быў на
    месцы", а жалкий остаток "плота".
      "Сотнiкаў з гарачнаю задышлiвасцю дашкандыбаў да яго…". А
    глокая кудра докудрячила бокрёнка. Я не нашел значения слова
    "шкандыбаць" ни в белорусско-русском словаре, ни в польско-рус-
    ском. Наверное, следовало бы еще в идиш-русский посмотреть, но
    нет его под рукой. Эту манеру "выражаться" я встречал у деревен-
    ских психопатов.
      Чешем дальше. Герои десять страниц шкандыбали лесами, полями и
    хмызняками и дошкандыбали, наконец, до вершины холма. "…Нiдзе
    не было нi агеньчыка, нi руху — змоўкла, замерла, стаiлася
    зямля." В следующем абзаце о том же самом месте-времени: "Наўкола
    свiстаў-шархацеў на снежным полi вецер, ноч ляжала нямая, як
    сон." Мне уже хочется кого-то ударить пишущей машинкой по голове:
    если земля "змоўкла, замерла, стаiлася", а ночь и вовсе лежала
    немая, как сон, то какого чёрта "свiстаў-шархацеў" ветер?! Чуть
    дальше герой мается той же дурью, "услухоўваючыся ў ветраную
    циш". Я как-то видел книжку, называвшуюся "Темнота света", так
    ведь ее автор и добивался того, чтобы люди спотыкались на назва-
    нии.
      Далее и вовсе сюрреализм: "Тады Сотнiкаў кiнуўся да скрынкi са
    снарадамi сам, але яшчэ не дапоўз да яе, як ззаду ашалела грым-
    нула. Ён тыцнуўся тварам у зямлю, дол рэзка подскочыў, дарога i
    зямля сталi дыбам…" Герой кинулся ползком? Иначе говоря, побе-
    жал по-пластунски? Или кинулся в буквальном смысле, так что даже
    ударился о землю и к ящику со снарядами смог приблизиться уже
    только ползком? И если герой ткнулся лицом в землю, то как он мог
    видеть подскакивающий "дол"? И если "грымнула" сзади, то почему
    подскочило и стало на дыбы спереди? Или автор видел эту сцену не
    глазами героя? Или душа героя временно кинулась прочь из тела
    (на всякий случай) и рассматривала встающие на дыбы землю и
    дорогу из придорожного хмызняка? И я уж — по причине лени —
    опускаю вопрос о соотношении земли и дороги.
      А вот и "флоберизм" (не можно классику без этого!): "Апасля
    наўкруг СТАЛА цiха, прыйшла i аСТАЛявалася новая ўлада, не СТАЛА
    нават чутно артылерыйскага гулу ўначы…"
      Но это всё злобно-мелкие придирки к стилю, поскольку напороться
    на быковскую идею никак не удается. Ну, в качестве хотя бы намека
    на идею тянет разве что это: "Авечкi спуджана кiдалiся з кутка ў
    куток, гэную ж (…) стары падлаўчыўся схапўць за шэрсць, i тады
    Рыбак спрытна ашчаперыў яе за шыю, адчуўшы на момант нейкую
    напаўзабытую, ледзь не дзiцячую радасць здабычы. Пасля, пакуль
    трымаў, а Пётра рэзаў ёй горла i авечка бiлася на саломе, па якой
    цёк ручаёк парнаё крывi, у ягонае пачуццё шыбанула незабыўнае з
    маленства ўражанне страхавiтая радасцi, калi гэтаксама ў канцы
    восенi бацька рэзаў адну цi аж две авечкi, i ён, падлетак,
    памагаў яму. Усё было тое самае: i пахi ў хляўку, i кiданне ў
    смяртэльным, нiбы ўсвядомленным адчаi, жывёлiны, i парнасць
    цёплай крывi на марозе." Может, этот герой садист? Отнюдь: "Ён
    не любiў чынiць людзям зло…"! Быков так страстно и даже, вроде,
    без стилистических ошибок вырисовал эту кровавую сцену, что сразу
    чувствуешь: она для негонутряная, родненькая, любимая! Надо
    сказать, у меня много врагов, и я в мыслях регулярно делаю им
    шмяк-шмяк (это меня на какое-то время успокаивает), но я при этом
    никогда не смакую кровавых деталей, а то и опускаю их вовсе. А
    ведь это люди, то есть почти наверняка сволочи, тогда как у
    Быкова — невинные животные. Но всё равно я даже в собственных
    понятиях жестокий человек, мизантроп и агрессор. А если так, то
    какое же тогда чудовище скрывается ТАМ — в глубине души этого
    "совестя нации"?!!! Люди, опомнитесь и… это… как там…
    будьте бдительны!

    29.06.2003:
      О, эти изнурительные трудности с выявлением быковских идей!
    Как в балете люди в трико вытанцовывают различные мысли, так и
    Быков неявно выражает свои: посредством маневра своих героев по
    хмызнякам и хвойникам и т. д. Но я все-таки раскопал у Быкова
    одну идею в довольно четком изложении (разд. 8):
      "Усё, што Сотнiкаў перажыў на вайне, яшчэ i каторы раз, даво-
    дзiла неабвержанасць не новага ўжо  меркавання, што адзiная
    реальная каштоўнасць у чалавека на свеце — яго жыццё. Калi-не-
    будзь у дасканалым людзкiм грамадстве яно стане катэгорыяй-абса-
    лютам, мерай i цаною ўсяго. Кожнае такое жыццё, з’яўляючыся
    галоўным сэнсам чалавечага iснавання, зробiцца  не меньшай <чем
    что?> каштоўнасцю для ўсяго грамадства наогул, сiла i гармонiя
    якога будуць вызначацца шчасцем кожнага яго члена <правда, быть
    подолгу счастливым вредно>. А смерць што ж — смерцi не мiнуць
    нiкому. Важна толькi пазбыцца гвалтоўных смерцяў <под колесами
    автомобилей?>, дацi чалавеку магчымасць разумна i добра выкарыс-
    таць i без таго не надта вялiкi свой час ў гэтым свеце. Пры ўсёй
    сваёй неверагоднай магутнасцi над прыродай <лучше бы ее было
    поменьше, а то от природы уже мало что уцелело> чалавек, напэўна,
    доўга яшчэ астанецца ўсё такiм жа абмежаваным у сваiх фiзычных
    магчымасцях, калi самага маленькага кавалачка <0,1 г или меньше?>
    металу даволi на тое, каб назаўсёды адабраць адзiнае i такое
    дарагое ждя кожнага жыццё."
      Надо заметить, что автору глаголить устами героя очень выгодно.
    Если кому-то понравится, то автор может сказать: моё. А если не
    понравится, то можно свалить на героя. Так что я уж не знаю, к
    кому в данном случае придираться: к писателю Быкову или к его
    припыленному герою.
      Приведенная выше непонятно чья идея отличается банальной интел-
    лигентской глупостью. (Конечно, каждому случается писать баналь-
    ные вещи — и мне тоже — как без этого?! Но что до меня, то я,
    по крайней мере, стараюсь при этом подпустить хоть какой-нибудь
    новый нюанс.) Эта бесхозная идея — полнейшая чушь не только с
    коммунистической, фашистской или нацистской точки зрения, но даже
    и с христианской. Может быть, она экзистенциальная? Но тогда
    экзистенциализм — философия припыленных однобоких умников,
    "тряпок" и предателей.
      Нормальному человеку (даже не очень хорошему) обычно не меньше
    жизни важны честь, самореализация, удовольствие. Жизнь без удо-
    вольствия, без самореализации, без чести — не жизнь, и люди идут
    на бунт, на риск, даже на смерть, лишь бы почувствовать полноцен-
    ность жизни. Это естественно, потому что люди существуют не каж-
    дый сам по себе, а как роды, племена, нации. Погибнуть ради того,
    чтобы оставить что-то хорошее другим (пусть и одну лишь репутацию
    людей, готовых бороться за своё насмерть) — это правильно и к
    тому же своеобразно приятно (по крайней мере, на стадии предвку-
    шения). Кроме того, человек регулярно сознательно лишает себя
    ЧАСТИ жизни — тратя время и здоровье на непосредственно не
    нужные ему вещи. Личная жизнь — не всё и не ничто, а только
    что-то.
      Но, быть может, автор в дальнейшем сам опровергает указанную
    глупую идею посредством "танцев" какого-то из своих героев —
    того же Сотникова? Тогда он нарывается на обвинение в том, что
    стремится угодить всем или запутать читателям мозги.
      Немножко из сюжета. Бравый партизан Рыбак добывает овцу у
    старосты. Старосты он не убивает. Староста верит в Бога, ведет
    себя с достоинством и то ли служит немцам, то ли прикидывается.
    Сложный образ. Ну, жизнь вообще сложная штука — это ясно. Дальше
    Рыбак тащит овцу, за ним тащится больной Сотников. Они нарываются
    на полицаев. Рыбак улепетывает с овцой, Сотников улепетывать не
    может, поэтому стреляет в полицаев и одного из них задевает. Но
    и полицаи ранят его в ногу. Этот простуженный теперь еще и хрома-
    ет. Оба партизана вваливаются в хату к тетке Дёмчихе. Она не
    рада, но и не гонит. Я по этому поводу молчу, потому что всем
    случается ошибаться. Но вдруг прибывают полицаи, и тетка прячет
    партизан на чердаке. Полицаи в доме. Сотников кашляет вместо
    того, чтобы зарезаться ради товарища, хозяйки и ее детишек.
    Полицаи собираются обыскать чердак. Можно было бы дать им бой,
    но Сотников в состоянии только шкандыбать и переживать свою
    экзистенцию. Поэтому Рыбак ждет, что Сотников спустится с
    чердака, и полицаи этим ограничатся. Но "Сотнiкаў не варухнуўся".
    Полицаи лезут наверх. "Сотнiкаў, падкурчыўшы босую параненую
    нагу, трымаўся за комiн i кашляў <ненавижу больных!>. Цяпер ўжо
    можна было не стрымлiвацца и накашляцца ўволю. Як нi дзiва, але
    ён не надта спалохаўся палiцаяў, не дужа баяўся расправы <так
    зарезался бы!> — яго ашаламiла ўсведамленне ўласнай вiны, што
    гэтак падвёў Рыбака, ды i Дзёмчыху, якой цяпер таксама не
    паздаровiцца <мягко сказано!>. Ён вельмi шкадаваў <я тоже>, што
    не застрэлiўся, пакуль меў вiнтоўку…"
      Полицай толкает Сотникова. Наверное, тоже не любит немощных.
    "- Што вы робiце, злодзеi! Ён жа ранiты, цi вы не бачыце! Людаеды
    вы! — закрычала Дзёмчыха. Старшы палiцай важна павярнуўся да
    таго, у кубанцы.
    — Стась!
      Той, вiдаць, ужо ведаў, што ад яго патрабавалася, — дзерануў з
    вiнтоўкi шомпал i з вiскам выцянуў iм па жанчыне.
    — Ой! <интересная реакция на удар шомполом: я бы наверняка кричал
    "а-а-а!">
    — Сволач ты! — трацячы разважлiвасць, сiпата выкрыкнуў Сотнiкаў.
    — За што? Жанчыну за што?"
      Да как за что?! За оскорбления! Еще очень сдержанный полицай
    попался: такой издерганный человек, как я, на его месте саданул
    бы прикладом, а не возился бы с шомполом.
      Дёмчиха, мать трех детей, невинная жертва Сотникова — великий
    женский образ, добавленный Быковым в белорусскую литературу. Вот
    как она уговаривает полицаев оставить ее в покое: "Праклятыя вы!
    Каб вам нядзелi не дажыць! Каб вы мацi сваiх не ўбачылi!" "На
    каго я дзяцей пакiну, гадаўё вы немiласэрнае!" "Звяры! Фашысты!"
    А еще персонально: "Ах ты погань нячыстая! Ты мяне парпакаеш
    яшчэ, запраданец нямецкi! Што я зрабiла вам?" "Бандытаў хавала" —
    сдержанно отвечает на этот словесный понос полiцай. Истеричка,
    одним словом. Я таких встречал неоднократно. Пока им пасти не
    заткнешь, не успокоятся ни за что. В конце концов полицаи гуманно
    заталкивают ей в рот рукавицу. Тогда заводится недобитый правоза-
    щитник Сотников: "Падлюгi!" Но полицай вместо того, чтобы выбить
    ему прикладом все зубы, отвечает: "Ты, заступнiк! Адвярнi нюхаў-
    ку, а то красную юшку спушчу." Этот полицай не иначе на коммунис-
    тов работает, гад.
      Сотников мне уже противен: кашляющий, полудохлый, нарвавшийся
    на пулю, напрашивающийся на мордобой, подведший товарища…  Я
    хотел еще сказать "и женщину", но подумалось, что надо все-таки
    очищать землю от истеричек. Может быть, даже любой ценой. Ведь
    многим сотням людей такая дрянь за свою жизнь испортит настрое-
    ние! А многим испортят потом они сами, заведенные психованной
    глупой сучкой! И в результате на сколько лет одна единственная
    истеричка сократит людям жизнь? Если суммировать все сокращения,
    может набраться больше, чем на один человеческий век. Была,
    кстати, в белорусском народе поговорка: не всех дурных война
    убила. Но что-то давно уже войны не было, так что эта поговорка
    постепенно вышла из употребления.
      Рыбаку, наконец, открылось, к чему приводит неправильно пони-
    маемый гуманизм: "Рыбак ужо выразна зразумеў, што калi б не
    Сотнiкаў, не яго прастуда, яны б напэўна дайшлi ўжо да лесу. Ва
    ўсякiм разе палiцаi б iх не ўзялi."

                                *  *  *

      По-видимому, одна из причин успеха посредственного писателя
    Быкова — его теплый, можно сказать, еврейский подход к "еврей-
    скому вопросу". Скажем, в повести "Сотников" белорусские селяне
    прячут от немцев еврейскую девочку Басю. Еще в какой-то его
    повести, помню, был старательный, хоть и бестолковый, очкастый
    филолог Фалер, который погиб в бою не бог весть каким, но
    все-таки героем.
      Дело в том, что великих писателей (и вообще великих людей)
    последние сто лет у нас, похоже, делает преимущественно еврейская
    интеллигенция: кто ей чем-то понравится, того и продвинут, а кто
    хотя бы вызовет подозрение в наличии "черносотенного" уголка в
    своем нутре (к примеру, произнесет без шипения слово "фашист"),
    того тихо придушат неявным бойкотом. Нет, его не станут разобла-
    чать: он просто будет обнаруживать себя последним в разных нужных
    списках, а то и вовсе туда не попадет. Люди вроде Быкова подсека-
    ют такие вещи вовремя, а подобным мне простакам они если и откры-
    ваются, то лишь тогда, когда все шансы уже профуканы. О, конечно,
    я не смогу доказать, что, к примеру, поэт Евгений Евтушенко напи-
    сал свой "Бабий Яр" с потаенной мыслью. Но я ведь не следователь,
    чтобы утруждать себя доказательствами: мне достаточно и подозре-
    ния. На доказательствах далеко не уедешь — и этим как раз и
    пользуются.
      А вот и любезность Быкова по отношению к КПСС (я был уверен,
    что где-нибудь на что-то подобное наткнусь!): "Праўда, за пяць
    партызанскiх месяцаў ён нешта зрабiў для свайго абавязку гра-
    мадзянiна, байца i камунiста." Это про саботажника Сотникова.
    (И кстати, узнаваемый быковский стиль: "зрабiў для свайго
    абавязку"! Почти по Джону Кеннеди: "Не спрашивай, ЧТО твоя обя-
    занность сделала для тебя — спроси, что ТЫ сделал для своей обя-
    занности!" А может, это полонизм? Я ведь такой малокультурный…)

                                *  *  *

      К вопросу о "сложной жертвенности".
      Ну, предположим, что убить товарища ради своего спасения недо-
    пустимо. А, к примеру, убить полтоварища (т. е. одного товарища
    на двоих)? А избить товарища с целью самому остаться в живых? И
    что делать, если в такого рода положении окажутся не два-три
    бойца, а вся армия? Ведь если вся армия красиво погибнет, не
    желая жертвовать одним солдатом, то кто будет защищать страну?
      Можно представить, как бы это выглядело, если бы всякий пойман-
    ный партизан немедленно заявлял, что всегда хотел быть принятым
    в полицию, но стеснялся об этом попросить. Партизану тут же
    предлагали бы для доказательства своей искренности убить двух
    других пойманных партизан (тоже желающих стать полицаями) или
    просто двух теток, задержанных за торговлю самогоном на базаре.
    Если тетки не противные, то от убийства их можно и отказаться,
    мотивируя это тем, что ты за справедливость, хоть и суровую.
    А партизан почему бы и не убить? Нечего им в плен сдаваться,
    между прочим! А при первом удобном случае можно сбежать обратно
    к партизанам, укокошив предварительно несколько полицаев из тех,
    которые не из партизан и вслух не мечтают стать партизанами.
    Если бы из каждых трех попавшихся партизан один возвращался в
    строй, это было бы замечательно! Правда, немцы, заметив
    тенденцию, начали бы убивать подряд всех схваченных. Но это тоже
    неплохо: никакой действительный предатель не пополнил бы собой
    полиции.
      Единственное настоящее предательство быковский Рыбак совершил,
    когда сказал, в каком лесу скрывается партизанский отряд, хоть
    и чужой. Но это можно объяснить как вызванную волнением ошибку.
    Отряд можно было поместить в любой окрестный лес — лишь бы был
    побольше и погуще. И кстати, Рыбак не мог точно знать, где нахо-
    дится в текущий момент чужой отряд. Быкову понадобилась эта при-
    тянутая за уши грязная деталь, чтобы образ вышел поотрицательнее.
      А, скажем, пленных пытать — красиво? Берут, к примеру, наши
    "языка" перед самым своим или вражеским наступлением, а "язык" —
    в красивую позу: не скажу ничего, хоть режьте. Его, конечно,
    похвалят, но будут резать — пока не скажет. Потому что цена его
    информации — тысячи жизней товарищей.
      А знаменитое "вызываю огонь на себя"? Кроет артиллерия по
    своим, поскольку чужих вокруг этих своих во много раз больше, и
    своим вряд ли выжить всё равно, да они и сами просят. Но вылезает
    потом на трибуну съезда академик Сахаров и заявляет, что наша
    армия такая сволочная, что стреляет в Афганистане по своим.
      А на подводных лодках что вытворяют? В случае течи поврежденный
    отсек борется за выживание самостоятельно, а из соседних отсеков
    обычно только смотрят в окошки и сочувствуют.
      А отличный советский фильм "Вариант "омега" В этом фильме
    мало того, что разведчик после своего провала имитирует сотрудни-
    чество с врагом, так этот его ход еще и предусматривается в плане
    операции и кодируется греческой буквой,  упоминаемой в названии
    фильма. Когда нацисты пытают на глазах разведчика русского воен-
    нопленного и предлагают разведчику спасти тому жизнь своим при-
    знанием, разведчик ЖЕРТВУЕТ несчастным военнопленным и признания
    не дает.
      Противоположный пример описан самим Быковым и даже в том же
    "Сотникове": финский снайпер подстреливает советского бойца, но
    специально не насмерть, и тот лежит и надрывно стонет. Другой
    боец — неправильно воспитанный — прется его вытаскивать.
    Снайпер его тоже подстреливает, и стонут уже оба. Третий боец
    рвется помочь товарищам, и вот уже трое своих нуждаются в срочной
    помощи. И так пока не исчерпается контингент Сотниковых в подраз-
    делении. Чем больше Сотниковых в воинской части, тем менее она
    боеспособна. Они или саморефлексируют на боевом посту, или кашля-
    ют в разведке, или неделями умирают на руках у товарищей, получив
    пулю в живот после того, как высунулись без приказа. Японцы
    попробовали кое-какой способ избавления от таких личностей:
    агитировали их становиться камикадзе. Правда, толку от них было
    мало и в этом случае: вместо того чтобы поточнее направлять свои
    самолеты-снаряды во вражеские авианосцы, они дожевывали свои
    последние соображения по поводу смысла жизни и падали куда
    попало.
      Так можно ли пожертвовать одним человеком, чтобы спасти двух
    других — не худших, чем он? А можно ли пожертвовать жизнью деся-
    ти человек, чтобы спасти одного, но превосходящего их всех вместе
    взятых? На войне это делают сплошь и рядом. Война — это вообще
    жертвование одними ради других, причем без испрашивания разреше-
    ния. Сколько стоит человеческая жизнь? Варианты ответа: 1. Столь-
    ко, сколько средств на нее израсходовано необходимым образом.
    2. Столько, сколько дохода она может принести. 3. Столько, сколь-
    ко убытка она может причинить, прознав про то, что ею собираются
    пожертвовать.
      Тема абсолютной ценности человеческой жизни — для ни за что
    не отвечающих любителей выставлять напоказ свои размазанные по
    физиономии гуманные сопли. Ею попросту кормятся бессовестные
    интеллигенты, эксплуатирующие нормальный страх не очень умных
    людей перед смертью.
      Бережное отношение к чужой жизни — это всего лишь любезность в
    расчете на взаимность и в надежде, что это не приведет к большим
    проблемам.
      Невозможно сконструировать общество, в котором бы одни не
    решали за других, одни не притесняли других, одни не жертвовали
    другими (ради третьих или даже ради самих себя). Но можно небез-
    успешно добиваться, чтобы указанное совершалось в меньшем масшта-
    бе и не по абсурдным поводам.

                                *  *  *

      С чего я решил, что Рыбак, повесив Сотникова, вернулся к войне
    с нацистами? Я это допустил. А если он и не вернулся, так ведь
    Быков считает, что сталинский социализм — не намного лучше
    нацизма.
                                *  *  *

      Быков подталкивает читателя к мысли, что Сотников в итоге хоро-
    ший, хоть и был всё время с дефектами, а Рыбак в итоге плохой,
    хоть и показывал себя справным бойцом. Этот парадокс, наверное,
    очень умилял советских быковедов. Поскольку сложная жертвенность
    была среднему советскому дураку непонятна, то в нем таким образом
    полагали культивировать жертвенность в упрощенном варианте: пусть
    умрет за Родину хотя бы так. Нам самом же деле культивировали
    абсурд. С моей точки зрения, которая мне, конечно же, представля-
    ется более правильной, чем чья-либо другая, Рыбак был и до конца
    книжки остался хорошим (только напоследок сильно вляпался, так
    что вряд ли отмоется), а Сотников был и до конца книжки остался
    тормозом, пентюхом, балластом, путаником, никчемным человечком.
      Сотников — интеллигентишка с опасным вздором в голове. Ему
    собственная красивая поза важнее дела, которому он, вроде бы,
    вызвался служить. Когда Рыбак оказался вынужден наспех решать
    сложнейшую моральную проблему, не имея для этого ни подходящего
    образования, ни жизненного опыта, интеллигентишка Сотников вместо
    того, чтобы помочь товарищу, ушел в любование своей непреклонной
    особой.
      Сотников мил интеллигентам тем, что он квёл, как они сами:
    переться на бойню гордой овцой — это лучшее, на что большинство
    из них способно.
      Вот уже Сотникову повырывали ногти на допросе. "Мусiць, не
    выжыве" —  подумал Рыбак с надеждой. "Ён сам зразумеў нялюдз-
    касць свайго жадання, але, колькi не думаў, вяртаўся да высновы,
    што так будзе лепш." Надо было пойти еще дальше и попросту при-
    душить Сотникова. Если бы у Сотникова было благоразумие, он бы и
    сам об этом попросил: не имеешь сил (или веревки), чтобы пове-
    ситься — попроси товарища, чтобы он тебе помог. Этим ты лишишь
    врагов возможности устроить спектакль твоей публичной казни.
    Досадишь им, так сказать. Но Сотников не торопится — как будто
    наслаждается своей стойкостью.
      Я не знаю, как бы повел себя в подобной трудной ситуации я сам:
    я вовсе не стоек, о чем и предупреждаю друзей всегда, когда они
    пробуют вовлечь меня во что-нибудь слишком сомнительное (мой опыт
    общения с зубоврачебным креслом убеждает меня в том, что я плохо
    переношу боль, а моя тщательная забота о своем здоровье выдает во
    мне большую любовь к жизни и расчетливость). Может, я ползал бы
    на коленях перед следователем и молил о возможности собственно-
    ручно придушить еврейскую девочку. Я говорю здесь всего лишь о
    том, какие действия НАДО представлять в художественном произве-
    дении как правильные и неправильные. Конечно, люди нередко посту-
    пают и абсурдно, но если ты суешь этот абсурд публике таким
    образом, что можно понять его как рекомендуемый тобой образец для
    подражания, то ты мерзкий абсурдист.
      Сам-то Быков, скорее, всю жизнь выкручивался, как Рыбак, а не
    выпендривался, как Сотников: вступил в коммунистическую партию,
    не без поддержки этой партии стал секретарем Гродненской област-
    ной писательской организации, попал в депутаты Верховного совета
    БССР и т. д. Но нам он как бы предлагает брать пример с Сотни-
    кова.
      Сотников — не герой, поскольку в его действиях нет элемента
    самопожертвования (скорее, этот человек жертвует другими ради
    возможности полюбоваться собой в красивой позе). Ну, разве что
    он немного жертвует собой ради Рыбака, когда сам лезет в петлю.
    В этакой белорусской манере. Все же прочие его действия — почти
    сплошное создание проблем Рыбаку, выполняющему важное задание.
    В конце концов Сотников добивается в этом деле полного успеха.
    Упаси меня Боже когда-нибудь оказаться в паре с подобным ЧМОМ.
    Рыбак — вот человек, с которым не пропадешь. А если все-таки во
    что-то влипнешь, то быстро сговоришься с ним о том, как выкру-
    титься. А если он выкрутится за счет тебя, то порадуешься за
    такого справного товарища. Ради подобного человека и жертвовать
    собой не противно: знаешь, что спасаешь борца, а не тряпку.
      Ну зачем в самом деле жертвовать собой ради таких вздорных
    людишек, как Сотников или ради таких тяжелых истерических
    психопаток, как Дёмчиха? Чтобы Сотников и дальше губил боевых
    товарищей, а Дёмчиха терроризировала население? Для этого надо
    быть совсем уже отчаянным идеалистом — не меньшим, наверное, чем
    Иисус Христос. Ради девочки Баси — еще куда ни шло. Но вдруг и
    из нее вырастет кто-то вроде Клары Цеткин?!
      В ответ на мои неоднократные замечания по поводу дефицита идей
    у Быкова мне указали на неправильное понимание мною художествен-
    ной литературы: она не излагает идеи в четких формулировках, а
    выражает их образами. А образы уж трактуй, как хочешь. Если
    трактонешь хорошо, это будет заслуга автора, а если плохо, это
    будет твоя собственная ошибка. А если и вовсе никаких идей не
    разглядишь, тогда ты просто дурак, братец. В общем, тебе
    подсовывают "Черный квадрат" Малевича, а остальная работа уже
    твоя.
      А еще мне говорили: полезность, а может, и величие "Сотникова"
    уже в том, что эта повесть подтолкнула твою околофилософскую
    мысль. Позвольте, отвечаю я: так можно договориться до того, что
    все мои глубокие и бесценные замечания насчет "сложной жертвен-
    ности" и выживания на войне — это и есть те самые идеи, которые
    Быков стремился до всех донести. К тому же, сама по себе эта по-
    весть ни к чему бы меня не подтолкнула. Меня подтолкнула раздутая
    репутация Быкова. А моя мысль была направлена на борьбу с быков-
    ским "творческим продуктом". И аналогично можно было бы, скажем,
    ставить в заслугу Гитлеру возникновение Организации объединенных
    наций.
      Впрочем, некоторые настолько изощряются в разгадывании худо-
    жеств, что умудряются разглядеть великое даже в "Черном квадрате"
    Малевича. В общем, повесть Быкова "Сотников" — подрывное
    произведение, и только. Очень похожее на мелкую идеологическую
    диверсию. Одна такая вещь, конечно, большой гадости не делает,
    даже если много о ней трындеть, но если значительным количеством
    подобной литературы пичкать молодые мозги в стране в течение
    нескольких десятков лет, то очень трудно не потерять потом
    государство.
      В общем, великий писателишка ущербной нации.

                                *  *  *

      Эх, разве не удручает, что во всей… ну, скажем, не популяр-
    ной, а выпячиваемой белорусской литературе, похоже, не отыщется
    ни одного писателя, который тянул бы на "властителя дум"? Я не
    употребил слова "популярной", потому что на моей памяти были
    только два случая, когда белорусские произведения вызвали стихий-
    ный народный интерес. Один из этих случаев назывался "Дикая охота
    короля Стаха", а другой — "Черный замок ольшанский" (да и то
    оба в русском переводе). Светлая память Короткевичу. Без него был
    бы и вовсе позор. Чехи не многочисленнее нас, но у них есть Гашек
    и Чапек. Венгров тоже совсем мало, но они могут указать на Мора
    Йокаи, и Енё Рейто, а может, и на кого-то еще. Совсем немного и
    болгар, но я могу назвать хотя бы Богомила Райнова. О, конечно
    же, я в состоянии высказать какие-то соображения насчет такой
    белорусской странности, но меня и без них что-то вовсе не
    торопятся публиковать.

    30.06.2003:
      "Быков как бы проводит необычную для советских времен мысль,
    что евреи тоже люди…"
      Крыся, представления о советском антисемитизме у советских
    евреев отличались сгущенными красками. В любом государстве все
    или почти все социальные группы (и не только этнические!) в той
    или иной форме притесняются. Точнее, загоняются в какие-то фор-
    мальные или неформальные рамки, которые не совпадают с рамками
    других социальных групп. Поэтому, к примеру, некоторые не без
    оснований говорят и о советском антибелорусизме, и даже о совет-
    ском антирусизме. Да еще как пылко и убедительно говорят. Но дело
    в том, каждой социальной группе притеснения, которым подвергается
    она, кажутся наиболее значительными и наиболее несправедливыми.
      Далее, утверждать о том, что еврей не присутствовал "на общих
    правах" в советской литературе — неверно. Вот некоторые примеры:
    у Шолохова в "Тихом Доне" — Штокман, у Толстого в "Хождении по
    мукам" — Лёва Задов, у Симонова в "Живых и мертвых" — фотограф
    Миша. Я специально привожу примеры из РУССКИХ писателей, а не из
    русскоязычных еврейских, вроде Юрия Германа, Бориса Васильева,
    Юрия Бондарева, Василия Аксенова и др.
      Кого действительно игнорировали в советской литературе и
    унижали в советском фольклоре, так это чукчу.

    02.07.2003:
      Поборники Быкова могут заявить, что не возражают против моей
    защиты Рыбака, моего неприятия Сотникова и даже моей теории
    "сложной жертвенности", но во всей этой рыбацко-сотниковской
    коллизии видят лишь быковскую антивоенную пропаганду: мол, война
    так отвратительна, что как ни поверни — плохо. Но у меня и на
    это есть что возразить. Я вижу у Быкова не пропаганду против
    войны (как своеобразного проявления жизни), а пропаганду против
    жизни вообще: неявное подталкивание читателей к самоубийству.
    Ничто иное у меня при восприятии быковских художеств не напраши-
    вается. Вряд ли кто будет отрицать, что человеку, начитавшемуся
    Быкова, желание повеситься придет скорее, чем человеку, начитав-
    шемуся, скажем, Дюма. А если оно не придет или придет не очень
    сильное, то все равно влияние Быкова проявится в какой-нибудь
    разрушительной дурости: например, в пристрастии к табаку или к
    выпивке. (Что же касается моих мизантропических произведений, то
    от них должно приходить желание кого-нибудь повесить. А хоть бы
    и автора.)
      Быков против войны? Бога ради: я войны не хочу. Особенно войны
    дураков, как у Быкова. Но почему он не выступает, к примеру, про-
    тив автомобилей? Война бывает редко, а автомобили повсюду и каж-
    дый день. Чтобы какие-то говнюки могли хвастаться своим железом
    на колесах, любить быструю езду и т. д., я вынужден дышать пылью
    и выхлопными газами (из-за чего сокращается моя жизнь, то есть
    имеет место частичное убийство меня), и к тому же рискую и вовсе
    быть раздавленным. И ведь автомобильщики жертвуют мною даже не
    ради собственного выживания, а ради блажи. Но Быковы понимают,
    что обличать войну — это безопасно и выгодно, а если будешь
    обличать автомобили (или что-то подобное), то можешь быстро
    свернуть себе шею в наше неспокойное мирное время. Я вот никак
    не решусь на это дело и ищу Сотниковых, готовых сунуть голову в
    петлю вместо меня. А что? Для них это была бы очень красивая
    поза! Мне-то на позу чихать — лишь бы автомобилей стало меньше.
      Есть люди здравомыслящие: они сознают, что общество не может
    существовать без того, чтобы жертвовать одними ради других; без
    того, чтобы кто-то за кого-то решал, не испрашивая у того
    согласия. Эти люди обеспечивают существование общества. И, среди
    прочего, делают возможным существование людей вздорных —
    Сотниковых и Быковых — своеобразных паразитов, которые не могут
    создать жизнеспособное общество на своих утопических принципах,
    но красиво и безответственно болтают про абсолютную ценность
    человеческой жизни и про недопустимость того, чтобы одни решали
    за других, кем и ради чего жертвовать.

                                *  *  *

      Дорогая Крыся!
      В многонациональном государстве всякий этнос хотя бы чуть-чуть
    притесняется, но у евреев принято поднимать по этому поводу наи-
    больший хай. С запасом. Чтоб неповадно было даже и пробовать.
    Поэтому в советской литературе, да и в русской после 1850-х,
    еврей — персонаж почти исключительно положительный, если
    присутствует вообще (от греха подальше!). Последний значительный
    писатель, который рискнул показать неположительного еврея, —
    это, наверное, Гоголь со своим "Тарасом Бульбой". Ну, были еще
    Булгаков (со Швондером) и Ильф-Петров (с Кислярским), так их ведь
    и не публиковали особенно. А с чего бы?
      Я понимаю, что Вы всего лишь бездумно повторяете расхожий миф
    своей среды. Потому что если подумаете (а делать это Вы умеете),
    то наверняка придете к выводу, что я не совсем неправ. И что тема
    "Быков и еврейский вопрос" — хоть и маленькая, но примечательная
    своей типичностью.
      И еще. Учитывайте, что русские живут с евреями "двести лет
    вместе", а мы, белорусы, — много больше. Так что у нас "еврей-
    ский вопрос" проработан, можно сказать, уже на генетическом
    уровне, и простенькие хохмы, вроде быковских, — вполне эффектные
    для какой-нибудь Москвы или Швеции — здесь иногда не проходят.
      Национальное самосознание, национальная идея, национальная
    философия — вещи довольно тонкие и уязвимые, особенно если нации
    этой не набирается и десяток миллионов. Чтобы затормозить или
    даже разрушить процесс их становления, нужно совсем немного
    усилий: добавишь проблем десятку местных припыленных гениев —
    и достаточно. Бывает, и тормозишь-то не сознательно, а всего лишь
    непониманием и прохладцей.
      Так вот, причина неразвитости белорусского самосознания, по
    моему мнению, — в большой доле евреев в среде местной интелли-
    генции. Надо учесть, что до революции евреи составляли 8% насе-
    ления Беларуси, то есть по относительной численности их было
    здесь чуть ли не больше, чем еще где-либо в мире. Половина насе-
    ления белорусских городов таскалась в синагогу, а не в церковь.
    Сразу после революции еврейская молодежь ринулась в институты и
    университеты, из-за чего большая часть студентов говорила на
    идише лучше, чем на белорусском. Далее, ввиду особенностей нацио-
    нального психического склада, еврей охотно тянулся в  искусство,
    в преподавательскую деятельность, в журналистику, поэтому
    белорусский Стась везде получал в качестве учителя, редактора и
    цензора еврейского Ёсю с его еврейским мировосприятием. В итоге
    уникальная возможность становления белорусскости в 1920-е была
    профукана. (Кстати, курьезный факт: в школе, которую я когда-то
    осчастливливал своими посещениями, белорусский язык преподавали
    две еврейки: сначала одна, потом другая, но обе бездарно препода-
    вавшие и противные. Наверное, это одна из причин того, что я до
    сих пор не могу себя заставить заговорить на белорусском.)
    Сегодня почти то же самое. Только вдобавок взросло поколение
    еврейскомыслящих белорусов… Я в принципе не возражаю против
    еврейского мышления: Бога ради, всему отыщется подходящее место.
    Но дайте же мне возможность думать и жить по-белорусски. Без
    спуда еврейских "общечеловеческих" ценностей.

                                 *  *  *

      Очередное возражение быковедов на мою критику их кумира было
    такое: я прочел не всего Быкова, а следовательно, сужу о том,
    чего не знаю. Ну что на это можно ответить? Я сужу о вещах, какие
    прочел. Если эти вещи — только "части целого", которые сами по
    себе мало что значат, то он пишет, я бы сказал, несколько разма-
    шисто, иными словами, опять-таки плохо. Кстати, я не читал и
    "всего Достоевского". Но из того, что прочел, половина мне понра-
    вилась. Может, повезло. Аналогично я не нашел времени осилить
    "всего Анатоля Франса", но из того, что прочел, понравилось много
    больше половины. Я не прочел даже "всего Ницше", а из прочитан-
    ного понравилось только 10 процентов, но зато понравилась очень
    сильно. Я вообще не охватил никого (и ничего!) "всего", так что,
    наверное, по большому счету ни о ком (и ни о чем!) судить не
    вправе. А ведь приходится.
      Прочитавшим "всего Быкова", конечно, было бы очень неприятно
    признать, что потратили время зря. Впрочем, наверняка есть люди,
    которым Быков в самый раз. Меня к таким людям не тянет, даже если
    они другого пола и в приятном возрасте.
      Редактор отдела критики в журнале, в который я пробовал при-
    строить свои заметки о Быкове, отверг их под тем предлогом, что
    я не изучил "критических" работ советских быкововедов и особенно
    некого Бугаёва. Ну вот, оказывается, мало даже изучить "всего
    Быкова". А любопытно: газетные дифирамбы "совести нации" пишутся
    исключительно людьми, изучившими "всего Быкова", а также "всего
    Бугаёва" и всех прочих "критиков"?

                                *  *  *

      Один поклонник Быкова страстно уверял меня, что тот — не
    меньше, чем пророк. Я оказался настолько ошарашен открытием у
    Быкова еще одной ипостаси, что не сподобился попросить своего
    оппонента предъявить мне хоть какие-нибудь пророчества
    белорусского Нострадамуса — не обязательно сбывшиеся. Так жаль:
    ведь можно было насладиться тем, как этот поклонник мучит себя
    тщетными поисками.

                                *  *  *

      Почему я не держу при себе своего мнения о Быкове, так раздра-
    жающего некоторых? Да потому что надо бороться за спасение согра-
    ждан от охмуряющего воздействия всяких быкововедов и быковолюбов.
    Мне ведь потом с этими людьми жить! А мне хватает проблем и от
    тех дураков, абсурдистов и нравственных уродов, какие уже есть.
    Ну, в самом деле, скажите честно: чему хорошему могут научить
    книги Быкова? Патриотизму? Но Родина у него ужасна, особенно ее
    люди. Любви к белорусскому языку? Нет, не с его стилем. Может,
    оптимистичному взгляду на мир? Не похоже… Неужели стремлению к
    правде?!